Всю ночь шла подготовка к отправлению военного эшелона.

К утру был подан железнодорожный состав и началась погрузка людей и техники, которую удалось переправить через Днепр.

Мендл и его однополчане так и не смогли найти свою часть. Однако им удалось примкнуть к другому артиллерийскому полку, и их зачислили в топовзвод.

- Говорят, едем в тыл на переформирование, потом в Иран - наши-то вместе с англичанами на днях вошли туда, - сказал Павел, устраиваясь поудобней в углу теплушки. - А на смену сюда прибывают свежие кадровые войска из Сибири.

- Если это действительно так, - отозвался Серго, - то, может быть, скоро наступит перелом. Сибиряки, а тем более кадровые, воевать умеют.

- Смотрите! - вдруг закричал Мендл, который еще не успел подняться в вагон и стоял снаружи.

Почти весь левый берег Днепра в утреннем предрассветном тумане вспыхнул огнем тысячи орудийных залпов. Вслед за этим вздрогнул и напрягся утренний воздух. Правый, теперь уже вражеский берег, вздыбился сплошной стеной взрывов. В одну минуту все высыпали из вагонов. Стояли они, выпрямив свои спины, сгорбленные под тяжестью мучительных непрерывных поражений. Их лица, озаренные вспышками артиллерийского огня, светились гордостью и надеждой, которую они уже считали потерянной и которая вдруг, буквально на глазах, встала из пепла. Западный берег стонал и извивался, словно в геенне огненной, и всем, кто это видел, казалось, что заклятый их враг окончательно повержен, смешан с землей, камнями и сгорает, наконец-то, в праведном пламени.

Кто-то крикнул:

- Ребятки, это конец нашему позору! Не может того быть, чтобы мы не победили! Есть еще у нас силенка! Остер топор, да и сук зубаст! Наполеона в свое время вышвырнули из России, и Гитлеру тоже выдадим по первое число.

Более получаса длился артобстрел.

Состав был отправлен, и шел он в направлении от фронта в тыл, однако часто останавливался и больше простаивал, чем двигался.

- Ибрагим, а Ибрагим, - шепотом обратился кто-то в тишине вагона к своему соседу, опасаясь разбудить других, - твой родной язык похож на иранский?

- Бог его знает, может и похож, - с акцентом ответил сосед сонным голосом.

- А то захочешь чего купить или просто в городе по малой нужде сходить и спросить не сможешь, где ж тот туалет находится.

- Если очень приспичит, то и по турецки заговоришь.

- А кто сказал, - отозвался кто-то еще сквозь тяжелый кашель, - что такую шантрапу в обмотках пустят за границу? Срамота какая! Тем более, что там еще и англичане.

Павел всячески пытался уснуть и не мог. Его сильно взволновал артиллерийский налет на немецкие позиции.

- Подумаешь, на границе возьмут и переоденут. Да так оденут, побреют, накормят, что все молодые персиянки будут наши.

Павел лежал на спине, слушал этот разговор, потом заключил его четверостишием Есенина:

- Ну, а этой за движенья стана,

Что лицом похожа на зарю,

Подарю я шаль из Хороссана

И ковер ширазский подарю.

Воцарилась неожиданная тишина.

Всего-то несколько слов, когда-то и как бы невзначай сорвавшихся с уст великого поэта, вернули вдруг сладостное ощущение прежней, недавно утерянной жизни, возродили в сказочных красках ее свет и радость: для кого - огонек ответной любви в глазах любимой или согревающий душу домашний уют после тяжелой трудовой смены; для другого - просто хрустальную россыпь утренней росы на рассвете мирного дня.

К утру недалеко от станции Пирятин прозвучала команда на выгрузку. Приказано было выбрать боевые позиции и установить пушки.

- Есть подозрение, дорогие мои товарищи, что нас и на самом деле не пустят в Иран в обмотках, - сказал Серго, когда взвод выгрузил с повозки свое имущество.

Спустя некоторое время кто-то заметил:

- Ребята, послушайте! Где-то недалеко стреляют пушки.

- Брось панику разводить. Мы за ночь углубились далеко в тыл, уверенно отозвался пожилой красноармеец, закручивая козью ножку, - это не что иное, как гроза на севере! По тучам видно.

- Гроза, говоришь? А зачем тогда занимать боевые позиции?

- Надо же, какую серость всякую набрали в армию! - от возмущения у пожилого красноармейца не разгоралась козья ножка, и он нервно зажигал одну спичку за другой. - Запомни, сосунок, на любом привале воинская часть должна быть готова к бою! Вот так-то.

Командир взвода, коренастый, среднего роста мужчина, отдавал распоряжения. Взводу приказано было к концу дня "привязать" на карту огневые. Подчиненных, знающих это дело, было совсем мало. Несмотря на походное состояние, требовалось хоть как-то ознакомить новичков с тем, как пользоваться географическими картами местности, артиллерийской линейкой и другими приборами.

Взвод разместился в одном из домов деревни, расположенной в глубокой излучине небольшой речушки. Единственная дорога, которая связывала деревню с внешним миром, шла через деревянный мост на этой реке.

Пребывание в деревне длилось несколько дней, и все больше становилось очевидным, что приказ о занятии боевых позиций здесь, за сотню километров восточнее Днепра, не лишен смысла.

Движение войск по расположенному недалеко большаку, который связывал города Лубны и Пирятин, с каждым днем увеличивалось. Над этой дорогой немцы почти непрерывно вели воздушную разведку.

И днем и ночью слышна была далекая канонада, доносившаяся сначала с севера, а потом и с юга. Все больше и больше ощущалось дыхание предстоящей очередной грандиозной битвы.

Началась усиленная бомбардировка большака. Связь со штабом полка, расположенного за рекой, была нарушена. Посланные туда связисты установили, что штаб ночью срочно снялся с места и отбыл в неизвестном направлении. Снабжение топовзвода продовольствием прекратилось.

- Шеварнадзе, - обратился командир взвода к Серго, - думаю, не ошибусь, если скажу, что любой грузин хороший всадник.

- Так точно! - отчеканил Серго с гордым видом, не подозревая, зачем этот вопрос.

- Оседлайте коня и доставьте донесение в штаб дивизии. Место расположения штаба изучите по карте.

Серго опешил от неожиданности, но не подал виду. Последний раз он лет семь тому назад прокатился верхом на лошади, когда во время очередного отпуска посетил в горах своего племянника, который пас там овец. Однако Серго, не задумываясь, выпалил:

- Есть, товарищ командир!

На выходе из деревни он проехал мост. Был солнечный день, стояла летняя жара. Серго поднялся на высокий противоположный берег реки. По ближайшим проселочным дорогам временами проезжали воинские машины, фургоны, повозки. Перед ним раскинулась широкая степь в утренней дымке и с поднятой дорожной пылью. Окружающий воздух гудел и содрогался от далеких и близких взрывов, выстрелов, от рева самолетных двигателей. Впереди, на расстоянии семи километров - большак. В это время над ним висел рой вражеских бомбардировщиков. Он весь был окутан дымом взрывающихся авиабомб. Небо было усеяно вспышками от зенитных снарядов. По мере приближения к большаку движение войск по прилегающим к нему дорогам все увеличивалось.

- Эй, на лихом скакуне который, ты куда так торопишься? Все оттуда, а ты туда?

Два красноармейца стояли на обочине у грузовика с открытым капотом.

- Не видишь - подмога идет, - сказал один другому. - Фрицу теперь не сдобровать. С такой кавалерией ему явно не справиться. Подожди, друг, немного. Может все-таки скоро бомбежка там закончится.

Серго попридержал коня.

- Ребята, что там, на большаке творится? Мне надо в штаб дивизии.

- Если не секрет, то какой?

Серго измерил глазами одного, потом другого бойца.

- 289-ой, - сказал он.

- Такая нам и не попадалась. Думаю, друг, чего-чего, но штабы вряд ли там остались. Если и были там какие, то в первую очередь, небось, драпанули.

- Почему драпанули?

Двое переглянулись между собой.

- Есть же еще счастливые люди на свете!

- Но большак-то наш? - Серго терял терпение. В голове у него мелькнуло: "Что они, черт возьми, разыгрывают меня, что ли?"