К платформе примкнул скошенный в виде параллелепипеда вагон. Они оказались одни в одной из кабин. Уж очень забавное было ощущение, когда фуникулер стал спускаться вниз. Визжала от восторга Ульяна, а Мендл разошелся и стал громогласно провозглашать:

- Уважаемые граждане, великое путешествие к центру Земли началось! Даже великий Жюль Верн с его неисчерпаемой фантазией не мог предположить, что заманчивые его идеи воплотятся в жизнь менее чем за сто лет. В состав экспедиции включен известный в нашей стране специалист по гидромелиорации наземных и подземных болот Ульяна Прокопчук, уроженка украинского местечка Ружин, весьма знаменитого своими молодыми талантами.

Фуникулер неторопливо и бесшумно уходил по рельсам вниз в полутьму зарослей бузины и рослых акаций.

Взлохмаченная, с округлыми от восторга и удивления глазами белокурая Ульяна вжалась спиной в угол вагона и громко хохотала.

- Известно, что все... - пытался продолжать Мендл.

- Стой, хватит! Теперь я скажу.

Однако Мендл не в состоянии был остановиться.

- Известно, что все истинно талантливые специалисты скромны и не терпят славословий в свой адрес. Вот и Ульяна...

- Может быть, хватит, Мен! Мы уже приехали! - кричала Ульяна, задыхаясь от счастья и радости.

Они вышли по извилистой улице к Днепру и пошли вдоль него к причалу, где в ожидании парома столпилось много горожан, направляющихся на пляж. Причал пестрел множеством людей всех возрастов. Было шумно, хлопотно, весело. Продавали воду, пирожки, бублики. Около касс стояла огромная очередь за билетами. Толчея у самого окошечка, споры по поводу очередности.

Из толпы у касс вырвался высокий парень с билетами в руках и победоносно кричал в сторону стоящей недалеко группе спортсменов:

- Девочки и мужички! Ура! Теперь за весла и вперед! Первые места за нами!

Вместе с ответным "Ура" его товарищей он тут же был награжден и другими словами от тех, кто честно продолжал еще стоять в очереди за билетами под палящим солнцем.

Толпа буквально внесла Менделя и Ульяну на паром.

- О, Господи, - говорила полная пожилая женщина, - ты, Нема, не отец своим детям и не муж моей Лорочке! Я уже не говорю о том, кто ты мне, если уговорил нас на такой ужас.

- Что вы, мамочка, да я уверен, что через полчаса, когда ваше тело обласкает первая прохладная волна нашего Днепра, вы определенно мне улыбнетесь.

- Эх, Нема, Нема, - тяжело вздохнула женщина, - ты забыл, что здесь было в прошлом году с паромом и людьми, сколько людей утонуло.

- Так это же бывает раз в тысячу лет! - отвечал непрошибаемый зять.

А золотой, песчаный, заветный левый берег у прозрачных днепровских вод, усеянных мириадами непрерывно мигающих солнечных бликов, все приближался. Он растянулся далеко на север и на юг. А дальше за ним на восток, на многие километры, щедрая природа разместила могучие сосновые леса Дарницы, Пущей Водицы, Ворзеля - производителей чистого, целебного воздуха, необходимого для жителей растущего большого города.

На пляже было людно и шумно. Молодые, здоровые парни с криком, переходящим иногда в ругательства, гоняли по песку футбольный мяч. Выстроившись в круг, веселая кампания играла в волейбол. Добропорядочные семьи сразу принимались за свои прихваченные из дома съестные припасы. Мамы и бабушки громко призывали своих непокорных детей и внуков долго не купаться, надевать панамку на голову, не пить сырую воду. Картежники примостились у самой воды и с азартом перебрасывались картами и остротами, а в конце каждого кона поднимали страшный тарарам, заставляя проигравшего прыгать в воду с криком: "Я - армянский дурак!"

А по радио Утесов под тончайший аккомпанемент своего джаза выкладывал всю свою душу без остатка в песне, удивительно близкой любому влюбленному и даже еще не влюбленному сердцу:

Отчего ты спросишь,

Я всегда в печали,

Слезы подступая,

Льются через край.

У меня есть сердце,

А у сердца песня,

А у песни тайна, тайна эта - ты.

После первого купания Мендл и Ульяна лежали на песчаном пригорке, смотрели на проплывающие мимо лодки, баржи, а иногда и пароходы. Хорошо было совсем расслабиться и говорить о том, что взбредет в голову.

- Мен, а Мен! Почему тебя называют человеком? Разве просто так не видно, что ты человек?

- Видно, - коротко ответил Мендель.

- А вот и не видно, - стукнула маленьким своим кулачком по песку Ульяна.

- Вроде мы недавно здесь, а ты, кажется, уже перегрелась на солнышке.

- Нет, это просто возмутительно: я умираю от жажды, а он меня еще и оскорбляет.

Мендель вытащил из кармана брюк монету, подошел к стоящему рядом лотку и вернулся к Ульяне со стаканом шипящей газировки.

Она отхлебнула глоток и продолжала свое.

- Теперь я вижу - ты действительно "Мен", - что тебе на английском, на немецком и даже на твоем родном, еврейском.

Мендл вдруг громко засмеялся.

- Ты чего?

- Я вспомнил, как меня выгнали с урока немецкого языка.

- За что же?

- Помнишь Генриховну?

- Как же, "Сушеную Воблу"? Такое не забудешь.

- Она дала мне прочитать и перевести абзац с немецкого. А я пыхтел, пыхтел, аж вспотел, потерял нить и вместо слова "социализм" случайно употребил слово "капитализм" и получилось: - Мендл оглянулся вокруг и убавил голос, - "...только капитализм может по-настоящему обеспечить свободу личности..."

Ульяна громко засмеялась.

- А она что?

- Завизжала, как будто ее полоснули ножом: "Вон из класса!"

Ульяна еще громче зашлась и долго не могла угомониться. А потом сквозь смех:

- Ты, Мендель, всегда нет-нет, да чего-нибудь перепутаешь!

- Ну вот, тебе только расскажи, так ты тут же и пойдешь полоскать человека.

- Вовсе нет. Я еще до того, как ты рассказал эту историю, когда увидела тебя со стаканом в руке...

- Ну и что? Ты, кажется, умирала от жажды...

- Совсем не то. - Ульяна продолжала давиться смехом. - Ты забыл, как мы ставили в клубе коммуны чеховского "Медведя"? Как мы все вместе с Эвелиной Матвеевной готовились и переживали. В начале все шло как нельзя лучше и она, стоя за кулисами, просто сияла от счастья, радовалась за нас. В зале ведь было много зрителей и родители наши.

- Помню, как же! - оживился Мендл. - Я играл роль Луки, слуги. А что? Вначале я очень здорово играл, вел с тобой, помещицей, довольно длинный диалог, и без всякой запинки. Но я очень волновался, в особенности за кулисами. Там была подготовлена рюмка с водой, с которой я должен был скоро выйти на сцену. Я почему-то очень боялся, что ее может кто-нибудь опрокинуть.

- Ха-ха-ха! - громко звенел Ульянин голос. - Теперь мне понятно, почему ты раньше времени приперся с ней на сцену!

- Слышу, со сцены зовут меня "Человек!", и я вместо того, чтобы выйти на сцену и спросить: "Чего вам?", схватил от волнения рюмку - и на выход. И тут же понял, что дал маху. Запнулся, стою с этой дурацкой рюмкой и слышу убийственное для меня - "Дай рюмку водки!"

- Тут ты - "Пожалуйста!" и протянул рюмку. Зал буквально взорвался от хохота и апплодисментов.

- А что, в тот вечер мне больше всех досталось внимания, - Мендл скромно улыбнулся.

- Это уж точно.

Неожиданно Ульяна вскочила на ноги и стремглав припустилась к воде. Мендель за ней. Тяжелые послеполуденные воды Днепра с брызгами расступились перед ними, поглотив их тела. Водная стихия обоим была не страшна - тот, кто родился на раздольных зеленых берегах красавицы Раставицы, не может не владеть искусством плавания. Мендл нырнул с головой и схватил Ульяну за ногу. За что был тут же наказан. Она ловко вывернулась и в тот момент, когда Мендл, истощив свой запас воздуха в легких, стал выныривать, схватила его за голову, навалилась всем телом и заставила его еще раз уйти под воду.

- Держись, Уля, - закричал, кашляя, Мендель, - такие вещи не проходят безнаказанно.

Но она уже ринулась вперед и вовремя выскочила на берег.