- Почему же обидел? Я ее не обижал, - удивился Володя.

- Э, не скажи. Иначе, ни за что бы не ушла танцевать к другому.

"А вот, взяла и ушла, - с горечью подумал Володя, - и ведь не то, чтобы я ее действительно оскорбил".

Глубокой обиде свойственны крайние суждения. Подозрения, легковерие, предположения растут, как на дрожжах, и подводят человека к опасной черте, за которой спокойная благоразумная жизнь отсутствует.

Подумать только, сколько тепла, нежности, преданности и только ей, единственной... Неужели этого можно не заметить, не увидеть, не почувствовать?! И так грубо попрать. Сразу, неожиданно. И потом, совершенно чужой, незнакомый парень. И что? Неужели он может показаться привлекательней? Не в меру огромный, неуклюжий в движениях, на круглом, гладком лице ни капли мужественности...

Но постой, постой. Любой согласится, женщина - загадка. Объяснить, предугадать следующий ее шаг, - совершено невозможно. Так что по части увлечения, любви... может они, только женщины, знают эту тайну, и от мужчин ее оберегают. Чем любовь загадочней, тем она сильней! Может действительно, только они и знают, что такое любовь. И, удерживая в своих руках эту тайну, управляют нами, как того хотят! И каждый их взгляд, улыбка, голос, каждое движение, поступок зиждется на знании законов этой самой великой любви. Любви, которая непостижима для нас, мужчин. Бог наделил, а опыт жизни подтверждает и ими, женщинами, убедительно осознано, что все в мире зависит от них. Вселенная покоится, только на одной лишь главной божественной опоре, - их красоте и очаровании. Это их богатство. И оно, - от бога. И никому, и никогда, и ни за что не лишить их этого дара. Более того, чем чаще звучит "слабый пол", тем настойчивей зреет и проявляется их желание постоянно напоминать о том, что расцвет жизни на земле без них совершенно невозможен.

Сохраняя самоуважение, Володя бросает беглый, как бы невзначай, взгляд в сторону Ани и... о чем они могут так оживленно говорить, смеяться? Так прямо смотреть друг другу в глаза? Никогда не видел столько веселья и счастья в глазах жены своей.

Бесконечная череда мучительных вопросов осаждает его, и он не в силах избавиться от них.

А Анька, тем временем, легко и свободно кружит в вихре блистательного вальса, радуясь своему успеху. Ей важно было подчинить своей воле рослого, стройного устроителя бала. И теперь бьющийся через край восторг стремительного движения переполняет ее сердце.

- Можно мне пригласить Вас на танец? - перед Володей стояла совсем молоденькая русая девчушка. Косички загнутые в разные стороны; веснушки на курносом носу; цветастое короткое платьице; круглые потупленные к низу глазки, застывшие в неуверенности и страхе быть отвернутой.

Володя не сразу опомнился от своих грустных мыслей и ответил скороговоркой.

- Спасибо, конечно можно.

Танцуя, он, незаметно для себя, задавал своей молоденькой партнерше безнадежно устаревший темп, освоенный им еще в студенческие годы. Новое поколение приняло совсем иной стиль. Манеру топтаться почти на одном месте без быстрых движений и поворотов.

Сначала Володя услышал ее удушливый смешок, от которого стали вздрагивать ее плечики. А через некоторое время беззвучный, внутренний смех прорвался забавным тонким хихиканьем.

" Она, конечно, видела, что произошло у него с Аней. Вот, плутовка, только что вылупилась из яичка, а уже уверена в том, что может судить других. Однако, что она находит в этом смешного?"

- Как вас звать?

- Дашей меня зовут, - Дашенька, продолжая посмеиваться, обнажила тесный ряд своих мелких зубов.

- А почему Вы смеетесь?

- Мы тут не так танцуем. Не галопом, а то ведь не поговоришь толком. И понять друг друга тоже нельзя..., если партнеры один от другого так далеко, - на последних словах Даша густо зарделась. Володя был заинтригован:

- А что значит, не понять? И как близко они должны быть?

Даша откинула голову назад и громко начала хохотать.

Потом вдруг серьезно и запальчиво:

- Разве люди говорят только словами? А сердцем, а дыханием...

- Дашенька, - растаял он от такой мудрости и на мгновенье прижал ее к своей груди. - Вы прямо таки прелесть.

Когда Володя возвращался на свое место, Аня, Ольга и Павел уже были там и обменивались веселым разговором. Хотя он, уже немного развеялся, но внутренне был все еще скован, и не готов разумно себя повести.

А что, подумал он, если обратиться к своему собственному сердцу, и поговорить с ним?! Убедить его быть спокойным и выдержанным. Самоубеждение... Это реальная сила, спасающая иногда жизнь человека, стоящего на краю гибели.

" Гибели?! - мысленно произнес он это слово, и ему захотелось громко посмеяться, - Черт возьми, как далеко я зашел. Совсем недавно говорил ей... "Поклонники? Пусть будет их целая куча. Гордиться только буду успехом своей очаровательной жены".

А пока что, перед ним встала проблема, как себя повести в следующую минуту. Ясно, что придавать значения происшедшему унизительно и равносильно признанию собственной слабости. С другой стороны, хотелось бы избежать мучительного притворства и делать вид, будто ничего особенного не произошло.

Аня посмотрела на приближающегося к ним Володю с выражением притворной шалости с еле заметным оттенком вины. Он физически ощутил тепло ее пристального взгляда. Это было ее тепло, только лишь ей присущее. И сердце его на миг притаилось, отбросило все прочь и безрассудно, вслепую припустилось вперед своим крылатым, размашистым ритмом.

В эту минуту вечерний прохладный воздух, благоухающий полевыми запахами, заполнился печальной, полной глубокого драматизма, мелодией. Она начиналась с фортепьянных вступительных нот, которые медленно и с глубочайшей печалью вводили в мир сложных, неразрешимых желаний, необузданных страстей, горьких и безвозвратных утрат. Звуки чудодейственного инструмента в таинственном своем музыкальном звучании несли с собой тонкий, проникновенный рассказ о любви породившей смерть. И Аня, подойдя вплотную к Володе, взяла его руки в свои, склонила свою разлохмаченную на ветру голову к его груди, и нежно сжала его ладони.

Чувственный, выразительный голос талантливой актрисы увлек их в медленный танец словами о трагической любви:

- Милый мой - строен и высок, милый мой - ласков, но жесток, больно хлыщет шелковый шнурок...

Увлеченные богатством короткой фортепьянной увертюры, завороженные необыкновенным мастерством певицы, они танцевали в тесном единении, словно один человек.

А песни накал разгорался в своей драме все больше и больше:

- Как то раз странно у двери, посмотрел сквозь табачный дым, как я в танце увлеклась другим,

Разве в том была моя вина, что цвела пьянящая весна, что счастьем так была полна...

Не сговариваясь, они вдруг остановились. Володя слегка отстранил от себя Анну. Но неведомая сила продолжала удерживать их вместе. Взгляды скрестились и замерли. Каждый из них напрасно искал в глубине души своего партнера ясность, абсолютную искренность. Именно в этой вечной непостижимости заложена непоколебимая сила притяжения двух сердец. Так они продолжали стоять в ожидании трагедийного конца песни. И вот зазвучали роковые аккорды страшной развязки:

В ранний час пусто в кабаке, ржавый крюк в дощатом потолке, вижу друг на шелковом шнурке,

Разве в том была моя вина, что я счастье выпила до дна, а потом, когда судьи спросили:

Ну, а Вы его когда-нибудь любили? Ответила я, понимая. Боже ведь любила, ой, любила!

Теперь я знаю.

В воздухе повисла неожиданная растерянность и безутешная печаль.

Пение закончилось, но заключительное звуки фортепьяно продолжали нести на своих кристально отточенных музыкальных волнах столь мощное величие и богатство человеческих страстей, что пораженные, они еще долго оставались стоять вместе в полном оцепенении. Володя ощутил, как все сильнее застучало его сердце, беспокойно забегали глаза, участилось дыхание. В голове закружился неистребимый вихрь догадок, подозрений, обид. И надо было немедленно вырваться из него, как из страшного сна.