К концу ужина я чувствовала головокружение, тепло и сытость.

Я попыталась помочь женщинам убрать посуду и вымыть котёл с супом, но они прогнали меня на языке, которого я не понимала. Найдя Оливера, прислонившегося к мешкам с картошкой возле костра, я скользнула вниз рядом с ним и улыбнулась огню, так отличающемуся от того, с которым мы столкнулись вчера.

— Я никогда раньше не пробовал такого сладкого мёда, — громко заявил Оливер.

Я усмехнулась, увидев его дикие глаза и румяные щёки.

— Ты сполна насладился им?

Он поднял бурдюк с вином, выплеснув немного жидкости медового цвета себе на колени.

— Никогда!

Потянувшись за бурдюком, я рассмеялась, он держал её вне досягаемости своими длинными руками.

— Женщина, — пробормотал он невнятно. — Ты можешь быть королевской особой, но это не даёт тебе права на мой мёд.

— Оливер! — я бросила поиски его напитка, чтобы убедиться, что нас никто не слышит.

Нас не услышали. Толпы людей, как Теновианских, так и Каволианских, были вокруг нас, но никто, казалось, не заметил его вопиющего промаха.

Он тоже не заметил. Он откинул голову назад и выпил ещё мёда, остановившись только для того, чтобы икнуть.

— Ты пьян, — обвинила я его.

Голова его склонилась набок.

— Нет, — возразил он. — Я… У меня перерыв.

Я поняла его, хотя его слова прозвучали как умееняперерыв.

— От чего?

Бурдюк выскользнул из его пальцев и приземлился рядом, как раз так, чтобы не пролиться. Если бы его голова не упала на руку, а тело не свесилось почти набок, я бы подумала, что он сделал это нарочно.

— От беспокойства о тебе.

Неужели он беспокоился обо мне?

За моей спиной зазвучала музыка, и странный звук отвлёк моё внимание от пьяного друга.

Каволианские мужчины стояли рядом, купаясь в отблесках костра. Каждый держал в руках свой деревянный инструмент, щипки вызывали меланхолию, витавшую в благоухающей ночи.

В воздухе всё ещё пахло тлеющими углями и пряностями после ужина. Смех плавал вокруг меня, рассказывая историю выживания и жизни Теновианцев, которые не были раздавлены под тяжестью трагедии.

Я удивилась странности этой ночи. Последние восемь лет я жила в тишине. И вот теперь, в течение нескольких недель, меня бомбардировали голоса и смех, а теперь и музыка.

Сердце моё колотилось, голова кружилась от каждого нового ощущения, а память расцветала от старых.

Те, кто не играл, начали обнимать женщин и танцевать вокруг костра. Вскоре к ним присоединились и Теновианцы, смеясь и раскачиваясь под музыку, какой я никогда раньше не слышала.

Постепенно музыка набирала темп. Вскоре к песне присоединились хлопки и радостные крики.

Оставив сумку и Шиксу рядом с Оливером, но в пределах видимости, я встала и двинулась к краю толпы. Я чувствовала себя чужой больше, чем за всё то время, что мы ехали с повстанческой армией. Даже мятежники находили одиноких женщин, которые вертелись вокруг и держались поближе.

Каволианские женщины танцевали с лукавой грацией. Их стройные фигуры, казалось, были созданы для музыки. Теновианки были крепче и выше ростом, чем Каволия, но, казалось, легко усваивали стиль танца.

Я с благоговейным трепетом наблюдала, как эти две культуры диким образом смешались. Музыка становилась всё тяжелее, мёд тёк быстрее, и я ждала, что кто-нибудь залает на луну.

— Очаровательно, не правда ли?

Моя рука метнулась к сердцу. Я повернулась к Аррику.

— Да, — согласилась я.

Он протянул мне руку.

— Наверное, нам стоит присоединиться.

Его губы слегка приподнялись, тонко и пленительно. Это напомнило мне музыку. Мне захотелось наклониться и провести по ним пальцем.

Его тёплая рука сомкнулась вокруг моей и потянула меня вперёд. Сопротивляться слишком поздно. Мы уже были увлечены танцами, прежде чем я вспомнила, что должна отказаться.

— Я... я не умею, — призналась я.

Его рука сжала мою, а другая обхватила меня за талию, почти оторвав от земли.

— Я тебе не верю.

Мои пальцы вцепились в его тунику.

— Это правда! — он развернул меня, мои пальцы коснулись мягкой земли. — Меня заперли в монастыре! Я ничего не знаю о танцах!

Аррик улыбнулся, снова гипнотизируя меня своими голубыми глазами. Он поставил меня на ноги и двинулся более осторожно, позволяя мне следовать его уверенному примеру.

— Я не согласен, — его рука крепче обхватила меня за талию, и я сильнее вцепилась в его тунику, боясь, что он снова закружит меня. — Ты, оказывается, знаешь о танцах самое главное.

Я поймала себя на том, что улыбаюсь ему в ответ.

— И что же это?

— Доверяй своему партнёру.

— Ах, — я покачала головой, забавляясь тем, как его эго, казалось, расправило крылья и взлетело.

Он шагал из стороны в сторону, показывая мне основы с терпением, которого я не ожидала. Я не была ужасной ученицей, но я смущающе отстала от практики. Даже в детстве я не была гордостью и радостью моих родителей в бальном зале. Ею была моя сестра, Катринка.

В конце концов, я выучила всё необходимое для танца и позволила Аррику исполнять сложные па. Мы смеялись у костра, наслаждаясь тем, как музыка танцевала с нами, а звёзды сверкали над головой.

Через некоторое время музыка замедлилась, а вместе с ней и наши шаги. Аррик прижал меня к своей груди так, что мы были почти неприличны. Он держал меня, провоцируя вырваться.

Ещё одна вспышка памяти или, может быть, узнавания пронзила меня. Было что-то в Аррике, что-то, что терзало меня с того момента, как я впервые увидела его лицо полностью. То, как он держал меня. Этот вызывающий взгляд. Путь, по которому он пришёл ко мне. Всё это было знакомо. Он был знаком.

Его слова из прошлого танцевали в моей голове, плавая в музыке.

Я думал, что снова потеряю тебя...

Но прежде чем я успела полностью осознать свои мысли, он спросил:

— Монахи удерживали тебя силой?

Его вопрос прозвучал так неожиданно, что я не смогла сразу сформулировать ответ. Его брови нахмурились от моего молчания.

— Тесс? — тихо спросил он. — Они действительно заперли тебя?

Мне не следовало быть с ним такой откровенной.

— Я преувеличила, — наконец сказала я.

— Значит, ты могла уйти в любое время?

Нет, не могла. Отец Гариус не допустил бы этого. Но это было не жестоко. Он держал меня там для моей же безопасности, что я всегда остро осознавала. Однако я не могла объяснить всё это Аррику. Поэтому я солгала:

— Могла бы. Монахи приютили меня из милосердия. Не пленили, — он посмотрел на меня с таким беспокойством, что следующие слова сорвались с моих губ без моего разрешения. — Хотя временами мне казалось, что я в плену. Я была осиротевшим ребёнком. И к тому же девушка. Куда я могла пойти? Я была слишком молода, чтобы иметь хоть какие-то ценные навыки. Очевидно, я была наивна по отношению к внешнему миру. У меня не было ни денег, ни другой семьи. Я бы умерла с голоду в течение нескольких недель. А если бы меня нашёл кто-то другой… Что ж, возможности немыслимы. Монахи были единственными, кто удерживал меня от гибели. Я нуждалась в них.

Пальцы Аррика коснулись моей челюсти. Я заставила себя посмотреть ему в глаза и обнаружила, что меня ждёт нежность. Моё сердце немедленно отреагировало, остановившись, а затем ускоряясь, пока я едва могла дышать сквозь его стук.

Прошло много лет с тех пор, как я чувствовала себя такой желанной. И я не знала, что с этим делать.

Вот оно снова. На мгновение он напомнил мне кого-то другого. Эти ярко-голубые глаза сверкали с такой силой, которую я уже видела раньше. Его губы сложились в знакомую серьёзную улыбку, и я могла бы поклясться, что это был кто-то, кого я знала. Кто-то, кому я когда-то доверяла.

Но потом он снова заговорил, и все следы того маленького мальчика из моего детства исчезли. На его месте стоял мужчина. Человек, который был заботливым, но и ужасающим. Человек, который восстал против короля и страны и боролся за другой мир.

— Тогда я рад, что у тебя были монахи, — пробормотал он. Он наклонился, коснувшись губами уголка моего рта. В моей крови вспыхнули звёзды. Мне было интересно, может ли весь мир сказать, что я была такой же яркой, как солнце внутри. — Но теперь у тебя есть я.

Он отошёл, оставив меня стоять в одиночестве посреди вселенной. Жар костра согревал мне спину, а тёплый ночной воздух ласкал лицо.

— Я тоже рада этому, — прошептала я в спину Аррика, когда он оставил меня танцевать с ощущением его губ на моих.