Изменить стиль страницы

Глава 31

Бестселлер

Девина

Сидя на подоконнике своей квартиры, я прислонилась головой к оконной раме и наблюдала за потоком людей, идущих по улице внизу.

Эти люди хотели куда-то успеть, чем-то заняться, спешили навестить друзей и семью. Пара женщин прошла мимо, держась за руки. Они смеялись и разговаривали так, словно им было наплевать на весь мир. Я почувствовала укол зависти.

Раньше я был такой же, как все, но теперь я чувствовала себя потерянной и отрезанной от мира

Моя книга вызвала настоящую бурю. В СМИ на нее вылили потоки критики, но чем больше они говорили о ней, тем больше копий запрашивали читатели по всему миру.

Критики не стеснялись в выражениях: там были и «пустая трата времени», и «худшая книга в истории», а некоторые даже обвиняли меня в извращенном уме.

Я дала массу интервью, но, хотя журналисты и были вежливы и любезны со мной, их статьи разносили меня в пух и прах.

Эбони была права: Северяне считались монстрами, а моя книга стала преступным удовольствием, этаким запретным плодом, в чтении которой никто не хотел признаваться.

Зазвонил телефон. Я не хотела отвечать, но, будучи жителем Родины, не могла показаться невежливой, так что взяла трубку.

— Мира вам.

— Девина, у меня плохие новости, — это была Эбони, и ее голос звучал надломлено, как будто она плакала.

— Что случилось?

— Они тебе еще не звонили?

— Кто?

Она вздохнула.

— О, милая, я не знаю, как это сказать, но нам приказали снять с публикации «Запрещенные письма с Севера».

— Почему?

— Потому что, по мнению Совета, это опасная книга, которая вселяет в наивные души людей опасные фантазии.

Я закрыла глаза, но промолчала.

— Девина, ты все еще здесь?

— Да, я все еще здесь.

— Это отличная книга, милая. Она практически продает сама себя, но Совет обеспокоен и хочет, чтобы мы сняли ее с продажи.

— Что именно их беспокоит? Это всего лишь книга.

— Я задала им тот же вопрос, и оказалось, что некоторые читатели собрались и поехали на границу в поисках бутылок с письмами, и даже пытались сами бросать бутылки. Совету пришлось усилить пограничный патруль и установить больше камер и знаков, чтобы напомнить всем, что вокруг стены есть мины. Вчера одна из женщин вместо того, чтобы бросить бутылку через стену, решила пробраться на другую сторону. Ее поймали. К сожалению, она упала и сломала обе ноги.

— О нет!

— Да, и, согласно Совету, это мы виноваты в том, что вложили опасные идеи в умы этих людей.

— Они тебе это сказали?

Эбони снова вздохнула.

— Они предложили мне взять небольшой отпуск, чтобы обдумать свою роль во всем этом, — ее голос снова сорвался. — Я не хочу уходить на покой, и я не хочу провести остаток жизни у какого-нибудь озера, размышляя о своей роли во вселенной. Я хочу быть там, где мои друзья, и заниматься любимым делом, публикацией книг.

— Я понимаю.

— Они уже уволили библиотекаря, который одобрил книгу, и теперь намерены связаться с тобой.

Я почувствовала, как вся кровь отхлынула от моего лица.

— Они так сказали?

— Да.

— Потому что они думают, что я сошла с ума?

— Они не использовали это выражение, но они беспокоятся. Им кажется, что ты психически нездорова и нуждаешься в помощи психиатра.

Повернув голову, я посмотрела на входную дверь.

— Сколько у меня времени?

— Немного.

— Эбони…

— Да?

— Спасибо, что дала мне знать.

Она шмыгнула носом.

— У тебя наверняка будет возможность поразмышлять над всем этим, так что я прошу тебя, как твой издатель, как можно быстрее написать другую книгу. У тебя будет время, пока ты будешь на лечении.

— Если я напишу еще одну историю о Дейдре и Марке, они никогда не выпустят меня обратно.

— Нет, не делай этого! Может быть, ты могла бы написать детективный роман под новым псевдонимом или что-то в этом роде.

Я выдохнула:

— Да, возможно.

— Я свяжусь с тобой, когда все уляжется.

— Хорошо.

— Еще раз, мне жаль, Девина.

— Мне тоже жаль.

Повесив трубку, я секунду посидела, наблюдая за людьми на улице и спрашивая себя, читал ли кто-нибудь из них мою книгу и если да… полюбили ли они ее или возненавидели.

Что мне теперь делать?

Я и так чувствовала себя потерянной, но теперь я будто падала в темную яму безнадежного отчаяния. В отчаянии я потянулась за спасательным кругом и позвонила Тине.

— Эй, милая, мы с Эмбер только что говорили о тебе. Ты в порядке?

И тут же на заднем фоне раздался ясный и громкий голос Эмбер:

— Тут о твоей книге говорят в новостях.

— Эбони позвонила мне. Они снимают с публикации мою книгу, — вырвалось у меня.

— Мне так жаль, — начала Тина, прежде чем Эмбер прервала ее:

— Говорила же тебе, что романтика — это риск.

— Кто-то получил травму, когда полез на стену, и они обвиняют в этом меня и книгу.

— Да, мы видели в новостях. Это ужасно, — тон Тины был сочувственным.

— Вы можете представить себе, что та женщина сломала себе ноги?

— Это случилось из-за твоей книги! — тут же отреагировала Эмбер.

Обвинение в ее голосе заставило меня занять защитную позицию.

— Я ведь не думала, что моя книга побудит женщин идти к границе или пытаться проникнуть на ту сторону! Я не собиралась вкладывать им в головы такие мысли!

Но Эмбер не смягчилась.

— Видишь, Девина, вот почему так важно, чтобы мы несли ответственность за то, что пишем. Наши слова вдохновляют людей на добрые или дурные поступки. Вот почему нам нужна цензура.

— Что они сказали обо мне в новостях?

Мой вопрос был адресован Тине, но снова ответила Эмбер, и мое раздражение росло с каждым словом, которое слетало с ее губ.

— Они использовали твою книгу в качестве примера того, почему нужен был этот закон о запрете эмоционально напряженных книг.

— То есть?

— Ну, ужасы уже запрещены, а теперь Совет наложил полный запрет на все книги, которые вызывают опасные эмоции, такие как ужас, гнев или похоть.

— Запрет? Нет, они не могут. Это же книги!

— Ну, ты бы предпочла, чтобы люди ломали себе ноги или, что еще хуже, убивали себя, потому что поверили в какую-то фантазию?

Эмбер с таким же успехом могла бы ударить меня. Я громко ахнула и заморгала. В горле будто застрял кактус, говорить я не могла.

— Эмбер, это было жестоко, — прошептала Тина, но я все молчала. Я потеряла дар речи.

Мой спасательный круг утонул, и не осталось никого, кто мог бы вытащить меня из темной ямы, в которую я падала. У меня защекотало в носу от рыданий, и печаль накрыла меня, как приступ паники.

Я не могла встретиться с Тайтоном и рассказать ему, как ужасно я себя чувствовала, когда из-за моей книги пострадала женщина.

Никакой телефон не мог бы дать мне возможность дозвониться до мамы и услышать, что все будет хорошо. И не было возможности вернуться в дом на один из чудесных сеансов исцеления бабушки.

Если бы только я могла свернуться калачиком рядом с одной из моих сестер и поделиться своими тревогами или обнять папу. Я подавила рыдание в груди, закрыла глаза и вспомнила, как он всегда целовал меня в макушку и называл мисс Веснушка.

Я потеряла их всех.

Не будет шуток Джастина, не будет семейных дней рождения.

Даже Нелли больше не жила со мной.

— Девина, ты здесь? Что-то со связью?

Голос Тины звучал так, словно она уже несколько раз произнесла мое имя, но мое тело будто весило тысячу килограммов, и у меня не было сил ответить ей.

Закончив разговор, я опустила подбородок на грудь и отдалась отчаянию. Если я умру сейчас, никто не будет скучать по мне.

Два часа спустя в мою дверь постучали.

Я ожидала этого и достаточно успокоилась, чтобы открыть дверь с вежливой улыбкой, которая не коснулась глаз.

Две женщины, стоявшие снаружи, представились как Леони и Марси и спросили, могут ли они войти.

Распахнув дверь, я жестом показала им, чтобы они проходили.

— Мы давно хотели поговорить с вами о вашей книге. — Леони наклонила голову и одарила меня сладкой улыбкой. — Как вы, возможно, слышали, она оказала неблагоприятное влияние на многих ваших читателей, которые теперь думают, что Северяне — добрые и замечательные люди. Учитывая, что они похищали наших женщин, чтобы иметь возможность заводить детей, такое искажение реальности кажется прискорбным. И ведь вы это понимаете, так?

— Это было больше ста лет назад.

— Тем не менее, изобразив их как храбрых и умных мужчин, вы вдохновили многих женщин на путешествие к Стене. Некоторые из них пострадали. Нам, к счастью, пока удалось удержать желающих от пересечения границы.

Я молчала.

Леони сложила руки перед собой и выпрямилась.

— С сегодняшнего дня по приказу Совета ваша книга снята с публикации.

— Да, я слышала.

— Не могли бы вы рассказать нам, что вдохновило вас на написание этой книги? Вы раньше жили недалеко от границы, верно?

— Да.

— У вас был контакт с кем-нибудь по ту сторону стены?

— Вы имеете в виду, обменивалась ли я с кем-то из Северян письмами?

— Да.

— Что бы изменилось, если бы я это делала? Вы уже решили, что запрещаете мою книгу.

Они выглядели немного удивленными моим конфронтационным вопросом.

— Мы просто пытаемся лучше разобраться в ситуации. Вы можете подтвердить, что ходили к своему врачу три дня назад?

— Да.

— Мы запросили вашу медицинскую карту, и там сказано, что вы на четвертом месяце беременности, но вы не посещали клинику по оплодотворению. Вы можете объяснить, как это вышло?

Мое сердце учащенно забилось.

— Конечно. Я забеременела от мужчины.

Обе женщины заерзали на диване и обменялись взглядами.

— Вы можете направить нас к нему?

— Нет.

— И почему?

Потому что это не ваше дело. Ответ вертелся у меня на языке, но я просто покачала головой.

— Вы можете хотя бы назвать нам его имя?

— Послушайте, у меня была всего одна встреча с мужчиной, и я забеременела. После этого я его не видела и не хочу, чтобы вы с ним связывались.

Марси прочистила горло.

— Девина, мы понимаем, что вы пережили трудное время, потеряв свою семью. Легко понять, что книга была создана из стремления возместить потерю близкого человека. Горе заставляет людей совершать иррациональные поступки, но мы считаем, что вам было бы лучше потратить некоторое время на размышления и исцеление в спокойной обстановке.