Глава 22

Мы уже третью неделю отдыхали в «Сосновом». Приехали в начале июня, к тому же прошли дожди, поэтому вода была... бодрящая. Люся заходила в неё ненадолго, а потом часами отогревалась на солнце, прикрывшись рубашкой, чтобы не обгореть. Я плавал дольше, но тоже не отказался бы от более тёплой водички. Постепенно она становилась теплее, а мы обновили загар и могли уже не осторожничать с солнцем. Нас по-прежнему опекали, но на этот раз этим занимался какой-то майор милиции, которому дали путёвку на пару с женой. Он не ходил за нами хвостом, как Семён, поэтому чувствовали себя свободней. Когда много свободного времени и нечем заняться, а рядом любимый человек... Наверное, мы всё-таки не удержались бы и дошли до конца, но нам помешали.

Мы успели позавтракать и хотели идти к морю, но на выходе из столовой подошёл крепкий мужчина лет сорока, одетый, несмотря на жару, в серый шерстяной костюм.

– Жуков Валерий Геннадьевич, – представился он. – Ребята, вам придётся уехать со мной.

– Куда и зачем? – спросил я. – Постойте, вы из охраны Брежнева?

– А ты откуда знаешь? – удивился он.

– Неважно, – ответил я, выругавшись про себя. – Так куда вы нас повезёте?

– Едем в санаторий «Нижняя Ореанда». С вами хочет встретиться Леонид Ильич. Возможно, придётся там задержаться, поэтому возьмите с собой вещи.

– «Нижняя Ореанда» – это же Крым?

– Да, в районе Ялты. У меня машина. Доедем до Анапы, а там нас ждёт катер. Давайте побыстрее, не копайтесь.

– Забирай всё, – сказал я Люсе. – Сюда мы уже не вернёмся. А я найду нашего майора и предупрежу.

Сначала мы мчались на «Волге», потом пересели на большой катер и несколько часов наслаждались морской прогулкой. Я знал, что рано или поздно за нас возьмутся, поэтому особо не переживал. Хорошо, что дали отдохнуть. Люся, глядя на меня, тоже быстро успокоилась. На место прибыли в пятом часу.

– Вот это парк! – с восхищением осмотрелась подруга.

– Здесь стоял царский дворец, – блеснул я знаниями, – только не царя, а царицы.

– Всё-то ты знаешь, – проворчал Валерий. – Пойдёмте, я договорюсь, чтобы вас накормили, да и сам поем, а потом уже будет всё остальное.

«Всё остальное» началось через час, когда нас после обеда отвели к палате Брежнева.

– Я Александр Яковлевич, – представился нам крепкий мужчина в штатском, лет на десять старше Валерия. – Подождите, я предупрежу о вашем приезде.

Он почти сразу же вернулся и разрешил нам войти.

–Здравствуйте, Леонид Ильич! – поздоровался я с встретившим нас Брежневым.

Люся тоже поздоровалась, но из-за волнения как-то невнятно.

–Здравствуйте, здравствуйте! – сказал он, с любопытством глядя на нас. – Садитесь, молодые таланты! В отличие от меня, вы уже чёрные, как папуасы. Давно на море? Не надоело?

– Пока только три недели, – ответил я. – Маловато для того, чтобы надоело море, особенно в нашем возрасте. А в Ялте мы ещё не были.

– Что знает твоя подруга? – перестав улыбаться, спросил Брежнев.

– Кто я и откуда, о будущем мира и судьбе Советского Союза, – ответил я. – Но всё это только в самых общих чертах. Большего я не рассказывал, да она и сама не рвётся узнать. Если у нас будет серьёзный разговор, Люсе лучше на нём не присутствовать.

– Хорошо, – одобрительно сказал Брежнев. – Девушка, попросите Валерия показать вам парк. Там есть на что посмотреть.

Люся послушно вышла, а Брежнев сел в кресло, кивнув мне на другое.

– Почему не пришёл ко мне? – спросил он.

– Вы же знаете ответ, – сказал я. – В основном причина в роли Машерова. Да и трудно мне было бы на вас выйти. Я и к Машерову попал, когда он не был Первым секретарём, причём случайно. Хотел опустить в почтовый ящик письмо, но не знал номера квартиры. Начал спрашивать и нарвался на его жену, а тут как раз приехал на обед Пётр Миронович. Повезло, что он узнал меня из-за песен, иначе не пригласил бы к себе домой. А письмо с моими фантазиями, по его словам, не стал бы читать. Я описал в шапке несколько государственных секретов, так что в ведро не бросил бы, отдал бы в КГБ. Кто знает, чем бы всё закончилось. А с вами могло быть ещё хуже. И потом, я не совсем вам доверял.

– Вот как? – удивился он. – Это почему же?

– С вашего одобрения свернули реформу Косыгина, которая дала мощный толчок экономике, да и покушение на Машерова организовали люди из бывшего вашего окружения. Если бы Пётр Миронович из-за инвалидности не покинул пост генерального секретаря, Горбачёва с его перестройкой просто не было бы. Не было бы и развала Союза, и многого из того, что произошло впоследствии.

– Ты откровенен, – заметил он.

– А вам нужна правда или моя лесть? То, что могу рассказать я, больше не расскажет никто.

– Расскажи обо мне, – попросил он. – Как прошла моя жизнь? В твоих отчетах только десяток дат.

– Я знаю о вас очень много. Ничего этого нет в отчётах. Вам могу рассказать всё, но не другим.

– Спасибо, – сказал он, – я это запомню.

Я рассказывал долго, почти всю правду, которую о нём знал, если не считать поправок, внесённых командой Машерова.

– У вашей жены отобрали все подарки, включая ордена и маршальскую саблю, Галина спилась и умерла в психиатрической больнице, и только у Юрия жизнь сложилась нормально. Ваш прах извлекли из кремлёвской стены и перезахоронили, а в сатирической передаче «Куклы» высмеивали, пока не заменили другим. Это было уже в девяносто четвёртом, тогда над многими издевались.

– Ты не врёшь, – сказал он, когда я закончил. – И за что? Пусть я в чём-то ошибся, но вот так перечеркнуть всё? Для чего работать, не щадя себя, если потом смешают с грязью?

– Надо сделать так, чтобы не смешали! Люди оценивают вождей не по усилиям, а по результатам. Большинство воспринимает жизнь через живот. Если бы уровень жизни продолжал расти, на многое закрыли бы глаза. Ну есть у человека страсть к наградам, так мало ли у кого какие слабости? Зато при нём живём так, как не жили никогда! Я уже в самом конце жил в полном достатке. Только когда есть всё, начинаешь понимать, что обильная еда, квартира и гора барахла – это не всё, что нужно человеку для счастья. Голодному трудно это заметить.

– Когда я читал о развале СССР, в это просто не верилось.

– Это было несчастье похуже капитализма. Мало того что всех развели по республикам, так сразу же начали искать в соседях врагов, как будто не жили бок о бок сотни лет. Это и потом аукнулось всему миру. Никто, кроме нас, не вкладывал столько средств в фундаментальные исследования, а когда их вынужденно свернули, американцы сделали то же самое. Я многое могу рассказать о том времени. Когда читаешь цифры и факты за ними трудно увидеть трагедию миллионов людей.

– А причины? – спросил он. – В записях об этом почти ничего нет.

– Я не экономист и не учёный-обществовед. Читал разные версии, могу их записать. Там было много причин. И из-за границы помогали, и наши собственные ошибки, а главное – это кадры. В любом обществе существует элита, которая его цементирует и направляет, и бьётся за это общество и свои в нём права не щадя живота. Пока с элитой всё в порядке, в обществе царит стабильность, если она загнила, то рано или поздно всё начинает рассыпаться. Люди несовершенны, поэтому далеко от совершенства всё, что они придумывают и строят. Это относится и к общественным системам. И у капитализма, и у социализма есть свои достоинства и недостатки, а коммунизм – это только мечта, его никто так и не построил. В Российской Империи элитой было дворянство, а в Советском Союзе – это партийные и государственные чиновники. Если вам неприятно слово «чиновники», можете поменять его на «деятели». Такое государство может долго существовать только при жёстком контроле за аппаратом управления, иначе со временем начинаются семейственность, взяточничество, злоупотребление служебным положением и некомпетентность. Это пагубно влияет на экономику и создаёт напряжённость в обществе. В конечном итоге значительная часть таких чиновников становится неспособной работать, а претензии на долю общественного богатства растут непомерно. Когда на вашем месте оказался Машеров и начал чистить этот гадючник, ему устроили аварию с травмой позвоночника и параличом ног. Это Рузвельт мог править из коляски, у нас Машерова живо убрали. Да он и сам уже к тому времени был сломлен. На таком посту, как ваш, излишняя снисходительность не менее вредит, чем жестокость. Разложение аппарата управления и взяточничество были и на Западе, но у них это сильно сдерживалось конкуренцией.

– Значит, прополка? – спросил Брежнев.

– Жёсткий контроль и достаточно серьёзная система наказаний, – ответил я. – Необязательно расстреливать, как это делали в Китае. Я даже Горбачёва не расстрелял бы. Проще скомпрометировать и выгнать к чёртовой матери. Работал он когда-то помощником комбайнёра, пусть и дальше убирает хлеб.

– Мне непонятно, почему ты всё это рассказал? – спросил Брежнев. – Неужели совсем не боишься?

– Я уже прожил одну жизнь, хотя хочу прожить её ещё раз. Но я видел, куда катится мир, и пришёл сюда в значительной степени из-за этого. Да, я мог бы ограничиться Машеровым, чтобы он избежал покушения и попытался закончить начатое. Но за первым покушением последовало бы второе. Всё зашло слишком далеко, поэтому действовать нужно сейчас. Кроме того, нужно не только сохранить СССР, необходимо чтобы мы стали сильнее всех, иначе мир покатится по той же дорожке. Я очень надеюсь на ваш здравый смысл. То, что я вам говорил, от меня больше никто не услышит.

– А если услышат? – спросил он. – Почему я должен тебе верить?

– Я не самоубийца, чтобы разносить о вас сплетни. Если вы воспользуетесь моими сведениями, ничего этого не будет вообще. И кого будут интересовать чьи-то бредни? А если не воспользуетесь, то всё повторится вне зависимости от того, останусь я жив или нет. А в моей голове хранится столько всего...