– А что планируют делать с Солженицыным?

– А что ты сам с ним сделал бы? – с любопытством спросил он.

– Я затрудняюсь ответить. Понятно,что Солженицын для многих как геморрой в заднице, только не нужно изгонять его за границу, его туда вообще нельзя пускать. Сколько помоев выльет потом на нас этот святоша. В январе он должен дописать свой «Архипелаг ГУЛАГ», в который нас будут тыкать мордой.

– Ты не любишь его, но перекладываешь решение на других, – заключил Брежнев. – Почему? Не хочешь пачкаться?

– А за что его любить? – сказал я. – Человек старательно выискивает у нас самое плохое, не желая замечать ничего хорошего. Его, понимаете ли, обидели, когда раскулачили родню и арестовали за несдержанный язык, после чего он разочаровался в коммунизме. Достаточно посмотреть на то, кто потом делал его совестью русского народа, чтобы определить своё отношение.

– Ты помнишь наш разговор насчёт выступлений? – спросил Леонид Ильич. – Что-нибудь надумал?

– Готовим большой концерт на весну, – сказал я, – к первому мая или к девятому. Не хочу пристёгиваться к чужим выступлениям, поэтому готовы выступить где угодно, лишь бы сделали запись, а её потом можно показать на телевидении. Должны подготовиться к середине марта, так что можно не ждать праздников.

– Я поговорю с Сусловым, – пообещал Брежнев. – Он что-нибудь придумает. Ладно, пойдём есть торт и пить чай. Сегодня у внучки двойной праздник: вы и «Наполеон».

* * *

День рождения Люси, как по заказу, пришёлся на воскресение. Естественно, что на нём присутствовала и Вика. О том, что она подарила подруге, я узнал только вечером, после окончания праздника.

– Смотри, – Люся разжала ладонь, на которой лежали два золотых кольца. – Примерь своё, а то я могла ошибиться. Моё надевается идеально.

– Моё тоже нормально. Как ты умудрилась измерить мой палец?

– Не скажу. Вика передала слова деда, что нам не придётся ездить в загс. Документы подпишем задним числом. Я, конечно, рада, но так хотелось побыть невестой, надеть белое платье... Почему-то хочется плакать.

– А кто нам мешает сыграть свадьбу через год с небольшим? – сказал я. – К тому времени появятся и друзья, а сейчас и приглашать некого, разве что Брежнева с Сусловым.

Я добился своего: она рассмеялась.

– Есть ещё вариант, – предложил я. – Можно пригласить всё милицейское начальство Москвы, мы их знаем по «Сосновому». Люди ответственные и никому ничего не раззвонят, а вот насчёт Вики не уверен.

– Зря ты так к ней относишься, – защитила подругу Люся. – Она никогда не сделает ничего, что пойдёт тебе во вред. Знаешь, что она мне сказала? Я, говорит, люблю вас обоих, но Гену – больше. Жаль, что я так поздно родилась. Вот так! И дед с ней говорил, так что можешь быть спокоен: не будет она болтать.

– И когда же вас будем женить? – подошёл к нам Иван Алексеевич.

– Скоро, папа, скоро! – сказала Люся. – Вот посмотри на подарок Брежнева. Только наш брак зарегистрируют, а свадьбы пока не будет.

– А что так? – удивился он.

– Не хотят, чтобы мы выделялись, – объяснил я. – Скоро должны принять новый закон о браке, тогда и сыграем свадьбу задним числом.

– А если будет ребёнок? – спросила Надежда, которая слышала наш разговор.

– Мы пока не хотим детей, – сказал я, – но если так получится, просто прекратим скрывать наш брак. Он совершенно законный.

– Я сначала окончу институт, – покраснела Люся, – а потом будем думать о детях.

Всё произошло на редкость буднично. В очередной приезд Елена предложила нам написать заявления о вступлении в брак, а через день привезла книгу регистрации и оформленное свидетельство. Мы расписались и забрали книжечку, которая одним фактом своего существования полностью меняла наши отношения.

– Пойдём огорошим твою маму, – предложил я. – Или начнём с моей?

– Я жена? – до конца не веря написанному, уставилась она в свидетельство.

– Пока только формально, – сказал я. – Если родители кое-чем поделятся, сегодня станешь настоящей. Не рада?

– Ты даже не представляешь, как я рада! – ответила она. – Только сердце просит праздника, а мне тебя отдали, как билет в кино.

– Давай сначала скажем матерям, а потом я с кем-нибудь из парней куратора пробегу по магазинам, и вечером устроим пир! Вот и будет праздник. Пусть это не свадьба, но с нами разделят радость самые родные и близкие люди.

Надежда обрадовалась до потери сознания.

– Что это? – спросила она, когда дочь протянула ей наше свидетельство.

– Можешь нас поздравить, мама! – сказала Люся. – Мы теперь муж и жена! А это свидетельство о браке.

Сознания моя тёща не потеряла, но ей стало плохо, поэтому я помог лечь на диван, а Люся сбегала на кухню за водой.

– Ну что вы, мама! – сказал я. – Мы ведь давно говорили о том, что это скоро случится.

– Роди дочь и вырасти её, умник! – слабым голосом ответила она. – А потом к тебе подходят и говорят, что она уже не твоя, и суют под нос бумажку с печатью!

– Я не увожу её за тридевять земель, – возразил я. – И она не перестанет быть вашей дочерью из-за замужества. А к дочери получите сына. Чем плохо?

– Всем хорошо, – сказала она. – Плохо только то, что у вас всё слишком рано. А от такого сына, как ты, откажется только дура.

– Тогда вы полежите, а мы пойдём обрадуем мою маму, – сказал я, видя, что ей стало лучше. – А потом я сбегаю в магазин и наберу продуктов. Посидим вечером и семейно отметим.

Моя мама не стала падать в обморок. Поначалу она нам не поверила, а когда рассмотрела документ, прослезилась и принялась нас целовать, называя Люсю дочкой.

– Мам, – сказал я, – сейчас сбегаю в магазин и принесу всё, что нужно, а вы с Надеждой по-быстрому накроете столы. Я думаю, что не нужно ничего готовить, обойдёмся закусками. Сходи пока к Черзаровым, посмотри, оклемалась ли Надежда.

– А что такое? – всполошилась мама.

– Слишком много радости за один раз, вот ей и стало немного нехорошо.

Мама, как была в домашних тапочках, побежала к подруге, а я взял из шкатулки деньги, прихватил на всякий случай пистолет и пошёл одеваться.

– Я пойду с вами! – решила Люся. – Подождите, я быстро.

Я позвонил в квартиру куратора и сказал открывшему дверь парню:

– Вадим, нужно срочно организовать застолье. Помоги смотаться в гастроном и набрать всякой всячины к столу. Или позови Игоря, мне без разницы.

– Подожди в подъезде, – ответил он. – Я сейчас оденусь.

– Я взяла сумки, – сказала уже одетая жена. – Мог бы и сам подумать! Кто пойдёт?

– Сейчас соберётся Вадим. Пойдём к выходу. Пока его нет, буду тебя целовать, чтобы не тратить время попусту.

До гастронома было рукой подать. Продукты покупал сам, а телохранителя попросил купить бутылку водки.

– Что отмечаете? – спросил он.

Эти ребята из Комитета, как в своё время Сергей, поначалу относились ко мне... не очень, хотя добросовестно выполняли свои обязанности. Потом, когда мы лучше узнали друг друга, отношение изменилось. Им я мог открыть великий секрет своего бракосочетания. На их службе болтливость не приветствовалась, да и без этого они не были трепачами. Но всё равно ведь не поверят.

– Всё прогрессивное человечество отмечает третьего марта день писателя, а я тоже писатель. Эх, бухну!

– Трепло! – высказался он обо мне. – Поднимай выше сумку, а то грохнешь бутылку об ступеньки и чем будешь бухать?

Вадим нёс самую тяжёлую сумку, а вторую оставил мне.

– Я не имею права брать и одну, – объяснил он. – Взял только потому, что ты надорвёшь пуп, а с меня потом спросят. Но одна рука у меня обязательно должна быть свободной.

К нашему приходу обе матери, объединив усилия, уже провели ревизию холодильников и составили вместе столы.

– Вот надо было вам двигать мебель! – рассердился я. – Времени ещё вагон, я пришёл бы и помог!

– Ты и так помог, – сказала Надежда. – Как только тащил эти сумки! И водку продали? Ты предъявлял в магазине свидетельство о браке?

– Что толку его предъявлять без фотографии, – засмеялся я. – У меня есть персональная охрана, она и помогла. А Люся нам помогала морально.

Наши отцы, как обычно, вернулись со службы вместе. Мы заканчивали сервировку столов и мотались из квартиры в квартиру, не закрывая дверей. Первой их увидела Оля и тут же побежала докладывать нам.

– Что у вас творится? – спросил мой отец.

– Заходите оба в нашу квартиру, там и узнаете, – сказал я. – Не объяснять же вам на лестничной площадке.

Едва они вошли в прихожую, как Люся вручила своему отцу наше свидетельство.

– Не знаю, как дочь будет с тобой жить, но скучать ей не придётся, – сказал мне Иван Алексеевич. – Я за последний год уже разучился удивляться.

– Значит, выполнили то, что обещали? – сказал мой отец, в свою очередь рассматривая наш документ. – Ну что же, поздравляю обоих! Ого, какой стол! Давай, Иван, мой руки, я смотрю, у них уже всё готово.

– Сейчас придёт Таня, и начнём, – подтвердил я.

Сестра пришла минут через десять после отцов.

– Что вы затеяли? – удивилась она.

– Свадьбу, – сообщил я. – Держи и читай, ты у нас последняя, кто не в курсе. Только учти, что об этом пока нужно молчать.

– И здесь обошёл! – с завистью сказала она. – Ну братик! Поздравляю обоих! Жаль, что нельзя устроить нормальную свадьбу.

– Устроим, – пообещал я. – Люся, неси кольца!

Наша свадьба длилась два часа, и впервые на моей памяти Надежда выпила несколько рюмок водки и захмелела. Иван Алексеевич отвёл жену в свою квартиру и уложил спать, а потом вернулся и незаметно сунул мне в руки маленький свёрток.

– Тут два размера, – шепнул он. – Будь с ней нежней, совсем ведь ещё ребёнок.

– Спасибо, – тихо ответил я. – Не беспокойтесь, всё будет хорошо.

Он вздохнул и тоже ушёл, забрав с собой Ольгу.

После того как убрали посуду и начали расходиться на отдых по комнатам, мой отец молча дал мне завёрнутые в бумагу презервативы.

– Ну что, жена! – сказал я, закрывая дверь в свою комнату. – Вот мы с тобой вместе и на всю жизнь. Люсенька, да ты вся дрожишь!

– Да, дрожу! – ответила она. – Так сделай так, чтобы не дрожала! Ты же можешь!