А. Веста

ОРАКУЛ

Пролог из недалекого 20… года

Детектив начинается тогда, когда кому-то приходит конец.

Народная мудрость

Глухой шум кладбищенских деревьев не похож на рокот дубрав или лесной шелест, все тут лепечет и жалуется на особицу, но и здесь есть своя особая красота и настроение, особенно осенью, когда все кладбище завалено ворохами листьев и смуглыми камешками каштанов. В этот погожий осенний день кладбищенская элегия оказалась нарушена. Живая цепь из работников милиции окружила старинный некрополь, и вежливый товарищ в штатском просил родственников и посетителей приехать в другой день.

По главной аллее кладбища двигалась чинная процессия из хорошо одетых и сдержанно печальных людей, но на этот раз никого не хоронили, а, наоборот, намеривались произвести эксгумацию, то есть достать и отобрать у земли ее законную добычу. Само собой, что некоторые несознательные из понятых норовили разбрестись, но рослый человек, с характерным прищуром стрелка и монументальной выправкой кремлевского часового, укоризненно качал головой и ласково направлял слабонервных обратно в колонну. В его нагрудном кармане поскрипывало удостоверение полковника МВД, но в суровой действительности Семен Семенович Сельдерей принадлежал к гораздо более высокой и законспирированной структуре.

Двое секретных сотрудников из его группы прикрывали Сельдерея с флангов. Справа грациозно, как кенийская жирафа, вышагивала высокая девушка в черных очках и траурном мини. Стелла Шкодинская в служебных реестрах значилась как агент «Звезда», но это имя было тайным, как крутой лейбл на изнанке ее платьица. Пышные волосы Стеллы были перехвачены черным муаровым бантом, а нежное личико хранило строгое и неприступное выражение, при этом ее длинные ноги и породистые бедра вели собственную игру, бросая вызов всем похоронным играм на свете. С левого фланга полковника прикрывал паренек в потрепанном спортивном костюме и в шарфике футбольного фаната. Его белесый, выбритый затылок насторожил бы любого борца с молодежным экстремизмом, но под личиной юного отморозка скрывался кадровый служака зрелых лет, гордость небольшого элитного отряда, самбист и эксперт по восточным единоборствам, Саня Прохоров, по прозвищу Скиф.

За Сельдереем семенил эксперт-криминалист, пухлый коротышка, с щетинистыми кошачьими усиками. Следом потерянно брели понятые.

Литературный критик Шмалер шел в первой тройке. Справа от Шмалера шагал народный сказитель Лют Свинельдович Обуянов, автор романов в стиле русского фэнтези. Он мрачно поплевывал в угрюмую бороду и держал в карманах кукиши, отгоняя подальше зыбкий призрак Мары, славянской феи смерти.

Слева от Шмалера манерно крутил задком молодой писатель-модернист. Дитя порока надменно сторонилось Обуянова – от того-де пахло сельским навозом – и выразительно сморкалось в кружевной платочек с дворянской монограммой.

Чтобы как-то примирить своих норовистых пристяжных Шмалер шепотком пересказал приличествующий случаю «литературный» анекдот. Когда-то его коллеги по цеху, советские писатели, таким же осенним днем переносили тело Гоголя в более подобающее место. О жалкая и преступная натура человеческая! Эти щелкоперы ухитрились не только срезать серебряные пуговицы с сюртука покойного, но даже присвоили себе мелкие фрагменты мощей в тщетной надежде овладеть хотя бы частью литературной мощи великого Гоголя. Однако все раритеты таинственным образом исчезли в первую же ночь! Шмалер был чужд некрофильских стремлений своих предшественников и мечтал лишь о том, чтобы все поскорее закончилось.

В фарватере, проложенном корифеями, юлили рыбки помельче: представители творческих союзов и литературной богемы – все те, кто хорошо знал безвременно почившего писателя Парнасова, нашедшего последний приют в этом престижном мемориале.

Два бравых крепыша в запачканных робах замыкали процессию. Привратники вечности были вооружены заступами и прочими ключами от Тартара . Они уже успели хлебнуть с полстаканчика «за возвращеньице» и пребывали в отличном расположении духа.

Высокий курган из венков и полинявших на солнце ленточек неумолимо приближался. При виде всего этого посмертного великолепия записные остряки заметно скисли, а гурманы заранее попрощались с обедом, а заодно и с ужином.

– Зачем понадобилась эта эксгумация? – шепотом поинтересовался эксперт. – Дело-то ясное как стеклышко, а вот скандалов потом не оберешься…

Осенний день и вправду был так прозрачен и свеж, что ворошить несвежий прах было как-то невежливо.

– Вы правы, коллега, – согласился Сельдерей, – повторное извлечение тела – крутая мера даже для нашей конторы. – И полковник окинул аллеи цепким взглядом, то ли выискивая снайпера, то ли прицениваясь к роскошным и мрачным памятникам.

– А для меня, может быть, и вовсе последний гвоздь в карьере, – вздохнул коротышка, обмахиваясь шляпой. – Предписания нет, а ваше устное распоряжение к делу не пришьешь. Если адвокаты вдовы пожалуются в прокуратуру, мне конец.

– Конец – это тоже начало, – мрачно пошутил полковник.

Эксперт поперхнулся от неожиданности:

– Ну хоть мне вы можете объяснить, зачем нужно раскапывать могилу?

– Ну хорошо, – зыркнув глазами по сторонам, Сельдерей достал из-под обшлага пиджака свеженькую, пахнущую типографской краской книжицу.

– Герман Парнасов. «Реквием по Буратино. Опровержение», – шепотом прочел эксперт.

Буквы на яркой, точно маслянистой обложке скакали, кривились в разные стороны, так бывало всегда, когда у эксперта прыгало давление.

– Постойте, но откуда взялась эта книга? Ведь Парнасов умер почти год назад…

– Точнее погиб. Книгу переслала в редакцию его молоденькая вдова. В этой книжонке Парнасов публично кается перед читателями и говорит, что все, о чем он писал, – выдумка чистой воды.

– Неудивительно для такого еретика и баламута.

– Если бы не одно «но». Знаете ли, мы давно к нему приглядывались.

– Вызывали?

– Не успели, а то был бы сейчас ваш Парнасов в целости и под надежной охраной, – вполне искренне повинился Сельдерей. – Возись теперь с останками! Кстати, книжонка-то оказалась с секретцем.