А вот Берг сомневается, что человечество готово принять и переварить этот подарок. Что духовной зрелости ему достанет не увидеть в креатроне оружие и не начать за него беспощадную последнюю войну. Повод для сомнений у него есть — судьба экипажа «Христофора Колумба», в одночасье ставших «иными» по воле креатрона.

Зато Медведева не сомневается: человечество никогда не будет готово! Потому что не подарок это, а приманка. Не только экзотические оболочки для разума способен создавать креатрон, но всё, что угодно! Любую фантазию он сделает реальностью. Можно стать богом по мановению пальца — креатрон выдует для тебя на поверхности пространств высших размерностей пузырёк квази-вселенной, удобной, послушной, подчиняющейся исключительно твоим законам. Человечество убежит в десятки, сотни, тысячи или миллионы таких мирков, закуклится в них навсегда вне времени и пространства, не в силах отказаться от лёгкого и понятного счастья.

Самое страшное, каждый из этих троих был прав и неправ одновременно. Потому что запертый в лабиринте мышонок всё ещё мечется в поисках верного выбора. Путники никуда не ушли, в собственной Вселенной они есть везде и всегда. Их очередной эксперимент продолжается, результат его станет известен лишь после завершения. Когда человечество прекратит существование одним из трёх способов…

— Уходи! — окрик Медведевой заглушил звучащие в голове голоса. — Хватит, игра в вопросы-ответы на этом закончена. Ты и так поставила под сомнение благоприятный исход!

Елена попыталась улыбнуться.

— А ваша дочь сказала, что меня ждёт долгая счастливая жизнь в любом случае. Вы бы согласовывали свои предсказания, что ли.

Медведева приподняла бровь.

— При чём здесь твоя жизнь? Я говорю о существовании человечества. Каждый твой вопрос сейчас, даже не высказанный, а только придуманный, приближает его гибель.

«Каким из трёх способов?» — хотела съёрничать Пристинская. Промолчала. Слова Медведевой звучали дурацкой шуткой — что значит она, глупая космическая блондинка, в игре вселенского масштаба? В устах любого другого человека это и было бы шуткой, но не в устах человека, создавшего собственную квази-вселенную. И Елена предпочла принять к сведению, не требуя разъяснений и подробностей. Кивнула, быстро повернулась, шагнула на горную тропинку. Но в последний миг не удержалась, скользнула взглядом по окнам особняка. Губы светловолосой женщины шевелились. Стекло не пропускало звук, но Елена услышала: «Мышонок, как же ты выросла!» Мышонок…

Обратной дороги она не заметила, оставаясь мыслями возле дома на берегу моря. Возле несуществующего дома на берегу моря, плещущегося вне времени и пространства. Лишь увидев над собой тёмный свод пещеры вместо святящегося марева, очнулась.

Каменная терраса, казалось, плыла в воздухе. Но стоило сделать несколько шагов, как материализовалось её основание, скрыло ведущий вниз проход и горную тропинку. Пристинская взобралась наверх, пристегнула к поясу трос, осторожно выпрямилась, «погружаясь» в свод. На секунду мелькнуло беспокойство: спускаться труда не составляло, а получится ли обратно вскарабкаться? Но внутри «сугроба» верх и низ оказались равнозначны. Достаточно было оттолкнуться от каменной террасы, и тело заскользило сквозь послушно расступающуюся массу, словно гравитация внезапно поменяла направление. Елена охнула, вываливаясь из базальтовой толщи стены на дно ущелья. Шлюпка послушно ждала её в нескольких метрах, фонарь на гермошлеме вспыхнул, выхватывая из полумрака изломы скал.

Пристинская обернулась, протянула руку к стене, пытаясь нащупать невидимое отверстие. В том месте, откуда она вынырнула, была твёрдая скальная порода. Проход между мирами закрылся. А над головой синело небо — на Горгоне вновь начинался день. Здесь время не знало остановок, пора возвращаться к действительности.

Тагиров встречал её в шлюзовой. Поймал в объятия, едва Елена стянула с себя скафандр, не дал даже переодеться:

— Леночка, наконец-то! Где ты была? Я тут места себе не нахожу! Полетел в ущелье — шлюпка стоит, а тебя нет! Я там всё обыскал, каждый камешек! Где ты была?

— Летал?! — охнула Пристинская, — С больной ногой, на аварийной шлюпке, без стабилизаторов!?

— Почему без стабилизаторов? Ребята с южного полюса вернулись, Пиврон шлюпку починил в два счёта. Мы уже вторую половину генератора в Кольце монтируем, людей «Генезиса» в освободившемся модуле разместили, переоборудовали его под кубрик. Они, в общем-то, нормальные все. Тихие после того, что случилось. Половина женщин весь первый день проревели, потом попустило… Лена, почти двое суток прошло, как ты исчезла!

— Двое суток? — Елена растерялась. В мире, куда она заглянула на несколько минут, времени и впрямь не существовало. — Прости, я не знала. Я обязательно расскажу, где была, только позже. Хорошо? Который хоть час по-корабельному?

— Полдвенадцатого ночи. Ребята спят, а я на вахте. Ты, должно быть, устала? И проголодалась?

— Нет, — она в самом деле не чувствовала ни голода, ни усталости. Биологические часы упрямо твердили — всё путешествие с лихвой уместилось в один час. — Разрешишь, я посижу с тобой в рубке?

— Конечно! Ещё спрашиваешь. Я пошёл?

— Ага.

Елена приняла душ, оделась. Хотела зайти в каюту, передумала — слишком многое там напоминала о Марине, девушке-инопланетянке, превратившейся в информационный пакет где-то в далёких непонятных пространствах. Потому на жилой палубе она не задерживалась, побежала наверх.

Ходовая рубка выглядела привычно, ничего здесь не напоминало о недавней войне. Словно завершалась рядовая разведэкспедиция. И проплывающая на обзорном экране Горгона казалась самой обычной планетой. Пристинская устроилась в кресле навигатора, принялась украдкой наблюдать за Георгием. Ох, как хочется ему услышать рассказ о её путешествии! Но спросить не решается, терпит, боится показаться навязчивым. «Расскажу, обязательно расскажу, любимый мой! Только пусть уйдёт это ощущение ирреальности нашего мира».

Тагиров поймал её взгляд, улыбнулся:

— Даже не верится, что всё позади. Завтра заканчиваем с генератором и уходим с орбиты. Знаешь, кажется, что мы здесь целую вечность.

А Елена подумала: «Какое замечательное у него сейчас лицо. Как тогда, на Земле, в беседке…» И тут же накатило: то, что было между ними в беседке, и что было на корабле. Пристинская облизнула пересохшие губы. Не в силах усидеть, вскочила, прошлась по рубке. Подошла к креслу вахтенного.

— Гоша, а кто тебя меняет?

— Янек.

— Может, я его попрошу на полчасика раньше заступить?

— Право, не знаю… Нехорошо получится, он и так за день вымотался.

— Ладно, пусть спит.

Елена осторожно коснулась пальцами щеки мужчины, подбородка, шеи. Повела рукой по груди, будто невзначай расстёгивая куртку. Георгий настороженно замер под её прикосновениями. Засмеялся деланно, напомнил:

— Лена, ты что, мы же в рубке!

— Что из того? Инструкцию нарушаем? Гошенька, за последние дни мы её столько раз нарушили, так почему не сделать и это? Если очень хочется?

Она обошла кресло и стала перед ним, упёршись бёдрами в кромку пульта. Неторопливо освободилась от майки, брюк, пуритански уродливых форменных трусиков-шорт. Это было далеко не стриптиз-шоу, но желаемого она добилась — сломила сопротивление. Об инструкции Георгий больше не заикался.

Сколько длилось волшебство? Секунду? Тысячелетие? Время остановилось вновь. Или вовсе исчезло. Подняв глаза, Елена увидела застывшего в дверях рубки Шпидлу. В глазах майора горели изумление и восхищение. Встретив её взгляд, он исчез, бесшумно закрыв дверь. Впрочем, в следующий миг Елена уже не понимала, видела ли это в действительности. Бездонный океан увлекал её в свою глубину...

Затем время вернулось. Водоворот, круживший их, медленно расступался, таял, выпускал из своих объятий. Тагиров озабоченно взглянул на часы.

— Ого! С минуты на минуту Ян придёт, он и так что-то задерживается.

— Он не задерживается. Возле лестницы ждёт, — хихикнула Елена.

— Откуда ты знаешь? — Георгий не понял в первую минуту. Потом сообразил: — Он что, заходил?! И видел, как мы... Чёрт!

— Наверное, он порадовался за нас.

— Да уж, хороший пример для экипажа, — Тагиров засмеялся. — Но мне почему-то не стыдно. Однако нужно привести себя в порядок и сдать вахту как положено.

Пристинская встала, взяла лежащей на пульте ворох одежды.

— Сдавай вахту быстрее и приходи. Я буду ждать в каюте.

— Ага. В нашей?

Это уточнение хлестнуло, точно плеть. Слишком двусмысленно оно прозвучало. С кем объединил себя Георгий этим местоимением? Это ведь его с Дианой каюта… Нет, теперь это их каюта!

Пристинская куснула щеку, стараясь, чтобы Тагиров ничего не заметил, кивнула:

— Да, конечно в нашей.

Елена проснулась, словно от толчка. Была глубокая ночь по корабельному времени, над дверью каюты тлел дежурный фонарь, рядом сладко посапывал Георгий. А у неё сна ни в одном глазу. «Не задавай вопросы!» — приказала Медведева. Но уже отступая в тоннель, она всё же задала ещё один, последний. Не Медведевой, не маме, припавшей к окну, не себе самой даже. И получила ответ. Как это возможно, быть мёртвой и живой одновременно? Как, умерев в одном пространстве, воскреснуть в другом? Теперь она это знала. Вернее, ответ она знала, когда шла тоннелем между мирами, когда летела на корабль, когда занималась любовью… А сейчас, проснувшись то ли в своей, то ли в чужой каюте, поняла, что ответ означает куда больше, чем удовлетворённое любопытство.

Что на самом деле случилось в центре управления станции? Как ей удалось уйти из-под выстрела Дженнифер, не «младшего инженера», а сотрудника службы безопасности «Генезиса»? Её мозг был в полном ступоре, но тело действовало чётко и эффективно. Прыжок, бросок, выстрел — при всём желании она не смогла бы этого сделать. Для такого мало одного желания, нужны навыки, доведённые до уровня рефлексов, нужны многолетние тренировки. Как у Дианы...