— Да, на предмет мошенничества. Но фантомы? Колдовство из чьего-то худшего кошмара? — Он сделал паузу. — Я бы хотел осмотреть ваш чердак, доктор. Если у вас есть фонарь, возможно, мы сможем подняться наверх.

Я почувствовал, как дыхание перехватило в горле, словно патока. Почему я проявил такую беспечность, почему позволил Эллисону присутствовать в доме, где так много может пойти не так? Я отчаянно огляделся в поисках Лиддли. Голова шла кругом, я чувствовал себя как в смирительной рубашке. Где ты? Мне хотелось плакать.

— Вы в порядке, доктор?

— Я... Я не хочу туда ходить, — сказал я. — После того, что случилось. В прошлый раз нам с Льюисом едва удалось выбраться невредимыми. Если бы мы остались...

— Все в порядке, — заверил он. — Вам не обязательно пониматься. Просто покажите мне, куда идти, и одолжите свой фонарь.

— Это может оказаться небезопасным.

— Я сам буду об этом судить. — Теперь он стоял на ногах.

— Пожалуйста...

— В чем дело, доктор Хилленбранд?

Я тоже встал, качая головой, оттягивая время.

— Нет, я пойду с вами, — заявил я. — Но предупреждаю, он может быть там. Вы его не видели, вы не можете...

Инспектор уже прошел через дверь, направляясь к лестнице. Я последовал за ним, безумно размышляя. Его нужно остановить, остановить любой ценой. Я сходил с ума: быть так близко, видеть, как рычаги поднимаются и опускаются с такой точностью...

Мы добрались до двери на чердак. Я оставил фонарь на полу снаружи. Эллисон поднял его и открыл дверь — я не потрудился запереть ее.

— Сюда?

Я кивнул. Он направился вверх по лестнице, а я шел следом, мое сердце колотилось, все еще не мог решить, как поступить. Почему Лиддли ничего не сделал? Почему он не вмешался?

В том месте, где лестница заканчивалась и начиналась площадка, Эллисон обернулся ко мне, дрожа.

— Вы правы, — сказал он. — Здесь холодно. Достаточно, чтобы отморозить яйца.

Он не отличался интеллигентностью, не страдал утонченностью определенного рода, но этот внезапный переход к грубости ожесточил меня по отношению к нему. Я был благодарен за это, благодарен за оправдание, которое, как знал, поможет мне в том, что я вынужден буду сделать. Я думал о кирпичах, тех, которые помогал Льюису выбивать из стены, думал о том, какие они острые и прочные, как легко взять один из них, поднять, опустить...

Далеко внизу раздался звонок в дверь. Мы оба замерли. Я понял, что, несмотря ни на что, Эллисон нервничал, поднимаясь сюда. Звонок раздался снова, более продолжительный.

— Это, должно быть, сержант Арклесс, — проворчал Эллисон. — Я сказал ему звонить, если для меня появятся какие-нибудь сообщения.

Еще один звонок, сопровождаемый тремя громкими стуками.

Когда мы спустились вниз, я открыл дверь и увидел, что водитель Эллисона стоит на ступеньке. Я отошел в сторону, чтобы пропустить инспектора.

— Что случилось, сержант?

— Лондон по рации, сэр. Вы должны немедленно вернуться. С нашим задержанным, с Де ла Мере, сэр, вышла промашка.

— Что за промашка?

Арклесс колебался, глядя на меня.

— Ну, давай, парень.

— Он сам себя прикончил, сэр. Так кажется. Но это может быть... Трубшоу командовал в то время, сэр.

— Понятно. Хорошо, Арклесс. Передай, что я сейчас же вернусь.

Арклесс кивнул и вернулся в машину. Эллисон повернулся ко мне. Его лицо выражало недовольство, особенно глаза. Они отражали то разочарование, гнев, бессилие, которое он испытывал. Гнев и бессилие хорошо сочетаются.

— Похоже, что вам нет смысла сопровождать меня в Лондон, доктор Хилленбранд. Берегите себя. Я вернусь завтра. И буду благодарен, если вы позвоните своей жене и попросите ее присоединиться к нам. Есть несколько вопросов, которые я хотел бы ей задать.