Глава 2

Николь

Это уловка моего разума.

Жестокий поворот воображения.

Кошмар.

Да. Вот и все, о чем это могло бы быть.

Кошмар. Если я сейчас проснусь, все закончится.

Если я сейчас проснусь, я буду вся в поту и со слезами на глазах, но это будет иллюзия.

На самом деле я не сталкиваюсь с Дэниелом после одиннадцати лет бегства и попыток стереть все о нем из моей памяти.

Так что я моргаю раз, два, но он все еще кристально чист передо мной. Как ураган, который усиливается с единственной целью ударить меня.

Разорвать меня на кусочки.

Разорвать меня на части.

Его присутствие ничем не отличается от того, чтобы быть раздавленной и брошенной на погибель. Это не только внушительно, но и дергает за ниточки, которые, как мне казалось, я давным-давно оборвала.

Струны, которые сейчас вибрируют внутри меня от одного того факта, что я снова прямо перед ним.

В последний раз, когда я видела его, нам было всего по восемнадцать, но сейчас он старше, более мужественный. Полностью мужчина.

У него квадратная челюсть, а волосы, которые раньше беспорядочно спадали на лоб, уложены с утонченной элегантностью. Они также стали темнее, будто он поставил своей задачей уничтожить все светлые пряди, которые пробивались сквозь них.

То, как он сидит за своим столом, пронизано беззаботностью, но это не лениво — больше похоже на командование. Словно он могущественный король, ожидающий, что все при дворе подчинятся его королевскому указу.

Он наклоняется, кладет локти на стол и сцепляет пальцы у подбородка. Это его привычка, когда он погружен в раздумья или зол. Я не уверена, какое чувство сейчас более выражено, потому что его лицо чистый лист.

Его глаза, по которым я привыкла угадывать его настроение, невыразительны, приглушены, как будто кто-то украл из них звезды и закрыл солнце. Единственное, что остается, это бездонная синева, как в беззвездную, безлунную ночь.

И они нацелены на меня с прохладой, которая пробирает меня до костей. Может, прохлада — не совсем подходящее слово. А холод, ледяное качество, которое должно заморозить меня до смерти.

Раньше он обладал такой красотой, которая приносила мне покой и умиротворение. Теперь эта красота дикая, безудержная и с полным намерением причинить боль.

Меня не обманывает то, как он выглядит. По тому, как он носит свой сшитый на заказ серый костюм, как супермодель, или как величественно сидит, как какой-нибудь Лорд. Меня не обманывает его невозмутимое выражение лица или кажущийся спокойным фасад. Потому что это просто.

Фасад.

Способ увести меня вперед, как добычу, а затем наброситься, поглотить мою плоть и сломать кости.

— Вы собираетесь стоять там весь день?

Я вздрагиваю, отчасти потому, что моя иллюзия, что это сон, давно исчезла. Он прямо здесь, собственной персоной, и ждет. И отчасти из-за его голоса. Он такой глубокий, но пронизан бархатистым качеством. Что заставляет его казаться доступным, когда он совсем не такой. А еще сейчас в его голосе прозвучало неодобрение, будто я бесполезный камень в его ботинке.

— Либо заходите внутрь и закройте дверь, либо проваливайте. Оставьте свой пропуск в отделе кадров.

Я заставляю себя выйти из тумана и закрываю дверь липкими, дрожащими пальцами.

Эта работа важна не только для меня, но и для Джейдена.

Ну и что с того, что мне захочется отделиться от собственной кожи или вырыть могилу? Что, если мне захочется повернуть назад, убежать и никогда больше не видеть эти голубые глаза?

Это не имеет значения.

Выживание и здоровье Джея вот, что важно.

Если мне придется работать на Дэниела, чтобы обеспечить его, значит, так тому и быть. Кроме того, на его лице нет ни проблеска узнавания, так что, возможно, он забыл обо мне.

Может, он стер все, что было между нами, и теперь он новый человек, которому наплевать на прошлое.

Эта мысль дергает за глупые сердечные струны, и я глубоко вдыхаю, останавливая свою реакцию. Но все это непроизвольно, вырвано из глубины меня невидимой силой, которую я не могу контролировать.

— Доброе утро, я новый ассистент. Меня зовут Николь Адлер.

Я благодарна, что мой голос не дрожит и остается спокойным, почти таким же нейтральным, как и его равнодушие.

— Меня не волнует ваше имя. Я забуду, как только вы не пройдёте испытательный срок. — он смотрит на свои роскошные швейцарские часы, прежде чем снова окинуть меня ледяным взглядом. — И сейчас половина девятого, а это значит, что вы опоздали, так что в этом утре нет ничего особенно хорошего.

Мой желудок сжимается, и это связано не только с его голосом, но и с его резкими словами. Мне нужно сразу же привыкнуть к этому, если я хочу оставаться профессионалом и сохранить эту работу.

— Я сожалею об этом, но мне нужно было разобраться с кое-какими бумагами в отделе кадров и...

— Все, что я слышу, это бессмысленные оправдания, — обрывает он меня. — Не повторяйте такого, иначе ваш испытательный срок закончится еще до того, как начнется. Все ясно?

— Да, — говорю я, хотя мне хочется кричать, и не об этой ситуации, а обо всех хаотичных мыслях и линиях, разбитых внутри меня, как искаженная музыка, играющая под водой.

Мне хочется закричать и спросить его, действительно ли он будет притворяться, что не знает меня. Должно быть, он видел мое резюме. Он знает, что это я. Сомневаюсь, что он знал много Николь Адлер в своей жизни.

Но почему это имеет значение?

На самом деле, я должна быть рада, что это безлично. Таким образом, я могу притвориться, что это всего лишь работа, которую я использую, дабы сохранить крышу над головой у нас с Джеем.

— Хорошо.

Он встает, и я резко втягиваю воздух, чертовски надеясь, что он этого не слышит.

Он был притягателен, когда сидел, но, когда он выпрямляется во весь рост, на него почти слишком ослепительно и невыносимо смотреть.

Он не только высок, но и обладает мистической, привлекательной манерой держаться. Его плечи прямые, широкая грудь идеально сочетается с пиджаком, а брюки подчеркивают его длинные ноги и бедра.

Интересно, сохранились ли они мускулистыми с тех пор, как он играл в футбол в младших и средних классах?

Эта мысль вылетает у меня из головы, когда он обходит стол, затем прислоняется к нему, скрестив ноги в лодыжках, и поворачивается ко мне лицом.

Кажется, он чего-то ждет, но не уверена, чего именно, поэтому я спрашиваю:

— Вы что-то хотите?

— Ваш мозг, мисс Адлер, или вы оставили его дома этим утром?

Я стискиваю зубы, затем делаю обильные вдохи воздуха.

— Если вы скажете мне, что вам нужно, я сразу перейду к делу.

— Что еще мне от вас нужно, кроме того, чтобы записывать то, что я хочу, что должно быть сделано?

— Ох, конечно.

Я достаю из сумки планшет, который мне дали, и едва открываю приложение «Заметки», как он начинает быстро говорить.

— Мне нужно, чтобы мой кофе из Dolcezza стоял на моем столе ровно в восемь утра. Черный с ровно одним граммом сахара. Затем вы ознакомитесь с моим расписанием и перепроверите с клиентами их доступность. Вы напомните мне о датах моих внутренних судебных заседаний и закажете телефонные звонки для международных клиентов. Если есть рейс, вы забронируете его заранее и будете постоянно присылать мне напоминания об этом. Мой обед должен быть забран у Katerina’s в двенадцать тридцать. Моя химчистка должна быть доставлена в мою квартиру в три часа дня. Потом вы будете управлять расписанием, пока я играю в гольф с мэром и другими влиятельными фигурами. Всегда держите свой телефон при себе на случай, если я напишу вам что-нибудь срочное, включая ночное время.

Я тяжело дышу от обилия информации. Мои пальцы болят от того, что я печатаю все его инструкции, и я чертовски надеюсь, что ничего не пропустила.

Последние слова выбивают меня из колеи, и я поднимаю глаза. Лучше бы я этого не делала, потому что он смотрит на меня, как ястреб, нацелившийся на добычу. Как будто ему нравилось видеть, как я потею и пытаюсь все это записать.

Прочистив горло, я спрашиваю:

— В ночное время?

— Мы работаем по расписанию международных клиентов, которые, если вы включите свой мозг, поймете, что находятся в других часовых поясах, чем мы. Если это создаст проблему, вы знаете, где дверь.

Черт бы побрал этого мудака. Он пытается уволить меня с того момента, как я вошла в его кабинет. Но он не знает, в каком я отчаянии и как сильно мне это нужно.

Он может показать мне свое худшее, и я все равно не отступлю.

— Я всего лишь попросила разъяснений. Меня это вполне устраивает.

Мне просто нужно убедиться, что я держу свой телефон в режиме вибрации, чтобы не беспокоить Джея.

— Не то, чтобы это имело значение. — он задирает свой надменный прямой нос вверх, словно я недостойна взгляда. — Излишне говорить, что я не терплю ошибок. Не явитесь работу, вы уволены. Допустите ошибки, также уволены. Все ясно?

— Да.

— Да, сэр.

Я так сильно прикусываю внутреннюю сторону щеки, что удивляюсь, как во рту не идёт кровь.

— Вы глупы или плохо следуете инструкциям, мисс Адлер?

— Нет.

— Нет, сэр. А теперь скажите это.

В его тоне слышится вызов в сочетании со странным блеском в глазах. В нем нет ничего яркого или блестящего, как в том Дэниеле, которого я знаю.

Этот — садист, сверкающий только с одним намерением.

Унижать меня.

Но к черту его.

Если он думает, что моя гордость помешает мне опуститься низко, то он не знает, насколько толстокожей я стала за эти годы.

— Нет, сэр, — говорю я с холодностью, которой не чувствую.

— Вот как вы будете обращаться ко мне с этого момента. Все ясно?

Я киваю.

— У вас есть голос, используйте его.

— Да, сэр.

Последнее слово застревает у меня в горле, как бы я ни старалась проглотить его.

Этот придурок, должно быть, находит удовольствие в том, что заставляет меня чувствовать себя такой же маленькой, как дохлая муха, прилипшая к подошве его ботинка.

Но это не имеет значения. Я прошла через худшее ради Джея, и я тоже могу это сделать, если постараюсь.