Что...?
Что только что произошло?
Призрачные руки сжимают мою грудь, а сердце начинает громко колотиться. Я сделала что-то не так, и не знаю, что именно. Почему он посмотрел на меня в первый раз и так свирепо?
Пальцы дрожат на чашке, и мама бросает на меня косой взгляд. Я осторожно ставлю чашку, стараясь дышать глубоко, как она меня учила.
Я собираюсь напортачить. Чувствую, что теряю контроль, и если я это сделаю, мама разозлится.
Поэтому я встаю, разглаживаю свое белое платье с кружевами и улыбаюсь.
— Я скоро вернусь, девочки.
Я не жду их ответов, когда быстрым шагом направляюсь к дому, уставившись на свои золотые туфли на плоской подошве с кружевными лентами, которые соответствуют тем, что у меня в волосах.
Сегодня я надела свой лучший наряд, дабы выглядеть красиво. Я даже попросила маму оставить мои волосы распущенными, потому что с ними я чувствую себя принцессой.
Я хотела быть принцессой, потому что этого хотят принцы.
Но он так пристально посмотрел на меня.
Ошеломлённая, я направляюсь на кухню, убеждаюсь, что никто из персонала не наблюдает, а затем краду два персика. Пряча их за спиной, я пробираюсь к домику у бассейна.
Задернутые шторы скрывают свет, за исключением слабых лучей, проникающих на деревянный пол.
Садясь на ковер, я снимаю туфли. Я всегда любила сидеть на полу, вытянув ноги, но мама ненавидит это, поэтому я прихожу в домик у бассейна ради этого.
Это единственное место, где я вне ее поля зрения и могу делать то, что хочу.
Как есть персики.
У меня на них аллергия, но это моя любимая еда. Мне нравится спокойствие, которое они приносят после каждого укуса. Ну и что с того, что потом у меня красные, опухшие губы? Через некоторое время все пройдет.
Думаю, любить то, что причиняет тебе боль, тоже нездоровая одержимость.
Мне не следовало бы делать этого, когда у нас гости, но я схожу с ума, и персики стирают это чувство.
Они на моей стороне.
Я откусываю первый раз и закрываю глаза, наслаждаясь тошнотворно сладким вкусом. Язык покалывает, но я продолжаю жевать и всасывать положительную энергию. Первый персик почти съеден, и я говорю себе, что не буду торопиться со вторым.
— Персики.
Я вздрагиваю, глаза резко открываются, и это заставляет один из моих драгоценно украденных фруктов скатиться на пол и врезаться в чью-то обувь.
Прежде чем я успеваю успокоиться от того, что мама меня не поймала, я бросаю взгляд на человека, который это сделал.
Дэниел.
Он смотрит на меня сверху вниз с легким раздражением, будто я нищая у его дома, которая продолжает преграждать ему путь всякий раз, когда он выходит.
Голубизна его глаз, обычно ярких и сверкающих, сейчас немного приглушена, но солнечные лучи освещают его волосы, придавая им более светлые пряди.
Несмотря на то, что он бегал больше получаса, его рубашка аккуратно заправлена в брюки, а лицо не такое красное и потное, как у меня, когда я занимаюсь какой-либо физической активностью. Лишь легкий румянец покрывает его щеки и нос.
Он наклоняется и ловит фрукт, который без всяких извинений врезался в него, затем перекатывает его между пальцами, словно видит в первый раз.
— Ты всегда прячешься, чтобы съесть персики после того, как испытала злость?
Я проглатываю содержимое, и мои губы горят, будто я поцеловала огонь.
Но это не имеет значения.
Потому что я думаю, что Дэниел только что заговорил со мной.
Впервые за несколько недель он видит меня.
Просто чтобы убедиться, я осматриваюсь вокруг на случай, если кто-то еще зашел в домик у бассейна.
Возможно, это призрак?
Или его воображаемый друг?
Нет, на самом деле он разговаривал со мной. Я единственная, кто прячется, чтобы поесть персиков.
Мой лоб хмурится, когда я сосредотачиваюсь на последнем слове, которое он сказал.
— Кто испытал злость?
— Ты.
— Я-я?
— Ты злая и заносчивая. Мне все равно, сделаешь ли ты это с кем-нибудь еще, но, если ты снова будешь смеяться надо мной, я тебе не позволю этого.
Подождите. О чем он говорит?
— Я не смеялась над тобой.
— Ты только что смеялась с Хлоей.
— Нет, это не... — язык заплетается, и слова не выходят наружу.
Обычно от поедания персиков у меня только распухают губы, так почему немеет язык?
— Тебе нравится вести себя с превосходством, когда ты и твоя мать приглашаете людей в свой дом? — он продолжает. — Я тоже могу играть в твою игру. Скажу твоей маме, что ты украла персики и ешь их. Если ты прячешься, чтобы сделать это, то это, должно быть, плохо.
— Нет... Не делай этого...
Мой язык едва шевелится, а слова растягиваются. Рука непроизвольно разжимается, и недоеденный персик падает на пол.
— Я тоже могу быть злым.
Он начинает двигаться, и я резко встаю.
Мир вращается, и комната тянет меня вниз. Жужжание наполняет уши, прежде чем глухой удар эхом разносится вокруг.
Это я, понимаю я, когда мое затуманенное зрение фокусируется на полу.
Я упала и чувствую, как мои конечности находятся в неудобном положении, но меня это даже не волнует, когда я напрягаюсь:
— Н-не...
Мои глаза полузакрыты, но я снова различаю его силуэт, обращенный ко мне.
— Если это какая-то тактика, чтобы остановить меня, она не сработает.
— Персики... — бормочу я. — У меня.. у меня аллергия на н-них...
Тело приседает рядом со мной, а затем мою голову кладут на теплую поверхность. Думаю, это бедра Дэниела, потому что он смотрит на меня сверху вниз широко раскрытыми глазами.
— У тебя красные и странные губы. — он тянется ко мне, затем убирает руку. — Я расскажу твоей маме.
Я хватаю его за запястье своей потной рукой и впиваюсь ногтями.
— Н-нет... она накажет меня... Со мной все будет в порядке...
— Ты неважно выглядишь.
— Это...пройдёт...
— Ты уверена?
Нет. Потому что это первый раз, когда у меня так кружится голова, но это нормально. Если это означает, что он просто продолжит обнимать меня.
— Это пройдет, если ты будешь держать меня в таком положении, — лгу я.
Дэниел осторожно убирает волосы с моего лица.
— Если у тебя аллергия на персики, зачем ты их ешь?
— П-потому что они мне нравятся.
— Ты странная, Николь.
Меня называли красивой, умной и хорошей девочкой, но никогда не странной. Думаю, мне это нравится больше.
Мне нравится быть не такой совершенной.
— Я.. У меня есть игрушки... Моя любимая кукла и снежный шар позади тебя в секретном... я-ящике...
— Не думаю, что тебе следует говорить об игрушках сейчас. — его лоб снова хмурится, и мне это не нравится.
Вместо этого я хочу увидеть его ямочки на щеках.
— В-возьми их...мои игрушки...
— Зачем?
— П-просто сделай это.
— Я считаю, мне следует пойти и найти твою маму.
— Н-нет... пожалуйста... Я же говорила тебе, о-она накажет меня.
— Тогда тебе не следовало делать то, за что тебя накажут.
— Ты все время так делаешь в школе.
Вот почему я обратила на него внимание в первую очередь. Его часто отправляют в кабинет директора за шалости и вообще за его веселье.
Мне это нравилось. То, как он смеялся, и ему было все равно, что говорят о нем взрослые.
Я хотела бы быть такой, как он.
Я хотела бы, чтобы я не была счастливицей, чтобы мне не нужно было говорить определенным образом, ходить определенным образом и дышать определенным образом.
— Потому, что я не люблю правила, — говорит он. — Но я не причиняю себе вреда.
— Я... это не больно.
— Ты выглядишь и говоришь так, будто тебе больно.
— Станет лучше, если... — я сглатываю, но мой язык кажется слишком большим для рта, словно он выкатывается.
Дэниел смотрит на меня так, словно именно это и произошло, затем вытирает уголок моих губ, откуда стекает слюна со вкусом персика.
Если бы мои щеки могли стать еще горячее, они бы так и сделали. Это так грязно и неправильно, и Дэниел не должен видеть меня такой.
— Если что? — спрашивает он.
— Я.. если ты возьмёшь мои игрушки.
Он издает вздох, который звучит немного раздраженно, затем кладет руку мне на голову, чтобы я не двигалась, пока роется позади себя в ящике стола.
Вскоре после этого он достает мою куклу и снежный шар и кладет их мне на живот.
— Теперь довольна?
— Т-ты можешь взять их...
— Спасибо, но я не играю в куклы.
— Н-нет, ты можешь взять с-снежный шар.
Возможно, если я поделюсь с ним своими любимыми игрушками, я ему понравлюсь. Возможно, он также увидит красивую девочку, застрявшую в снегу, и подумает о том, как он может вытащить ее, не разрушая ее мир на части.
— Ничего серьезного, — выпаливаю я, когда он молчит, разглядывая снежный шар между пальцами. — Это... это... потому что т-ты позволяешь мне лежать на твоих коленях.
Он смотрит в сторону.
— Неважно.
Мое сердце падает, и что-то щиплет в глазах.
Ах.
Даже поделиться одной из последних вещей, которые у меня остались от папы, не сработало.
Он мог бы поговорить со мной и обнять меня, но я все еще невидима для Дэниела.
— Это все еще девчачьи вещи, — говорит он.
— Это...это прекрасная невеста.
— Тебе нравится? Невесты?
— Д-да... — я облизываю свои распухшие губы и стараюсь не думать о горечи, которая застряла в задней части горла, или о том, как больно дышать. — Когда мы вырастем, ты женишься на мне?
Его глаза расширяются, но он отводит взгляд.
Мое сердце сжимается и разрывается в груди.
И снова все напрасно.
— Николь?
Мои веки медленно закрываются, и слеза скатывается по щеке.
Это боль от персиков или боль от того, что ты невидим? Возможно, это боль от нездоровой одержимости.
— Николь, открой глаза!
Для чего?
Моя голова отклоняется в сторону и ударяется о его колено. От него пахнет персиками.
Или, может, я так пахну.
— Я собираюсь доложить твоей маме.
Запах персиков исчезает, и он тоже.
И я остаюсь на полу со своим недоеденным персиком и куклой.
Брошенная.
Безжизненная.
Невидимая.