— Ты будешь..., — прохрипел он. — Пожинать чужие отходы.

— Единственные отходы это ты. Что касается того, чтобы стать мужчиной, ты не станешь им через пять минут — не то что когда-либо им был. — я бью его по голове сильнее, так что он съедает грязь и замолкает. — Николь, однако, была и всегда будет чертовой королевой.

Которую я не заслуживаю, но и не могу ее покинуть.

***

К тому времени, как я закончил с этим ублюдком, я хочу сброситься с моста.

Не из-за того, что я сделал с ним — я бы повторил это в мгновение ока. Его причитания, крики и лепет, как у ребенка, не повлияли на меня, ни капли.

Я бы повторил .

Я бы повторил, если бы мог. Каждый день. До самой смерти.

Через некоторое время ко мне присоединился Кайл, предложил помощь, но я отказался, и он просто остался наблюдать.

Он сказал мне, что будет держать его на поводке с помощью своих друзей здесь. Я не стал спрашивать, кто его друзья, мне наплевать, лишь бы Кристофер никогда правильно не сидел, не мочился стоя и не дышал чистым воздухом.

Я бы заплатил им миллиарды от своего имени, если бы пришлось. Все до последнего цента.

Лишь бы жизнь Криса стала несчастной.

Это подводит меня к причине пустоты.

Несмотря на то, что я думал раньше, это не исправит ситуацию. Это не вернет то, что Николь уже потеряла.

Не сотрет тот факт, что я являюсь частью причины, по которой она была травмирована.

Не кто-то другой.

Я.

Я делаю глоток из бутылки дешевого виски, которую я держал в арендованной машине для этой цели.

Два часа. Именно столько времени я провел в машине на противоположной стороне улицы, не имея возможности зайти в дом.

Может, мне стоит уехать сейчас, оформить особняк на имя Николь и пригрозить Заку, что он обеспечит ей и Джейдену жизнь богатых нефтяных принцев.

Это было бы правильным решением.

Но для этого пришлось бы поговорить с братом, а я подтолкнул бы ее к другому мужчине.

Опять чертовщина.

Я достаю телефон, и набираю.

Дэниел: Спишь?

Ответ приходит незамедлительно.

Астрид: Рисую для суетливой Глиндон. Она совсем не похожа на Лэна и Брэна.

Это ее отпрыски. Лэндон, Брэндон и Глиндон. Причина, по которой у них красивые имена, в том, что они Кинги и будут вести королевскую жизнь лучше, чем их отец.

Дэниел: Кажется, я крупно облажался.

Астрид: В отношении?

Дэниел: Кого-то. Я причинил боль. Сильную. Что мне делать?

Астрид: Извиниться.

Дэниел: Не думаю, что «извини, я испортил тебе жизнь» оплатит счет.

Астрид: Ты удивишься силой искреннего извинения, Жук.

Астрид: Это из-за тети Норы и Зака? Ты наконец-то поговоришь с ними?

Дэниел: Нет.

Я отбрасываю телефон, пока она не начала ворчать и вести себя как моя суррогатная мать.

Мои пальцы нестабильны, потому что я пьян и взбешен до чертиков, пока веду машину на небольшое расстояние внутрь особняка.

Швейцар открывает передние ворота, проделывая потрясающую работу по игнорированию моего вида канализационной крысы.

Я практически выбрасываюсь из машины, как только останавливаюсь перед домом — или на траве. Что за хрень.

Появляется ангел, приветствуя меня дома.

Или я пьян.

Я очень надеюсь, что пьян, а не то, что мне действительно нужна психическая терапия.

Тошнота, которую я обычно испытываю при виде еды, закрадывается в желудок. А может, это что-то другое, связанное с желудком и тем, что бьется за грудной клеткой.

Николь стоит посреди сада, на ней белое платье с кружевами персикового оттенка, а руки покрывает пушистая шаль.

Ее светлые волосы падают прямо на задницу от яркости солнца. Которое сожжет меня заживо, но я бы все равно подошел.

Прикоснулся к ней.

Дышал ее огнем.

Ее голова откинута назад, она смотрит на луну, слегка приоткрыв губы.

Солнце, влюбленное в луну.

Разве эта штука не обречена на трагедию?

Ее внимание переключается на меня, будто она естественным образом ощущает меня рядом с собой.

У нее вырывается вздох, когда она бежит ко мне, и блядь.

Проклятье.

Трахните меня.

От вида того, как она направляется ко мне, я чуть не падаю на колени.

У меня гребаный посттравматический синдром от того, как она повернулась ко мне спиной в тот день, когда собрала чемоданы и исчезла в ночи.

Воздух трещит от напряжения и сменяется ее запахом. Вишня, боль и чертова сердечная боль.

Радость тоже. Как бы мала она ни была.

— Что случилось?

Ее голос дрожит, когда она проводит ладонью по моему лицу, ее пальцы вытирают засохшую кровь с виска.

— Стычка в пабе.

Не похоже, чтобы я был так уж пьян.

Но опять же, ее вид всегда отрезвлял меня.

— Ты бы видела другого. Они делают искусственное дыхание, пока мы разговариваем.

— С каких пор ты вообще дерешься?

— С сегодняшнего дня. — я прислоняюсь к ее руке, как это делает Лолли, когда она ее гладит, и нет, я не завидую и не подражаю кошке. — Ты ждала меня, Персик?

— Не льсти себе. Просто не могла уснуть после того, как заснул Джей.

— Знаешь... твои щеки становятся такого же оттенка, как и губы, когда ты краснеешь... или врешь. Полагаю, сейчас ты делаешь и то, и другое.

— Заткнись. Дай мне это убрать.

Она берет меня за руку и ведет внутрь.

Я позволяю ей вести меня в мой собственный дом, наблюдая за ней сзади, не в силах оторвать от нее взгляд.

У меня чешутся руки прикоснуться к ней, схватить ее за эти великолепные волосы и поцеловать.

Но что-то останавливает меня.

Она никогда не простит тебя за то, что ты не пришел ей на помощь.

Моя челюсть сжимается.

Мой кулак сжимается.

И я жалею, что не допил бутылку виски.

Вообще-то, я должен вернуться к машине и сделать именно это. Может, на этот раз разбить ее о ворота.

Николь усаживает меня на диван и достает из приставного столика аптечку, словно она играла в Шерлока и изучила каждый уголок этого особняка.

Я не удивлюсь, если так оно и есть.

Она всегда была любопытной, интуитивной и самой умной девушкой, которую я когда-либо встречал.

Николь протирает ватой мой лоб, тонко хмуря брови.

— Ты не ребенок и не подросток. Как ты вообще можешь ввязываться в драку в таком возрасте? Ты же адвокат, ради Бога, драка не должна быть даже одним из твоих вариантов.

Ее голос похож на мою любимую симфонию и самый искаженный ночной кошмар.

Но как бы сильно я ни хотел сократить расстояние, между нами, оно уже слишком глубокое.

Слишком запутанное.

Ты все испортил, Дэниел. Думаешь, у тебя есть право прикасаться к ней?

Я быстро выдергиваю вату из ее пальцев и, пошатываясь, встаю на ноги.

— Я сам.

Ее плечи опускаются, а лицо искажается, будто я наступил ей на грудь.

Но я не позволяю себе смотреть на это мягкое лицо, на единственные губы, вкус которых я помню. Одиннадцать лет я не целовал других девушек, так и не найдя причину этого. Не после того, как я поцеловал ее в тот день, когда арестовали ее мать. В каком-то смысле я хранил ее вкус при себе, пока ее губы вновь не нашли мои в тот день, когда я трахнул ее в своем кабинете.

Николь единственная девушка, которую я хочу целовать до тех пор, пока мы оба не выдохнемся и не будем делить друг с другом воздух.

Не о том думаешь, ублюдок.

Я разворачиваюсь, не удосужившись взять аптечку, и иду к лестнице.

Но прежде, чем я успеваю сделать шаг, ее хрупкий, надломленный голос останавливает меня.

— Я вызываю у тебя отвращение?