Глава 3

Шейн

Джоанна О'Рейли...

Образ этой женщины сопровождал меня всё утро. Признать это было трудно, но её глаза цвета нефрита всё чаще и чаще появлялись в мыслях, приводя разум в больший хаос, чем там уже был. Почти полтора года я жил изгоем, забаррикадировавшись за непроницаемым занавесом, укреплённым собственной болью. И если я чему-то научился, так это тому, что иногда недостаточно просто выжить. Выживание душит тебя, давит бременем вины, которую никто никогда серьёзно тебе не приписывает, но ты знаешь, что она есть.

Ты знаешь, и этого достаточно, чтобы сломаться.

Я снова сосредоточился на вождении, поскольку небо становилось всё более угрожающим. Надо было поспешить домой, пока там всё не затопил дождь, который не прекращался ни на минуту. Бросил взгляд на пассажирское сидение, где лежал пакет и забарабанил пальцами по рулю в ритме «Knocking on heavens door». Меня пробирала дрожь при мысли о том, какое выражение появится на лице Шарли от моего подарка. Я практически мог её представить: широко раскрытые глаза, рот очерчивает контур огромного О, и тот энтузиазм, который она вкладывала всегда и во всё.

Кто знает, что скажет её мать, увидев, что ей купил? Я нахмурился и провёл по лбу рукой. О чём я, чёрт возьми, думал?

Как мог быть таким глупым?

Правда в том, что эта маленькая девочка сбивала с толку, как и её мать.

Старая боксёрская груша лениво свисала с потолка, под её тяжестью скрипели ржавые звенья цепи.

Удар.

Другой и ещё раз.

Костяшки пальцев нестерпимо горели, но я не переставал бить, словно избиение этой старой кучи песка могло немного облегчить мою жгучую ненависть.

— Что ты делаешь?

Её голос раздался позади меня.

Он неспешно ласкал мои плечи, а затем сжал горло. Я ответил не сразу, у меня не было ни сил, ни желания. Чтобы перевести дыхание, я наклонился вперёд, а она подошла почти на цыпочках. На голове у неё был невероятный розовый шлем, из-под которого на плечи ниспадала рыжая масса волос.

— Что это такое? — спросила Шарли, подходя ближе к мешку.

— Ничего, к чему должна прикасаться девочка.

Она отдёрнула руку, словно обожглась и повернулась, хмуро глядя на меня. — Я не маленькая девочка! Мне восемь лет!

— Ах, ну, тогда это всё меняет...

От её гримасы разочарования с нахмуренным лбом мне захотелось улыбнуться, но я сдержался.

— Я. Не. Маленькая девочка.

— Ладно, ладно, согласен. Теперь я могу узнать, что ты делаешь в моём сарае?

Шарли опустила взгляд, словно смутившись.

— Я... я искала тебя.

Я поднял брови и пристально посмотрел на неё. Одной рукой она потёрла локоть, который выглядел слегка разбитым. От боли Шарли поморщилась. Я осмотрел её сверху донизу: колено было полностью ободрано.

— Что с тобой случилось? Ты упала?

Она кивнула, ни на секунду не уступая слезам, которые были готовы пролиться.

— Иди сюда, покажи!

Шарли приблизилась на несколько шагов, и я наклонился, чтобы проверить колено. Ничего страшного, но всё равно, рану лучше было бы промыть и продезинфицировать.

— Пойдём в дом, что-нибудь найдём для обработки.

— Окей.

Она сказала только это, без намёка на страх или сомнение.

Когда мы выходили из сарая, Шарли плотно сжала пухлые губы, затерявшись в моём взгляде своими невероятно серыми глазами. Мы вошли в дом через заднюю дверь, и от меня не ускользнул её горный велосипед, прислонённый к боковой стене.

— Ты упала с велосипеда? — спросил, беря всё необходимое для обработки ссадин.

— Да и всё из-за этой проклятой цепи!

Вздыхая, я покачал головой.

— Опять?

— Это не моя вина, если она продолжает выскакивать.

— Ты должна быть осторожна, Шарли.

— Но я была осторожна, клянусь! Это она, проклятая, продолжает делать всё, что ей заблагорассудится!

— Хорошо, юная леди, но следи за языком. Ты же знаешь, твоя мать не хочет, чтобы ты так говорила.

Девочка дунула на прядь волос и сняла с головы шлем.

— Иди сюда.

Я помог ей сесть на кухонный стол и, продезинфицировав, наложил на коленку пластырь.

— Покажи мне локоть.

— Ничего, я просто грохнулась!

— Я всё равно хочу проверить.

Шарли протянула мне руку, и я не заметил ничего серьёзного.

— Да, всё в порядке.

— Я же говорила!

Она спрыгнула со стола и бросилась к двери.

— Куда ты собралась? — Я спросил, почти недоверчиво.

— Мы должны починить велосипед, разве нет?

— Что значит «мы должны»?

Мои губы изогнулись в улыбке, и она фыркнула, закатив глаза.

— Пожалуйста, Шейн, одна я не справлюсь.

В сотый раз покачав головой, я последовал за ней наружу. Мы откатили горный велосипед в сарай, где установил его на старом верстаке.

— Зачем ты бьёшь по этой штуке?

Я возился с цепью, застрявшей между шестернями, и оцепенел.

«Зачем?» — какой простой вопрос, но ответ тем не менее был слишком сложным.

— Это своего рода разрядка.

— Что значит «разрядка»?

Я повернулся в её сторону, меня сосредоточенно изучали два кусочка грозового неба.

— Ты никогда ни из-за чего не сердишься?

— Ох, да!

— И что ты делаешь, чтобы успокоиться?

— Не знаю, — размышляла она, морща лоб.

— Так вот, я выпускаю пар, колошматя боксёрскую грушу.

Шарли внимательно посмотрела на неё и обошла вокруг, проводя кончиком указательного пальца по всей окружности.

— Тогда ты действительно очень злишься, если бьёшь так сильно!

Я застыл. Уронил руки вдоль тела и сжал челюсти.

— Теперь тебе нужно идти домой.

— Почему?

— Потому что твоя мать будет искать тебя.

Я снял велосипед со стола, пару раз повернул педаль, чтобы убедиться, что всё в порядке, а затем проводил Шарли наружу.

Дорога была пустынная, шёл непрерывный дождь. Я резко пригнулся, упёрся лбом в руль и вдохнул носом.

Какого хера я делал?

Я не должен был с ними сближаться. Мне не нужно ни с кем сближаться. Мне суждено гнить в моей жалкой жизни до конца дней, и я это сделаю. В одиночку.