Глава 11

Трей

Мой телефон непрерывно звонил, еще до того, как мы сели в такси. Я получал оповещения всякий раз, когда кто-то упоминал папу, но все, что приходило, было о беременности Моники. Я не знал, что каждый желтый сайт подхватит историю или то, как далеко они пойдут.

Всю поездку к родителям я думал о том, что нужно сказать и будет ли это вообще иметь значение. У них была своя политическая программа действий. В любом случае теперь все было известно. Мы не могли больше это скрывать, да и я сам устал это скрывать.

Это была очень долгая поездка до дома моих родителей из центра города, но моя машина все еще была у дома Джона, а мне не хотелось делать за ней крюк. Я просто хотел встретиться лицом к лицу с отцом. Не важно, какие последствия нас ждут. Я думал так до тех пор, пока не увидел десятки автомобилей, которые заезжали в ворота к дому родителей.

— Вы можете высадить нас здесь, — сказал я таксисту, который почти не говорил по-английски и не обращал на нас никакого внимания.

Я приложил карточку к терминалу и вытащил Монику из машины, прежде чем ввести код от ворот. Когда двери открылись, и я посмотрел на все блестящие черные машины, стоящие на проезжей части, то ощутил всю реальность происходящего. Дело было не только в нас. Это был политический скандал. Я всегда открыто обсуждал политику со своим отцом и Моникой, и у меня была доля справедливых дискуссий, но когда я фактически жил со всеми вещами, которые страстно обсуждал, я начинал по-настоящему понимать обе стороны.

Но я не был сторонником выбора и никогда не буду. После того, как я услышал сердцебиение ребенка, уже не было других решений. Но я мог понять некоторых людей. Было так много давления. Всегда слишком много. Это было страшно, ошеломляюще и захватывающе, я никогда раньше не испытывал столько эмоций. У меня в голове постоянно царил беспорядок, и еще хуже было то, что нам приходилось это скрывать.

— Похоже, твой отец действительно вызвал кавалерию, — пробормотала Моника.

Я взял ее за руку и нежно сжал.

— Все будет хорошо. Я не могу обещать, что нам понравится все, что скажут эти люди или что они не будут косо смотреть на нас и, возможно, кричать, но я обещаю, что всегда буду на твоей стороне. Всегда.

Она вздохнула.

— По крайней мере ты подбодрил меня и поддержал, потому что я действительно не знаю, что там будет.

— Я тоже, так что давай покончим с этим, чтобы мы смогли пойти домой, лечь в кровать и, надеюсь, наконец-то нормально вздохнуть.

Она кивнула в знак согласия, и мы пошли по мощеной дорожке к входной двери. Я позвонил всего лишь раз, и нам сразу открыла дверь моя мама. Она была одета в свой обычный костюм с юбкой, но ее волосы были растрепаны, а накрашена она была так, словно собиралась в спешке. Думаю, уже почти полночь. Не бывает лучшего времени для политического совещания, чем полночь.

— Трей, Моника, рада, что вы приехали так быстро. — Она вынужденно улыбнулась и закрыла за нами дверь. — Все ждут вас в гостиной.

Я кивнул.

— Спасибо, мама.

Мы прошли мимо официальной гостиной, и я попытался не уронить челюсть, когда увидел, что гостиная выглядела как военная комната. Папа сидел в своем кожаном кресле с пачкой бумаг, сложенных стопкой перед ним.

Его менеджер кампании стоял у двери внутреннего дворика, крича на кого-то по телефону и проводя пальцами по волосам. Трое мужчин, которых я не узнал, расположились на диване с ноутбуками на коленях и смотрели на экраны, не отрывая взглядов. Еще было полдюжины других мужчин, которые ходили с телефонами или планшетами и говорили одно и то же: «Губернатор Чапмен сейчас готовит свое заявление, и мы передадим его, когда оно будет готово».

Вот до чего все дошло. Мы с Моникой были политическим заявлением, которое губернатор должен был сделать.

Менеджер кампании папы положил трубку, как только увидел меня. Майкл Бринер был лучшим в своем деле. Ему было за пятьдесят, у него была чисто выбритая голова и козлиная бородка, которую он всегда тщательно подстригал. Я всегда видел его в костюме, но сегодня он был в классических брюках и рубашке на пуговицах, рукава которой были свернуты, а воротник расстегнут.

— Трей, Моника, вы приехали.

Как только он заговорил, все отложили свои устройства и посмотрели на нас. Мы были цирковыми уродами. Ахиллесова пята на папиных выборах, и все они знали это и молча осуждали нас.

Папа встал, вздыхая. Мама надела костюм, а отец не побеспокоился об одежде и был одет в темно-синюю шелковую пижаму на пуговицах с фамильным гербом, вышитым над нагрудным карманом.

— Уверен, тебе есть что рассказать, сынок. Не хочешь присесть? — Отец указал на кожаное кресло напротив него, которое быстро освободилось.

Я сел на пуфик перед ним и позволил Монике занять кресло. Она осторожно села, прикусив нижнюю губу. Возможно, это было не совсем вовремя, но мне стало жарко, когда она закусила губу. Она выглядела уязвимо и сексуально одновременно.

— Трей, Моника. — Папа снова сел, крутя пальцы. — Уверен, что вы в курсе, что СМИ узнали о беременности Моники.

— Да, сэр, — ответил я.

— Мы все согласились, что никому не скажем, пока не состоится небольшая церемония. — Он посмотрел на Монику. — Мы знали, что родители Моники не согласны с этим, но все согласились, что так будет лучше в нашей текущей ситуации.

Отец вздохнул.

— С учетом вышесказанного планы изменились. Один из членов нашей команды по социальным сетям обнаружил источник этой утечки, и она была быстро удалена из чикагского офиса. Трей, на твоем столе остались тесты на беременность, источник сделал фотографию и отправил ее в разные журналы сплетен, прежде чем получил от них желаемую сумму. Наша команда юристов решает, как мы собираемся решать данную проблему.

Тесты на беременность. Я так беспокоился о том, чтобы отвезти Монику домой и позаботиться о ней в ту ночь, что совершенно забыл о них, лежащих на моем столе. Я должен был подумать об этом. Должен был быть более осторожным. Как в ту ночь, когда Моника забеременела. Я был захвачен моментом. Я даже не думал о презервативе, когда она сказала «да», я мог сосредоточиться только на нашей новой жизни. Теперь нас будет больше, чем двое в нашем «навсегда».

— Так что нам делать дальше? — спросила Моника.

— Многое произойдет. И произойдет очень быстро, — сказал Майкл, стоя рядом с отцом. — Мы выступаем с заявлением для прессы сегодня.

Папа выпрямился.

— Мы согласны с тем, что лучший способ действий — противостоять проблеме и использовать ее в своих интересах и в интересах кампании. Мы расскажем о том факте, что вы оба очень влюблены и планируете жениться, и о том, как это меняет вашу жизнь. Так много молодых пар, ждущих ребенка, и они не такие удачливые, как вы.

Майкл улыбнулся так, будто только что открыл секрет жизни.

— Это действительно прекрасно. Сейчас секс повсюду, настолько, что младший сын губернатора не смог избавиться от соблазна и теперь станет молодым отцом. Его невеста едва окончила колледж и не имеет стабильной работы. Это как предупреждающий знак для всех, кто выступает против контрацепции.

У меня отвисла челюсть. Я не мог поверить в то, что они говорили. Я думал, что они привезут нас туда, чтобы сказать, что мы собираемся поговорить со СМИ о том, как мы влюблены и готовимся к свадьбе, чтобы наш ребенок родился в браке. Но нет. Это будет еще один толчок для консервативной повестки и законопроекта о контрацепции. Я был не большим знатоком, но то, что они предлагали, было полной чушью.

— Это не серьезно? — пробормотала Моника. — Какая-то шутка?

— Абсолютно серьезно, дорогуша, — сказал Майкл.

— Не называй меня дорогушей, — огрызнулась Моника.

Майкл поднял руки.

— Воу-воу. Нет необходимости быть злюкой. Я знаю, что у вас был долгий день и Вы беременна, уверен, что все тут устали. Клянусь, мисс Реми, мы все это обсудили. Это то, что лучше для кампании.

— Кампании? Ты не можешь говорить это всерьез, — голос Моники повысился. — Это не просто политическая уловка. Это моя жизнь. Наши жизни. Жизнь нашего ребенка. Я не хочу, чтобы мой ребенок когда-нибудь смотрел видео на YouTube или на каком-то другом сайте и видел, как его родители говорили, что было бы лучше, если бы он не появился на свет.

Майкл ухмыльнулся.

— Я могу заверить вас, что так будет лучше для всех. Уверен, что вы подумали об этом, когда несколько недель назад ходили в клинику для аборта. Или ты обсудила с Треем этот вопрос?

Каждый волосок на моей шее встал дыбом. Как они узнали об этом? Я был в ярости, когда Моника сказала мне, что она пошла в клинику, но я также знал, что она ушла оттуда. Она не могла пройти через это. Она думала о нас, но не сразу...

— Да. Я пыталась сделать то, что было бы лучше для нас, — произнесла Моника тихо. Она начала задыхаться, прежде чем заплакала. Я повернулся к ней и обнял ее за плечо, притягивая к себе.

Никто не должен заставлять ее плакать. Мне было все равно, был ли это мой отец или руководитель его кампании.

— Послушайте, я понимаю, что происходит много всего, но нет причин расстраивать Монику. Уверен, что клинику легко объяснить, поскольку у нее дипломы в области политики и феминологии и, как вы сказали, в настоящее время она не определилась с постоянной работой.

Майкл покачал головой.

— Хотелось бы, чтобы все было так просто. Начало всплывать слишком много источников. У людей есть фотографии из клиники, где она сидит в очереди с планшетом в руке, а также как она после этого бежит по Мичиган-авеню. Они по всему интернету. Как только вы оказались в центре внимания, обратного пути нет. Ты знаешь это так же хорошо, как и я, Трей.

Я вздохнул. Это отстой, но он был прав. Еще более отстойно, что кто-то делает это с Моникой. Технологии захватили так много, что любой мог сфотографировать ее на свой телефон и отправить в какой-нибудь журнал сплетен. Это была не та кампания, которую я хотел для своего отца, и это был именно тот скандал, который искали бы демократы. Я не хотел, чтобы он проиграл из-за нас. Из-за наших действий. Но я также не собирался извиняться за любовь к Монике или нашему ребенку.