Глава 50
Харуто увидел, как дверь храма открылась, и Кира вышла. Она посмотрела на небо и зашагала. Священник храма появился на пороге через пару секунд, смотрел девушке вслед. Судя по лицу священника, Харуто и другие точно не смогут переночевать в храме. Харуто вдохнул и продолжил точить новую катану. Он сидел на коленях в шести шагах от храма и статуй Янмей и бога войны, возле которых сидел Гуан, забыв о бумаге в руках. Он закрыл глаза, тихий храп вылетал с паром перед ним, лед появился на бороде. Он уснул пару минут назад, и Харуто не стал его будить. Принц расхаживал, но, когда увидел Киру, встретил ее на пути из храма.
— Вовремя, — сказал Идо Кацуо. — Я… кхм… я… — он кашлянул и отвел взгляд. — Нужно идти, пока другие онрё не пришли за мной.
Кира взглянула на принца и улыбнулась. Харуто заметил, что она стала спокойнее. Трещины на ее коже пропали, и она уже не была на грани паники.
— Никто больше не придет, Кацуо.
— Откуда ты можешь это знать? — возмутился принц.
Кира становилась перед статуями и опустила ладонь на плечо Гуана. Старый поэт вздрогнул, фыркнул и закашлялся. Она повернулась к Идо Кацуо.
— Потому что другие онрё доверили работу Дайзену. Как доверили ему освободить Мессимера, — она опустилась рядом с Гуаном и склонила голову перед статуями.
Идо Кацуо заламывал руки.
— Дайзен говорил правду? — тихо спросил он. Он вдруг показался моложе, его маска аристократа упала, и стало видно юношу чуть старше ребенка. — Мой отец мертв? — Кира не ответила ему, и принц принял это как подтверждение. Он отшатнулся, пошел среди мечей, рассеянно толкая их.
Кира склонила голову перед статуей своей матери.
— Я пытался написать стихотворение в ее честь, — прошептал ей Гуан. Харуто видел, как он нежно задел ее плечом. — Каждый герой заслуживает стихотворения.
— Оно лучше твоих обычных, вызывающих язвы в ушах? — спросила Кира с улыбкой.
— Неблагодарная морковка! Мои слова насыщенные как мед, гладкие как шелк. Люди платили мне хорошо за мои истории.
Кира рассмеялась.
— У меня нет денег, но я бы хотела услышать стихотворение, если ты не против рассказать.
Гуан кашлянул и вытер рукавом глаза.
— Только в этот раз, — он посмотрел на бумагу в руках, хмурясь. — Работа еще в процессе, пойми. Не закончена. И вряд ли у меня хватит умений воздать ей заслуженные почести. Может, нам стоит найти настоящего поэта, который прославит ее.
Кира взяла Гуана за руку.
— Это может быть худшее стихотворение, но оно будет означать больше от тебя, чем от того, кого она никогда не встречала.
Гуан кивнул.
— Ты звучишь почти как она, девочка, — он глубоко вдохнул и посмотрел на бумагу снова. — Рождена в огне, не боялась его. Перед богами и героями рычит в лицо монстрам Последний Цветок Лета.
Кира вытерла рукавом лицо.
— Мне нравится, — она всхлипнула. — Янмей тоже понравилось бы, — Гуан обвил рукой ее плечи и прижал к себе.
Шик тихо свистнула. Маленький дух стоял возле статуй, глядя на Гуана и Киру.
— Уверен, она не будет против, — сказал Харуто. Шики подошла и запрыгнула на колено Киры, девушка обняла духа.
Харуто дал им пару минут, потом встал, сунул новый меч за пояс и подошел к статуям. Гуан посмотрел на него и скривился.
— Подай руку, старик. Вряд ли я смогу встать без помощи, — Харуто закинул его руку на плечи и поднял его на ноги. Колени Гуана щелкнули, спина захрустела, и он застонал. Он чуть не рухнул, повис на руке Харуто, чтобы они не упали. — О, капуста! — возмутился он. — Никогда не старейте. А если по несчастным обстоятельствам окажетесь седыми и в морщинах, не сидите на коленях в снегу несколько часов.
— Хватит жаловаться, иди уже, — Харуто пожал плечами.
— Я сброшу тебя со скалы, старый лук, — буркнул Гуан, хромая.
— А ты? — спросил Харуто у Киры. — Тоже примерзла к месту?
Кира вскочила, как кузнечик.
— Нет! — она улыбнулась им и вытерла непролитые слезы с глаз.
— Готова идти?
Кира повернулась к храму, посмотрела на статую Янмей. В смерти она вернула силу, которой ее лишила ее техника. Она была лишь в плаще, волосы были короткими, и рука осталась обрубком, но статуя Янмей выглядела величаво.
Кира смотрела на нее и хмурилась.
— Когда перестанет болеть?
— Никогда, — сказал Харуто. — Никогда не перестанет. Но так ты знаешь, что они что-то значили. Боль — напоминание о хороших временах, не плохих.
Кира опустила ладонь на голову Янмей и закрыла глаза. Она повернулась, открыла глаза и пошла прочь.
— Готова.
Харуто догнал ее.
— Ты кажешься другой, — сказал он. Шики прыгнула с его плеча на ее и заворковала, гладя ее щеку ручкой.
— Я другая, — сказала она.
— Знаешь, что это означает?
Она взглянула на него и пожала плечами.
— Еще нет.
— И я.
Гуан заметил, что они уходили, и похромал следом. Принц ждал впереди, расхаживал и что-то бормотал. У них стались лишь час или два солнца, и Харуто решил, что они вернутся в гостиницу на юге на ночь, а утром отправятся к могиле Орочи.
— Я поняла кое-что об онрё, — сказала Кира, пока они шли. — Дайзен говорил мне, что я была еще не готова, что мне нужно было выпустить его сестру поиграть. Я не понимала тогда, но теперь понимаю. Я не как они, другие онрё.
— Я и сам мог тебе это сказать, — сказал Гуан.
— Но я могла быть как они, — сказала Кира. Она посмотрела на Харуто. — Ты говорил, что онрё — ёкай, который вернул немного человечности. В моем случае, Янмей убила злодея, пока он смотрел в мое зеркало. Она освободила меня, поместив его на мое место. Тогда я перестала быть ёкаем, но я и не была человеком.
— Ты стала всем понемногу, — сказал Харуто. — Онрё.
Кира создала в ладони зеркальный кинжал и посмотрела в отражение. Она уже не вздрагивала от того, что видела там, и ее глаза не темнели.
— Это случилось и с другими? Дайзеном, Шином и Вороной?
Харуто пожал плечами.
— Не знаю. Изуми стала ёкаем-эненрой, когда задохнулась в пожаре, устроенном Тошинакой. Дайзен, судя по словам Гуана, был ёкаем-кийо. Они рождаются из гнева из зависти, часто когда кто-то убивает себя, чем из безответной любви. Но кийо выглядит как змей с ногами, руками и головой человека.
— Когда Дайзен стал онрё, он вернул облик человека, — сказала Кира. — Но это был не конец. Онрё — получеловек и полуёкай, но… — она вздохнула и покачала головой. — Это не так просто. Мы становимся двумя половинами в одном теле, но мы не едины. Думаю, другие онрё — то, что случается, когда ёкай ломает человека и захватывает власть. Они меняются и меньше напоминают людей. Это имел в виду Дайзен, когда сказал, что мне нужно выпустить его сестренку поиграть, и это имел в виду Вестник Костей, когда сказал, что Янмей и другие в Хэйве сдерживали меня.
Гуан подошел к ней с другой стороны.
— Но ты не сломлена ёкаем?
— Нет, — Кира покачала головой, волосы упали на лицо. — Я другая, потому что у меня была Янмей. У меня была та, кто не хотела, чтобы ёкай захватил меня. У других этого не было. Думаю, Вестник Костей нашел их и направил в нужную сторону, заставил ёкаев в них победить, — она убрала волосы за уши и посмотрела на Харуто. — Ворона — больше не Изуми. Той ее половины, думаю, больше нет. Я ощутила это в храме, когда боролась со своим ёкаем. Если бы он захватил меня, возврата не было бы. Я пропала бы, и остался бы только ёкай. Мне жаль.
Харуто знал, что так и было, но это все еще ощущалось как меч в животе. Он подвел Изуми уже три раза. Сначала — не остановив Тошинаку, потом — не найдя ее как ёкая, не отправив ее, чтобы Оморецу забрал ее душу. И он подвел ее снова, когда она стала онрё. Может, если бы он был с ней, как Янмей с Кирой, ее можно было бы вернуть, как Киру. Но Вестник Костей нашел ее и сделал монстром. Он ощущал бремя на плечах. Ему нужно было подвести ее еще раз и убить. Он не показывал бурю эмоций, другим не нужно было разделять его боль, и он просто пожал плечами и шагал, хотя ноги ощущались тяжелее, и каждый шаг давался сложнее.
— Так онрё осталось трое? — спросил Гуан. — Вестник Костей, Изуми…
— Ворона, — сказала Кира.
Гуан недовольно хмыкнул.
— Ворона. И йорогумо, убившая Тяна.
Харуто покачал головой.
— Осталось только два онрё, — сказал он. Пора им было узнать, с чем они боролись. — Вестник Костей — тэнгу, демон, он хуже ёкаев, — Шики согласно чирикнула.
Идо Кацуо поравнялся с ними.
— Но вы можете убить это… его… да? У нас есть оммедзи и… — он указал на Киру, — то, какая ты теперь.
— Я другая, — Кира улыбнулась ему.
— Вот так, — радостно сказал принц. — Оммедзи и Кира. Мы не можем проиграть.
Они притихли. Харуто слышал, как ветер выл вдали, поднял голову и увидел, как мимо проносились тучи. Близилась буря, последний снегопад перед тем, как зима сменится весной.
Принц остановился, вздохнул и кашлянул. Харуто и другие повернулись к нему, остановившись. Идо Кацуо потер шею, открыл рот, чтобы заговорить, потом закрыл его.
— Говори, парень, — сказал Гуан.
Идо Кацуо скривился.
— Слушайте… тот огненный урод говорил… обо мне и моих братьях.
— Что ты убил их? — спросил Гуан. Харуто бросил на него взгляд, но поэт поднял руки. — Что? Я просто уточнил.
— Да, это, — сказал принц. Он глядел на Киру. — Я хочу, чтобы вы знали, я их не убивал. Мой старший брат, Аки, кхм, Акихико, уже был мертв в камере. Я пошел его освободить, как и говорил, но… — он покачал головой. — Тетушка Рьоко… сделала его едва узнаваемым, — он сглотнул. — Мой старший брат Нори напал на меня. Я открыл дверь, и он бросился на меня с ножом. Он напал на меня, и я… наверное, убил его. Но это была самозащита, обещаю.
Гуан буркнул.
— Зачем ты рассказываешь нам это, парень? Мне все равно. Харуто, тебе есть дело?
Харуто пожал плечами.
— Кира, тебе есть дело?
Кира усмехнулась.
— Вы о чем? Я не слушала.
— Видишь, парень, — сказал Гуан. Старый поэт подошел к принцу и закинул руку на его плечи. — Никому нет дела.
Принц Идо Кацуо рассмеялся и чуть обмяк от облегчения.
— Вы — странная группа.
— У меня вопрос, — сказала Кира. — Зачем ты врал? Когда Дайзен заявил, что ты их убил, почему ты сказал, что сделал это?