Глава 11

Грейнджер

Грейнджер набил живот до отвала. Даже сейчас, два часа спустя, он до сих пор не мог поверить, сколько еды им с Ленноксом принесли. На ужин был салат из креветок, суп из омаров, макароны с сыром и омарами и бутылка шампанского. На десерт чизкейк и ирландское кофе. С Ленноксом они полакомились каждым кусочком. Они не стали злоупотреблять алкоголем, оба были уставшими и знали, что если перепьют, то сразу же уснут.

Покончив с едой, они отодвинули поднос с ужином, и Грейнджер дал Ленноксу пакет замороженной лимской фасоли, который принес Тобин. Леннокс объяснил, что подрядчики предпочитают использовать лимскую фасоль вместо других замороженных овощей для травм из-за их маленькой и, что более важно, плоской формы. Леннокс завернул пакет в полотенце и приложил к губам, а Грейнджер пошел принять душ.

Как бы Грейнджеру ни хотелось забраться на другую сторону шикарной кровати, он нуждался в душе. Он на ногах с девяти утра и был уверен, что от него попахивает. Он не собирался проводить ночь в одной постели с мужчиной мечты в таком состоянии только для того, чтобы его выкинули еще до начала веселья.

Вытираясь, Грейнджер не удержался и внимательно посмотрел на себя в зеркало. Он не самый красивый парень на свете, это уж точно. Он в хорошей форме, ничего так. Мягкие и шелковистые волосы, которые даже укладывать не нужно, и большие глаза, словно зеркало души.

Прежде всего, он хороший мужчина. Грейнджер знал, что это значило больше, чем обложка и восемь кубиков. Он из тех людей, которые могут любить Леннокса Макартура так, как он того заслуживает. Вопрос был в том, хотел ли этого Леннокс?

Он знал, что еще рано разбрасываться словами. Словом на букву «Л». Любовь. За то время, что они провели вместе, Грейнджер знал свои чувства к Ленноксу, так зачем их отрицать? Теннисон Гримм подтвердил, что Леннокс его мужчина, и нельзя было позволять гордости стоять у него на пути. Если бы он хотел Леннокса, то поставил бы на кон свое сердце и пошел бы за ним куда угодно. Проблема в том, что Грейнджер пока не знал, как это сделать.

Пожав плечами своему отражению, Грейнджер надел свои любимые фланелевые пижамные штаны и темно-синюю футболку. Тихонько открыл дверь ванной на случай, если Леннокс уже спал.

Когда Грейнджер вошел в комнату, то у него перехватило дыхание. Свет выключен. Горели только огонь в камине и электрические свечи. Необходимо купить такие же для дома.

Убрав куда-то пакет с фасолью, Леннокс лежал в постели. Он был одет в пижамные штаны. Никакой рубашки. Коробка конфет, которую Тобин и Найл оставили для них, лежала рядом на кровати. На ночном столике с его стороны стояли бокалы с ирландским кофе.

— Ох, это заняло слишком много времени, прияте-ель. — Леннокс ухмыльнулся. — Тащи сюда свою задницу, чтобы мы могли попробовать конфеты. Тебе пове-езло, что я их не съел.

Грейнджер прищурился.

— Ты бы не посмел. Я тебя знаю, Леннокс.

— Правда? — С вызовом спросил горец.

Кивнув, Грейнджер забрался на кровать. Леннокс был добрым и щедрым, с золотым сердцем. Горец не мог оставить его без конфет.

— Правда. — Он снял с коробки крышку в форме сердца и хмуро посмотрел на Леннокса.

— Что за кислая мина? — Голос Леннокса звучал так, словно он изо всех сил старался не рассмеяться.

— Нет карты.

— Карты? Мы не разбойники. — Леннокс расхохотался. — Ну ладно, разбойники, когда дело касается конфе-ет.

Грейнджер засмеялся вместе с ним. Нечасто кто-нибудь из его знакомы смеялся над тем, что он сладкоежка.

— Нет, я имею в виду, что на внутренней стороне крышки нет диаграммы, которая бы указала, какой шоколад в какой ячейке.

— Ох, те-еперь понимаю. — Леннокс перекатился на бок. Он посмотрел на коробку и, казалось, изучал шоколад. — Ты любитель порядка, Гре-ейнджер Гэллоуэй. Живешь в аккуратном доме, где все на своих местах. Прилежно ходишь на работу. Встре-ечаешься с друзьями по работе, но где же спонтанность? Где твоя искра?

Хорошие вопросы. Если бы кто-то, кроме Леннокса, об этом спросил, он начал бы защищаться. Яростно. Сердито. Вместо того чтобы чувствовать что-то из этого, он на мгновение задумался над ответом.

— Моя жизнь и правда скучная и однообразная. Была, пока не понадобилось найти мужчину для Будки поцелуев.

— Инте-ересно, что, обратившись к интернету, ты выбрал именно того мужчину, которого искал, а не все-еобщего красавца. — На лице Леннокса снова появилась дерзкая ухмылка.

— Всеобщего красавца? — Теперь Грейнджер обиделся. — Ты прекрасен, Леннокс!

Подняв обе руки вверх, как бы говоря «Не стреляй», Леннокс начал смеяться

— Ладно, ладно, успокойся. Я те-ебе верю. Однако ты должен признать, что рыжие горцы с бородой нравятся не все-ем.

Грейнджер положил руку на лоб Леннокса.

— Температуры нет. Ты с ума сошел? Леннокс, за последние два дня ты целовал, кусал, шлепал и ласкал десять тысяч человек. Как ты можешь говорить, что ты «не всем нравишься»?

— Все дело в килте, прияте-ель. Если я появлюсь в Салеме в джинсах и футболке, меня никто не заметит. — Леннокс приподнял бровь, словно желая доказать свою точку зрения. — Ты слышал, как люди говорили о том, что я оживший ге-ерой обложки любовного романа.

— Да, слышал. — Если бы он получал по центу каждый раз, когда кто-то ему это говорил, Грейнджер мог бы удвоить заработанные деньги Леннокса.

— Некоторые рассчитывали на поцелуй от тебя. Это ты себя не-едооцениваешь. Думаю, ты тоже многих бы перецеловал, прияте-ель. Полицейские и пожарные, все до единого, говорили о то, как они рады поддержать тебя, Ярмарку и RED.

Грейнджер кивнул. Салем стал его домом. А люди семьей.

— Помнишь, когда мы впервые встретились, я рассказывал, как мне нравится здесь жить.

— Теперь понимаю, о чем ты говорил. Я никогда не получу такой подде-ержки в Мэне. Во всяком случае, не как открытый гей, работающий на открытую гей-организацию. — Леннокс ухмыльнулся Грейнджеру. — Итак, что скажешь, если мы добавим острых ощущений? Закрой глаза.

Чувствуя, как его левая бровь поднимается к линии роста волос, Грейнджер снова ее опустил. Он повиновался. Если речь шла о спонтанности и острых ощущениях, он собирался попробовать.

— Ну вот, хороший мальчик. Я выбрал для те-ебя шоколад. Сейчас поднесу к твоему носу, чтобы ты не подумал, что я пытаюсь скормить тебе лимскую фасоль. — Леннокс фыркнул.

— Ну, это точно было бы острым ощущением, да? — Не то чтобы сейчас было время для истинных признаний, но Грейнджер любил лимскую фасоль. Его мама обычно высыпала пакет в тушеную говядину, или два.

— Я говорил об острых ощущениях, а не жизни на грани сме-ерти. Чувствуешь запах конфеты?

Грейнджер мог.

— Пахнет молочным шоколадом.

— Так и есть. А теперь, зубастик, не хочешь откусить? — Леннокс слегка укусил Грейнджера за шею, продемонстрировав как надо. Маленькие укусы любви от ключицы к уху. — Ну так что, зубастик? Собираешься откусить? — Леннокс легонько прикусил кожу на ключице. Недостаточно сильно, чтобы оставить след. — Или ты мой храбрый маленький мужчина собираешься просто съе-есть в один укус?

— Хм, хороший вопрос. — Грейнджер на минуту задумался. Обычно он откусывал кусочек на случай, если конфета с отвратительной начинкой, вроде кокоса или желе. Откусить пополам, значит продемонстрировать робость, но в то же время мужество. Засунуть в рот и проглотить, что ж, это явно спонтанно. Грейнджер окажется в плохом положении, если там кокосовая начинка. Придется улыбаться и глотать. — Все и сразу. — Должно быть, от укусов Леннокса у Грейнджера поплыли мозги.

— М-м-м, интересный выбор. Чертовски се-ексуально. Готов?

Грейнджер кивнул. Он боялся, что если сейчас что-нибудь скажет, то попросит Леннокса накормить его шоколадом и испортит все настроение.

— Открой рот. — Голос Леннокса был хриплым, грубым.

Прежде чем Грейнджер сообразил, что происходит, Леннокс уже положил конфету в рот. Черт возьми… От прилива крови к члену закружилась голова. Раньше его никто не кормил с рук. Он думал, что это будет неловкий опыт, как в глупом фильме, но это было прекрасно. Чудесно.

Он сделал именно то, что обещал Ленноксу, жевал без колебаний. Абрикосовый крем взорвал его вкусовые рецепторы. Грейнджер громко застонал. Лучшее, что он когда-либо пробовал.

— Что за начинка, прияте-ель? То, как ты стонешь, заставляет меня думать, что я упускаю манну небесную.

Грейнджер открыл глаза. Он никогда раньше не видел Леннокса таким взбудораженным, таким искренним.

— Абрикосовая. Но так вкусно, потому что ты вывел меня из зоны комфорта. Я доверился тебе, как себе. Все отпустил и просто чувствовал.

Леннокс рассмеялся.

— Я знал, что в те-ебе это есть.

О, у Грейнджера было предчувствие, что он узнает, когда это в нем появится. Малнькими шажками. Сексуальная версия прыжка на доверие.

— Хочешь поменяться ролями? — Грейнджер закатил глаза.

Голубые глаза Леннокса потемнели. Грейнджер не произнес ни слова. Леннокс только кивнул.

— Закрой глаза, мой храбрый горец.

Усмехнувшись, Леннокс сделал, как велели. Вместо того, чтобы просто открыть рот, как это сделал Грейнджер, он высунул язык.

Ели раньше Грейнджер думал, что его пижамные штаны тесноваты, то теперь они были готовы разойтись по швам. Осторожно выбрав конфету, он остановился прямо над идеальным розовым языком Леннокса.

— Обещаю, что у меня нет лимской фасоли.

Леннокс заскулил, будто замороженный овощ был именно тем, чего он ожидал.

Грейнджер пожалел, что у него нет телефона, чтобы все это записать на видео, но без него он мог полностью насладиться моментом. Он пытался запомнить каждую деталь, каждую секунду. Грейнджер осторожно положил шоколад на вытянутый язык Леннокса.

Он втянул его в рот и через несколько секунд издал самый непристойный стон, который Грейнджер когда-либо слышал за пределами порнофильма.