— Его тоже держали в плену? — поинтересовался Дудочник.

— С ним скорее торговались. Он все твердил, что привел меня к ним, что он на их стороне. И он что-то знал. Что-то очень нужное.

— Но что? — спросила я. — Что им от него нужно?

— Не знаю. Ему предлагали всякое: облегчить ему жизнь, вернуть в Синедрион. Даже обещали помочь поймать тебя. «Избавиться от нее навсегда», вот как они выразились.

Я знала, что это значит: резервуар.

— А что говорил Зак?

Палома чуть приоткрыла здоровый глаз.

— Не знаю. Но что-то важное точно сказал. На второй день все изменилось. Его развязали и обращались с ним бережно. Думаю, за ним продолжали наблюдать — к нам всегда была приставлена охрана, — но относились к нему по-особенному. Как к своему.

Она снова умолкла.

Вернулась Зои и расстелила на земле одеяло. Я пыталась не пялиться на изувеченное тело Паломы. Когда Зои помогала ей лечь, мне снова бросились в глаза пальцы без ногтей, и я невольно сжала кулаки. А потом потянулась к шее, на которой висела капсула с ядом, подобранная на полу комнаты Паломы. Подумать только, такой пустяк, всего лишь лопнувший или перерезанный шнурок смог привести к таким ужасным последствиям: Палому изуродовали, Далекий край скоро сожгут.

— Они упомянули название, — внезапно прохрипела Палома, как будто голосовые связки ей тоже надорвали. — Когда говорили о побережье. Много раз повторяли слово «бухта», но один солдат однажды произнес название полностью: Расщепленная бухта.

Вот когда я на самом деле впервые их увидела. Держа капсулу в руке, я закрыла глаза и увидела Независимые острова словно с большой высоты: рассыпанные по морю ломтики каменистой суши.

Дальше я увидела взрыв. Поразительный, словно бродячий фокусник, достающий кролика из шляпы. Ловкость рук невиданного масштаба: за одно мгновение гора превратилась в пыль, а остров стал морем.

Вспышка была сверхъяркой, аннигилирующей любую жизнь. Этот свет содрал бы мясо с костей, а сами кости обратил в прах. Взрыв разрушил самое время — пронзительный свет положил конец всему.

Когда вспыхнул огонь, островки поменьше исчезли. Пепел взвился в воздух и полетел выше, застилая собой небо.

Ветер дул с севера. Далекий край не ответит нам бомбой, но возмездие оттуда все равно придет вместе с ветром: снова пепел, снова отрава.

        *ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ*

Ночью, когда мы с Дудочником отправились в Расщепленную бухту, Зои осталась с Паломой. Другие варианты даже не рассматривались. Они с Саймоном, Криспином и тремя солдатами Инспектора поедут в Хепберн, ближайший гарнизон верный Инспектору в половине дня пути на юг. Но раны Паломы означали, что ехать придется медленно, а ведь мы недалеко ушли от хижины и от гарнизона Воительницы в Сюльписе. Нельзя было исключать погоню. Мы с Дудочником скорости ради взяли двух свободных лошадей и оставили остальных наших спутников охранять Палому.

— Ты уверена? — спросил меня Дудочник.

Я кивнула.

— Теперь дело не за армиями. Это наше с Заком личное сражение.

Близость взрыва обнулила все остальное. Теперь я была совершенно уверена, что дело сводится к нам двоим: мне и моему близнецу. Я бы предпочла поехать одна, но знала, что Дудочника переспорить не удастся. Но также я знала, что количество людей ничего не решает. Мы ехали в Расщепленную бухту не побеждать армию Воительницы и не пытаться спасти Зака. Если Заку и требовалось спасение, то только от него самого, и капсула на моей шее подействует так же быстро, как все наши солдаты.

Дудочник помог мне усадить Палому на лошадь. Зои приняла ее и крепко обняла за талию. Палома посмотрела на меня сверху и медленно заговорила. В уголках ее рта все еще темнела запекшаяся кровь, а слова терялись, словно проваливались в дырки на местах, где раньше были зубы.

— Ты — не твой близнец, Касс, — сказала она.

В ее словах не содержалось упрека, но голос, охрипший от криков, был упреком сам по себе.

Зои сжимала поводья, удерживая на месте недовольную двойной ношей лошадь.

— Мы отправим солдат из Хепберна в Расщепленную бухту, — сказала она мне, а потом повернулась к Дудочнику. — Остановите Зака. Любой ценой.

На меня она смотреть не стала. Смысл ее последнего указания был мне вполне ясен, как и всем остальным. Если Далекий край сгорит, ни для кого из нас не будет никакого счастливого конца.

— Я сделаю это сама, — тихо пообещала я Зои.

Я не знала, что говорю правду, пока не произнесла это вслух. Обещание прозвучало странно: ровно и весомо.

Зои пронзила меня взглядом, а потом медленно кивнула. Время слов прошло. Мы смотрели друг на друга, две женщины, знавшие, что достигнута точка невозврата, которую не изменят никакие обвинения, извинения или слова благодарности. Этот узел придется разрубить, иного выбора уже не осталось.

Зои развернула лошадь, и их маленькая процессия пустилась в путь. Мы с Дудочником минутку смотрели им вслед, потом поскакали на запад. Я собиралась найти брата и закончить то, что мы с ним начали много лет назад, будучи еще детьми.