Глава 24

Солдаты уже усаживали освобожденных омег в телеги.

За воротами убежища, где-то на юго-востоке в небо поднимался дым. Стоило подумать о Петельном каньоне, о людях Дудочника, которые разменивали свои жизни на время для нашей операции, и дыхание застревало в горле. Я заметила, что Зои тоже поглядывает в ту сторону.

Некоторые из бывших пленников уже могли идти; завернувшись в одеяла или простыни, они гуськом ковыляли к телегам, где им помогали подняться в кузов. Без единой жалобы они устраивались на шероховатых досках. Других приходилось нести. Я обратила внимание на солдата-альфу Инспектора, который, морщась и отворачиваясь, тащил на руках бледную женщину. Непонятно, что его отталкивало — ее измученная влажная плоть или третий глаз под клеймом на лбу. Я набрала воздуха в грудь, чтобы высказаться.

Зои положила руку мне на плечо прежде, чем я заговорила.

— Тише, Касс, — произнесла она. — Они дрались здесь, и теперь они помогают. Не требуй от альф слишком многого слишком рано.

Я чересчур устала, чтобы спорить, и просто вернулась к работе.

Зак, не отходивший от меня, тоже помогал по мере возможности. Вряд ли ему этого хотелось, но, подсаживая на телегу освобожденных, он выглядел менее подозрительно, чем стоя в стороне. И все равно каждый проходивший мимо солдат на него зыркал и что-то бормотал — причем альфы наравне с омегами, — поэтому рядом с ним постоянно держалась Зои или кто-то из доверенных охранников. Лишь извлеченные из баков омеги не обращали на Зака внимания. Имея больше прав, чем кто бы то ни было, выплеснуть на него справедливый гнев, они проходили мимо с остекленевшими глазами и, поднимаясь в кузов, опирались на руку Зака, не глядя в его сторону.

— Тут есть кое-кто, кого ты должна увидеть, — окликнул меня Саймон.

Он стоял перед следующей телегой, уже загруженной под завязку.

Я вскарабкалась на дощатый настил, аккуратно ступая между сбившимися людьми. Некоторые были в сознании или по крайней мере держали глаза открытыми; большинство уснули там же, где сели — все так тесно прильнули друг к другу, что упасть было невозможно. Солдаты не спускали с них глаз, поднося фляги с водой к губам бодрствующих.

Один мужчина уставился в небо и орал:

— Ленни! Ленни!

Сначала я подумала, что «Ленни» — это имя самого мужчины или кого-то из его близких. Но потом поняла, что, вполне возможно, он выкрикивает: «Колени! Колени!», повторяя последний приказ, полученный им перед заточением в бак.

Криспин присел на корточки возле молодой женщины.

— Она? — уточнил Саймон. — Уверен?

Криспин кивнул.

— Рона, — подтвердил он. — Племянница Льюиса. Я знал ее почти всю жизнь, с тех пор как Льюис ее удочерил в детстве. Он и на Остров-то пришел после того, как Синедрион ее захватил.

Саймон кивнул, и Криспин выпрыгнул из кузова, сжав плечо женщины на прощание.

Она не ответила. Сидела, прислонившись к бортику телеги. Ее усадили прямо, как полагается, но она сползла и теперь полулежала — голова склонилась набок, на соседку.

— Слышала, что сказал Криспин? — спросил у меня Саймон.

Я кивнула. Имя Льюиса намертво врезалось в мою память с того момента, как его кровь выпачкала мой рукав, пока я зажимала на его шее рану, нанесенную кинжалом Дудочника. Льюис, будучи одним из советников Дудочника, пытался убить меня на Острове. Девушка, которая сейчас лежала передо мной, и была причиной, толкнувшей его на убийство — мое и Зака.

— Я знала твоего дядю, — сказала я. — Недолго.

У меня за спиной фыркнула Зои.

— Ну, можно и так сказать.

Рона не ответила. Ее длинные темные волосы сильно спутались, глаза смотрели в небо над моей головой. Она то и дело поднимала руку, запускала пятерню в свою гриву и пыталась продернуть, но пальцы вязли в колтунах.

Я нечасто давала обещания. Поскольку понимала, что их вряд ли удастся выполнить в нашем неверном будущем, залитом кровью. Даже с Кипом мы обнадеживали друг друга только жестами да телесным теплом, не прибегая к словам.

Но давным-давно, слишком многого не зная, я имела неосторожность дать Льюису клятву. Которую теперь удалось сдержать: я нашла его племянницу, нашла вот эту девушку, чья кожа была белесой и одутловатой, словно у мертвой. Я поднесла к ее губам свою фляжку с водой; Рона никак на это не отреагировала, и вода потекла вниз по подбородку, на одеяло, которым обернул ее Криспин. Единственное, на что Рона была сейчас способна — поднимать и опускать руку, стараясь расчесать пальцами волосы, снова и снова.

— Твой дядя был храбрым человеком, — сказала я ей. — Он заботился о тебе.

Кажется, она кивнула, а может, ее голова непроизвольно качнулась вперед.

У меня был простенький деревянный гребешок, который Зои смастерила для меня много месяцев назад. «Чтобы ты не хныкала из-за спутавшихся волос», — буркнула она как-то раз, протягивая подарок ночью через костер. Я вытащила гребешок из кармана и подвинулась ближе к Роне. Ее волосы высохли, но жидкость из бака оставила липкий налет, склеивший колтуны. Одной рукой я перехватывала пряди у самой кожи, чтобы безболезненно поработать над кончиками. Спустя какое-то время Рона закрыла глаза; я продолжала за ней ухаживать. Счесанные волоски, снятые с зубьев гребня, образовали темное птичье гнездышко рядом с моим коленом. Один из колтунов оказался слишком толстым и неподатливым, так что пришлось его аккуратно срезать.

Казалось бы, пустяковое занятие — ничтожное, учитывая все творящееся вокруг. Но я упорно приводила в порядок волосы Роны, потому что кроме этой нелепицы ничего не могла для нее сделать.

Дважды подходил Саймон, один раз — Виолетта, спросить моего совета. Я слышала, что они говорили — патрули по внешнему периметру, последние телеги загружены, но кому-то придется ехать верхом или идти пешком — и вроде бы даже отвечала. Но Рону я не бросила. Как ни мало я дала обещаний, шансов их исполнить было еще меньше. Льюис погиб, умер у моих ног. Что-то внутри меня не позволяло оставить без помощи эту девушку, вцеплявшуюся в собственные волосы.

Минут за десять расчесывания Рона ни разу не заговорила со мной, даже не взглянула на меня. Себя не обманешь: мой метод ее не исцелял, а всего лишь избавлял от колтунов в волосах. Но когда я закончила работу, ее нетерпеливая рука вернулась к голове, и Рона смогла провести пальцами сквозь волосы без заминок. Она продолжала это делать, хотя с закрытыми глазами и бесстрастным лицом казалась спящей.

Всего одна девушка, извлеченная из резервуара и заново рожденная для воздуха. Ничтожная малость, противостоящая взрыву, бакам, мертвецам на поле. Но, глядя на нее, я знала — все не напрасно.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Последнее, что мы сделали перед уходом — разрушили баки. Вначале истребление машинного зла приносило удовлетворение: одни солдаты колотили топорами по стеклу, а другие поджигали деревянные стены. Я тоже поучаствовала, одолжив топорик Саймона: грохнула по одному из резервуаров, посмотрела, как от точки соприкосновения бежит трещина, а потом била снова и снова до тех пор, пока стеклянная камера не сложилась внутрь себя, плюнув в меня осколками.

Убежище полнилось звоном и дымом. Но немного погодя я вернула топорик Саймону и вышла наружу. Хватит корежить и разрушать.

Времени на похороны не осталось. Омег, не переживших извлечения из баков, пришлось бросить на полу — их найдет армия Синедриона. Мертвецы на поле брани остались лежать, где погибли, даже наши товарищи. Мы только оттащили в сторону те тела, что преграждали проезд для телег. Сейчас следовало прежде всего заботиться о живых, ведь каждый час промедления стоил жизней наших солдат в Петельном каньоне.

Мы пустились в путь до заката, когда еще палило солнце. Выехав на дорогу мимо колонны телег, я впервые оказалась за разбитыми воротами, снаружи отвоеванного Шестого убежища.

Во время ночного сражения тьма представлялась проклятьем. Но теперь, увидев поле боя при дневном свете, я возжаждала скрывающего кошмар мрака. Над склонами повисли две пелены: марево обжигающей жары, туманящей горизонт, и марево мух, жужжащих над трупами.

Погибшие, которых миновала наша колонна из всадников и трясущихся на колдобинах телег, составляли лишь половину потерь. Ровно столько же мертвецов покоились в своих домах — уничтожены оружием, которого никогда не видели, в войне, в которой никогда не участвовали.

Едущий рядом Зак шепнул мне на ухо:

— Вот это и есть то, чего ты хотела?

Я смотрела строго вперед.

— Я хотела спасти людей.

— Ты хотела ощутить себя спасительницей, — парировал он.

— Неправда. — В моем голосе недоставало убежденности.

— Оглянись.

Дорогу очистили от трупов, но лошади шли беспокойно, мотая головами и торопясь проскочить через рой мух. Вонь забивала ноздри, пришлось прижать руку ко рту и дышать неглубоко, чтобы отогнать приступ тошноты.

— Не говори мне, что это побоище лучше баков, — сказал Зак, указывая на тела вдоль обочины.

Даже без мух и крови они выглядели мертвее мертвого: изломанные, со свернутыми шеями и раскинутыми конечности.

— Выбор не обязательно сводится только к войне или бакам, — сказала я. — Не обязательно выбирать лишь одно из двух зол. Есть и другие варианты.

Я бессознательно взглянула на Палому, ехавшую неподалеку с правой стороны. А когда снова обернулась к Заку, то увидела, что он тоже не сводит с нее глаз.

        * ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *

Вытащить людей из баков — это было только начало. Убежище не удалось бы превратить в крепостью, наша быстрая победа это подтвердила. Самой тяжелой задачей стало доставить освобожденных в Нью-Хобарт.

Сберегающий силы всадник с потребными дневками и ночевками одолел бы расстояние от Шестого убежища до города примерно за неделю. У нас такого времени не было. Дудочнику с Инспектором так долго не продержаться, а Воительница наверняка уже поняла, что атака в каньоне — только обманный маневр. Ее солдаты найдут способ массово переправиться через реку к северу. Они обойдут наше войско, увязшее в каньоне, и помчатся за нами в погоню. И если нападут на нас, уставших после битвы и обремененных беспомощными омегами из баков, еще по пути в Нью-Хобарт, то все, что нам удалось сделать, пропадет даром, все жертвы окажутся напрасными. Поэтому мы ехали весь день и всю ночь, сделав лишь одну остановку на несколько часов, так как лошади начали терять силы. Когда тьма покрыла все вокруг, я не осмелилась уснуть и изо всех сил старалась не думать о Дудочнике и Инспекторе, о сотнях солдат в Петельном каньоне.