- Иван Иванович! Что с вами?

Но он только тряхнул головой:

- Ничего. Нам нужно спешить!

Партизаны тем временем оставили село, но противник все еще обстреливал его из орудий. Рыбаков вел партизан, используя каждое, даже небольшое, укрытие. Село словно вымерло. Едва начался бой, часть жителей ушла в лес, другие попрятались по подвалам и погребам. Горели дома, сараи, колхозный амбар. То, что фашисты не успели разграбить, они подожгли.

Сразу же за селом партизаны остановились передохнуть в лесу. Рыбаков внимательно оглядел местность, по которой они только что прошли.

- Ничего не понимаю. Гитлеровцы давно должны были заметить, что в селе никого нет. Почему они его не заняли? А может, они просто отказались от погони? И мы зря так спешим. Как ты думаешь, Ваня?

- Отказались от погони? Нет.

Шменкелю было трудно говорить - раненая рука горела и сильно беспокоила его.

- Если бы они не гнались за нами, то давно вошли бы в село, согнали бы всех жителей в одно место и начали бы издеваться над ними. Вот увидишь, они это село сожгут, а в донесении в вышестоящий штаб укажут, что провели карательную операцию против такого-то села. А раз они пока этого не делают, значит, у них что-то другое на уме.

- Может, ты знаешь что?

- Нет. Но нужно как можно скорее догнать отряд.

Шменкель с трудом встал. Надя, которая не спускала с него глаз, поняла его состояние и уложила ему руку на перевязь. Он теперь не отказывался.

Шли в северо-западном направлении. Впереди - Петр. Не прошло и десяти минут, как ведущий вдруг остановился. Опытным глазом он заметил примятую траву, сломанные ветки деревьев: значит, здесь совсем недавно прошли люди, много людей.

- Это наши. Далеко они не могли уйти.

- Ага! - Рыбаков облегченно вздохнул.

Все чувствовали, как сильно устали, но, пересилив себя, зашагали быстрее.

Шменкель уже не помнил, сколько они шли, как вдруг до них донеслись ружейная стрельба и взрывы гранат. Рыбаков сразу же остановил группу и, бросившись на землю, припал ухом к земле, стараясь понять, где гремят взрывы.

- Там какое-то село. Забыл название, двойное какое-то, - заметил Прохор. Он уговаривал товарищей прибавить шагу, чтобы поспеть на помощь своим.

Рыбаков допускал, что фашисты в той стороне устроили им засаду. Пока они спорили, Николай вдруг крикнул:

- Тихо вы! Там кто-то есть!

Все замолчали.

Николай пошел вперед, чтобы узнать, кто там, и через минуту вернулся, но не один, а с мужчиной, щеку которого слегка задело пулей. Оказалось, что это партизан из отряда имени Буденного. Сбивчиво, несвязно он начал рассказывать, что с ними случилось.

- Они нас обошли... У них было четырнадцать танков. Устроили засаду у села, и мы попали в нее...

Предположение Шменкеля оправдалось. Рыбаков хотел что-то спросить у Фрица, но увидел, что тот сидит, прислонившись к дереву. Голова его опустилась на грудь, губы были плотно сжаты.

Шменкель гнал от себя какие-то назойливые мысли, но они беспрестанно лезли в голову. Словно сквозь сон, он слышал, как партизан из отряда имени Буденного передавал Рыбакову новый приказ Морозова.

- Бригада оторвалась от противника, - объяснял буденновец. - Встреча с противником крайне нежелательна. До рассвета лес...

Дальше Шменкель уже ничего не слышал. Горячая волна прилила к голове. Очнувшись, он услышал, как Рыбаков спрашивал:

- Пойдем вместе?

Буденновец покачал головой:

- Мне не успеть за вами. Командир наш ранен. Его нужно нести. Он еще жив, но...

И партизан исчез за деревьями.

Рыбаков о чем-то зашептался со Спириным. За эти несколько часов он, казалось, постарел на несколько лет. Чувство ответственности за людей, которые оказались в его распоряжении в такой сложной обстановке, как рукой сняло его прежнее легкомыслие. Впервые они оказались в столь трудном положении, когда противник преследовал их крупными силами, не давая передышки, и ему, Рыбакову, нужно было решать, каким путем вывести свою небольшую группу в целости и сохранности к отряду.

Коротка летняя ночь, а путь партизанам предстоял большой, идти нужно было лесом, полагаясь только на слух и зрение, обходя дороги и тропинки, чтоб не натолкнуться на засаду противника.

Шменкеля одолела беспредельная усталость, он почти не следил за тем, что обсуждали Спирин и Рыбаков. Понимая, что положение очень тяжелое, он заставил себя встать на ноги, благо они еще слушались его.

Это был чертовски трудный путь. Фашисты шли по пятам, и стоило партизанам выйти на какую-нибудь полевую дорогу, как откуда-то справа или слева раздавалась стрельба, и они снова прятались в чащу. Они шли и шли, и цель их была все ближе.

Шменкель находился в полубессознательном состоянии. В его голове мысли о настоящем переплетались с воспоминаниями о прошлом. Запахи полевых трав напоминали ему детство.

Он не замечал, что Надя, и сама едва державшаяся на ногах от усталости, шла рядом, поддерживая его и отводя в сторону ветки, чтобы они не хлестали его по лицу.

- Эрна, ты должна выдержать, должна! - срывалось с пересохших, горячих губ Фрица. - Ты слышишь? И хорошенько смотри за детишками.

- Что это с ним? - спросил Рыбаков, когда Спирин заменил его и пошел впереди группы.

- Жар у него, бредит, - прошептала Надя.

- Эх, водки бы ему сейчас!

- Вам бы только водки! Шменкелю врач нужен, а не водка. Он очень много потерял крови, вон повязка вся пропиталась.

Рыбаков не стал спорить и предложил:

- Если он не может идти, я понесу его на себе. Донесу до своих...

- Если мы туда когда-нибудь доберемся.

- А почему нет? Что за настроение? Приглядывайте за Иваном Ивановичем!

Рыбаков шепнул Прохору:

- Вперед! Чего ты ползешь как черепаха?

Перед рассветом партизаны увидели на горизонте кроваво-красное зарево. Они остановились, и кто-то сказал:

- Это село Татьянка!

Фриц посмотрел на зарево. Ему показалось, что оно разливается, заливает его от края до края. Потом наступила темнота, и Шменкель ничего уже больше не видел.

Резкий запах йода и эфира ударил в нос и привел Фрица в сознание. Он с удивлением открыл глаза и долго не мог понять, где находится. Фриц попытался встать, но кто-то положил ему на лоб приятную прохладную руку и сказал:

- Вам уже лучше? Сейчас я принесу вам попить.

Фриц узнал голос Нади и понял, что находится в санитарной палатке партизан.

- Вы спали двое суток подряд, - начала рассказывать Надя, напоив его. - Врач сделал укол, и вы уснули. За это время приходил товарищ Васильев, комиссар отряда, но вы никак не хотели просыпаться.

Шменкель откашлялся и спросил:

- Как я сюда попал?

- На широкой спине вашего друга.

Это был уже голос капитана Дударева. Он только что вошел в палатку, принеся с собой свет и запахи леса. Капитан пододвинул табуретку и сел рядом с Фрицем.

- Ну как рана, сильно беспокоит?

Шменкель приподнял раненую руку и почувствовал слабую боль.

- Ничего, все в порядке, товарищ капитан.

- Ну-ну. - Дударев рассмеялся. - На несколько дней я отдаю вас в руки медицины. - Капитан подождал, пока выйдет медсестра, и продолжал: - Наша бригада выдержала серьезное испытание. Фашистам не удалось уничтожить нас. Ни один из наших отрядов, кроме отряда имени Чкалова, серьезных потерь не понес. Подразделения бригады собрались вместе.

"Сидит у моей постели и докладывает мне, словно я его начальник. Зачем он пришел?" - подумал Шменкель, а потом спросил:

- Скажите, товарищ капитан, где мы находимся?

- В нашем втором лагере, в лесу под Вадино, недалеко от Татьянки. Село фашисты сожгли, когда поняли, что нас не схватить. Вы, наверное, видели зарево пожара.

- Я этого не помню. - Фриц старался вспомнить что-то. - После того как мы вышли из Холопово, я уже ничего не помню. И рана-то вроде небольшая, а вот не помню. - И он улыбнулся, подняв вверх свою забинтованную руку.