А на перевернувшейся "Оклахоме" бороться уже было не за что. Оставалось только спасаться. Сержант морской пехоты Томас Хайли добрался до острова Форд, где вызвался добровольцем слетать на разведку на маленьком безоружном самолетике. Ему дали винтовку и отправили в полет с задачей обнаружить японский флот. Обнаружить японцев не удалось, и самолет через пять часов вернулся обратно. Хайли не очень уютно чувствовал себя в полете, поскольку был одет в пропитанное мазутом нижнее белье, в котором он спасся с "Оклахомы".

Большая часть уцелевших перебралась на "Мэриленд". Перед старшиной комендоров Маккейном с "Мэриленда" неожиданно возник какой-то матрос, с головы до ног в мазуте, спросивший: "Чем мы можем помочь, старшина?" А сержант морской пехоты Лео Вире, никого не спрашивая, встал к одному из орудий, в расчете которого явно не хватало людей.

Лейтенант Билл Ингрем встал к другому орудию, у которого был не полный расчет. С мостика послали рассыльного, который подбежав к Ингрему, передал, что на "Мэриленде" офицер во время боя должен быть в фуражке. Очень много фуражек лежало вокруг на палубе. Ингрем одел одну из них, дружески помахав рукой в направлении мостика.

Моряки самого "Мэриленда" сражались как дьяволы. Вестовой Байнес, выпущенный из карцера, где он сидел за драку на берегу с какими-то гражданскими парнями, доставлял наверх снаряды, пока не упал, потеряв сознание. Огромный сержант морской пехоты по прозвищу "Крошка" вручную поворачивал пятидюймовое орудие, когда вышла из строя гидравлическая система. Люди обливались потом, теряя сознание от нестерпимой жары. Пламя бушевало перед ними, над ними, вокруг них от горящих "Вест-Вирджинии" и "Аризоны". В такой обстановке старшина Джордж Хейтл был дико удивлен, когда какой-то офицер подлетел к их орудию, грозя пристрелить любого, кого увидит курящим.

Моряки "Вест-Вирджинии" были еще более удивлены приказом не курить. Линкор представлял из себя море огня. Повсюду рвались боеприпасы, пули и снаряды свистели со всех сторон. Вся корма до надстройки была закрыта клубами густого черного дыма. Был дан приказ оставить корабль. Верхняя палуба носовой части линкора была на уровне воды, когда лейтенант Томас Ломбарди вернулся около 8.50 из увольнения на борт. Он шагнул на палубу, не веря своим глазам: неужели это место, где вперемешку лежали трупы, обломки, кровавые тряпки и разный, пропитанный мазутом хлам, и есть та самая, вымытая до белизны палуба линкора, которую он покинул накануне вечером? Ничего в жизни более страшного ему не приходилось видеть. Все это было еще более дико, потому что лейтенант прибыл с берега, одетый в смокинг, белую рубашку с галстуком бабочкой, а на ногах - лакированные туфли. Он бросился помогать раненым, мечтая хотя бы сменить свои лакированные полуботинки. И тут - о, чудо - он увидел на палубе чьи-то резиновые сапоги. Еще большим чудом было то, что они ему подошли - лейтенант был матерым футболистом, имел могучее сложение и соответствующий размер ноги.

На сигнальном мостике лейтенанту Делано тоже подвалило счастье: он нашел чью-то каску и она ему оказалась впору. Одев каску, офицер проверил спаренный пулемет, установленный на крыше боевой рубки. Пулемет действовал. Делано составил для него расчет из одного юного офицера, матроса и вестового Дориса Майлера. Двое должны были стрелять, а Дорис Майлер подносить патроны. Но не успел Делано отвернуться, как Майлер со счастливым видом подскочил к пулемету и дал длинную очередь. Никогда ранее не стрелявший из пулемета негр-вестовой мог стать опаснее японца. Но он так радовался, что лейтенант Делано удивился, увидев второй раз в жизни улыбку на лице черного гиганта. Первый раз это было, когда Майлер, выступая за команду "Вест-Вирджинии", стал чемпионом флота по боксу в тяжелом весе.

Внезапно все с криком бросились к борту, показывая на северный конец "линкорного ряда". В начале никто не мог понять, что происходит. "Невада"! Огромный линкор зашевелился, дал ход и двинулся к выходу из гавани, гордо разметая носом горящие, плавающие обломки. Это казалось невероятным. Обычно линкору необходимы были два с половиной часа, чтобы поднять пары; четыре буксира, чтобы развернуть его в сторону канала и поставить на фарватер; а также командир, чтобы руководить всем этим сложнейшим делом. Каждый знал это. Тем не менее "Невада", подняв пары за 45 минут, дала ход, развернувшись без буксиров и без командира. Как же это удалось?

Линкору повезло: у него под парами оказались два котла. Один работал с самого утра, обеспечивая корабль энергией. Лейтенант Тоссидж, сдавая вахту, приказал разжечь второй котел, чтобы сменить уже работавший. Это было последнее распоряжение по линкору в мирное время. Теперь оно дало свои результаты, позволив, благодаря самоотверженной работе всей машинной вахты, выиграть почти два часа.

Четыре буксира, необходимых для вывода линкора из гавани, мог частично компенсировать хороший рулевой. На "Неваде" был супер-рулевой главстаршина Роберт Сидберри.

То же самое обстояло и с руководством. Командир линкора капитан 1-го ранга Скенленд и его старпом находились на берегу. Командование линкором принял капитан 3-го ранга Френсис Томас - пожилой резервист, оказавшийся старшим офицером на борту.

Старший боцман мичман Эдвин Хилл, спрыгнув на причал, отдал швартовы. Корабль сразу же стало относить течением от причальной тумбы. Хилл прыгнул в воду, чтобы вернуться на линкор. После 29 лет службы на флоте он не хотел, чтобы корабль сделал свой первый боевой выход без него.

В рулевой рубке главстаршина Сидберри табанил "Неваду", пока линкор не коснулся дренажной трубы, идущей с острова Форд. Тогда машинами правого борта дали ход вперед, продолжая работать назад левой машиной, медленно разворачивая нос в сторону от пылающей "Аризоны". Затем всеми машинами дали ход вперед, положив руль вправо, отводя корму немного влево. Идя малым ходом, "Невада" прошла настолько близко от горящей "Аризоны", что капитан 3-го ранга Томас считал, что мог бы прикурить от языков пламени, тянувшихся к мостику линкора.

Тысячи глаз с волнением смотрели на давший ход линейный корабль, медленно плывущий через языки пламени и клубы дыма с огромным флагом США на корме. Многие вспомнили, что именно при подобных обстоятельствах Френсис Скотт Кей вдохновился на слова национального гимна: "И видит враг наш звездный флаг под небом голубым!"