— Опознанным? — Марион нахмурила брови. — Я не думаю, что большинство людей может узнать тебя, Тюр.

Он один раз качнул головой.

— Не узнать лично меня. Это не то, что я имел в виду.

Выдохнув, он положил руки на бёдра.

Наблюдая за ним, она остро осознала, что на нём нет рубашки.

— Я знаю, что я малоизвестный в твоём мире бог, — сказал он, снова выдыхая. — Я не жду, что меня тут кто-нибудь узнает. Это тоже часть моей работы.

Что-то в его словах на сей раз прозвучало как будто со смущением.

Марион это даже показалось немного забавным, но Тюр выглядел искренне взбудораженным.

— Честно говоря, я предпочитаю, чтобы так и оставалось, — признался он. — Это никогда раньше не беспокоило меня. Но, признаюсь, сейчас это немного расстраивает меня. В ситуации с тобой.

Марион нахмурилась.

Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но Тюр поднял руку.

— Я не волнуюсь, что меня узнают так же, как моего брата Тора… или моего брата Локи, если уже на то пошло…в твоём мире.

Снова выдохнув, он продолжил говорить тем же раздражённым голосом.

— Обычно меня беспокоили исторические книги. Фотографии. Картины. Теперь ещё и видео и другие способы запечатления изображения. Всё это становится слишком надоедливым.

В ответ на её непонимающий взгляд Тюр стал объяснять подробнее.

— Бывают моменты, когда я должен присутствовать на больших и важных мероприятиях, Марион, — сказал он. — При исторических событиях. На тех событиях, которые обычно документируются. Даже сотни лет назад были художники, которые занимались такими вещами. Сейчас все фотографируют. Фиксируют на видео. И записывают. Сейчас документалистов гораздо больше, чем в прошлые века. Камеры видеонаблюдения. Беспилотники. Любой, у кого есть современный телефон. Это может быть любой, у кого есть iPad.

Снова вздохнув, Тюр провёл рукой по своим густым чёрным волосам.

И вновь Марион поняла, что обращает внимание на каждую деталь этого жеста, каждую линию его мышц, когда он поднимает руку, на выражение его угловатого лица.

— Сейчас всё стало хуже, конечно, но в определённой степени это всегда было проблемой. Я изменяю свою внешность… физически, то есть… чтобы меня не могли сравнивать из поколения в поколение. Я не хотел, чтобы мой истинный образ был зафиксирован, чтобы он появлялся на различных событиях в истории человечества.

Марион уставилась на него.

Теперь она понимала, о чём он говорит.

Тюр не хотел, чтобы какой-нибудь необычайно наблюдательный историк заметил, что тот же самый парень был жив и посещал Землю на протяжении сотен, а возможно, и тысяч лет.

Он говорил, что был бессмертен.

Он говорил, что он бессмертный оборотень.

С крыльями.

Марион не знала, что на это сказать.

В конце концов, она снова посмотрела на душ и просунула руку под воду, чтобы проверить температуру. Она повернула несколько вентилей на плиточной стене, включая разные насадки, в том числе и большую лейку душа в центре над головой.

Когда она медленно выпрямилась, поморщившись от боли в ноге, Тюр сделал шаг в её сторону, покинув дверной проём.

Затем, как будто передумав, он отступил обратно.

Он встал в дверном проёме, глядя на неё через всю большую ванную комнату с двумя раковинами, ванной-джакузи у стены и бледно-голубым ковром.

Она чувствовала его взгляд на себе.

— Тебе нужна помощь? — хрипло спросил Тюр.

Марион повернулась, чтобы посмотреть на него, и обнаружила, что он смотрит на неё. Его глаза осматривали её тело, сосредотачиваясь на разных частях её разорванной, промокшей и залитой кровью одежды.

Она встретилась с ним взглядом, когда он посмотрел на её лицо.

— …Чтобы раздеться? — закончил он, прочищая горло.

Он неопределённо показал на неё.

— Тебе больно, — пояснил Тюр. — Я мог бы помочь. С одеждой. И душем, — он снова откашлялся. — …И с перевязкой.

Марион увидела, как его лицо потемнело, а затем он пожал плечами.

— Или ты можешь сделать это сама, — закончил он.

У кого-то ещё такая странная, неловкая, очевидно смущённая речь ей могла бы показаться смешной. Она могла бы поддразнить, рассмеяться… или хотя бы улыбнуться.

По крайней мере, она нашла бы это очаровательным или милым.

Но вместо этого ей почему-то было сложно ответить ему, она боролась с реакцией на его присутствие, его голос, его физическое состояние — почти на всё, что касалось его. Всё это мешало непринуждённо относиться к тому, что он делал или говорил.

Какая-то её часть испытывала серьёзное искушение сказать «да».

В то же время сделать так для неё было странным.

Такое чувство, будто тем самым она попросит его о чём-то, но странно было просить у него что-либо сразу после того, как он только что спас ей жизнь.

В частности, ей было странно просить его об этом.

Просить его остаться здесь с ней, пока она раздевается и принимает душ, уже не будет обычным флиртом. Она как будто будет просить его о сексе, и несмотря на то, что она сделала с ним ранее в машине, она не была уверена, что ей следует так поступать.

Она не была уверена, что должна поступать так с собой, а тем более с ним, пока она не разберётся со всем немного конкретнее.

А так ей практически не за что больше зацепиться.

Учитывая всё, что произошло за последние несколько часов, Марион не была уверена, что может быть уверенной в том, как она воспринимала его, или что она чувствовала по этому поводу.

Тюр спас ей жизнь. И не раз.

Само собой, это сбивало с толку.

И тем не менее, несмотря на всё, что она видела, спасение её жизни было наименьшей из проблем.

Она ведь видела его с крыльями, так?

Тюр умел летать.

Он действительно прилетел с ней сюда, в какой-то модный отель в центре Вашингтона, округ Колумбия. А прямо перед этим он выломал помятую дверь безумно дорогого спортивного автомобиля, используя свои крылья, руки, или комбинацию всего сразу.

И это вернуло её к началу этого логического круга.

Тюр был оборотнем.

Который умел летать.

Не помогало и то, что что-то в нём пробуждало в ней безумное, совершенно иррациональное, одурманивающее, невероятно сильное желание, которое даже отдалённо было неподвластно ей. В этом желании не было ничего разумного, логичного или объяснимого. Это не похоже ни на что, что она когда-либо раньше испытывала или ощущала с мужчиной.

Это не похоже ни на что, что она испытывала раньше с кем-либо вообще.

Марион не осознавала, что она просто стояла там молча, пока думала обо всём этом.

Она не осознавала, что не двигалась и ничего не говорила.

Это вроде как прошло мимо её внимания, что она так и не ответила на его вопрос — то есть, на его вопрос о том, нужна ли ей его помощь, чтобы раздеться — до тех пор, пока Тюр внезапно не двинулся в её направлении.

Она повернулась, когда он сошёл с места.

Она не боялась. По правде говоря, она почувствовала облегчение.

Она оставалась на прежнем месте, и дверь душевой была так же приоткрыта её рукой и плечом, а она наблюдала, как он приближается.

Тюр находился на другом конце комнаты.

А потом он оказался рядом.

Он возвышался над ней, и казалось, что его тёмные глаза пронизывают её насквозь.

Его губы поджались, когда Марион подняла взгляд на него.

Тюр не выглядел рассерженным или раздражённым.

Она почти могла увидеть, как он думает.

Что-то в этом принесло ей огромное облегчение.

Она хотела, чтобы он принял это решение. Она хотела, чтобы он рассказал ей, что между ними происходит, и как она должна во всём этом разбираться.

Больше всего на свете Марион хотела, чтобы Тюр сказал ей, нормально это или нет. Она хотела знать, нормально ли то, что она хочет от него, так отчаянно и сильно желает. Она хотела, чтобы он объяснил ей, почему всё в нём так сильно притягивало её. Она хотела знать, тянет ли это его так же сильно, хочет ли он того же, что и она.

Она хотела знать, почему это стёрло из её головы всё остальное, включая её мать и сестру, которых до сих пор ничто не могло даже коснуться.

Она хотела, чтобы он сказал ей, что она не должна чувствовать себя виноватой.

Она хотела, чтобы он сказал ей, что всё в порядке.

Она хотела знать, может ли она позволить себе просто упасть, поймает ли он её в этом так же, как он подхватил её, когда она отстегнула ремень безопасности в МакЛарене.

Она хотела, чтобы он сказал ей, может ли она наконец отпустить себя.