Проходит пять минут. Потом десять.
Через некоторое время беспокойство превращается во что-то более глубокое, во что-то более печальное.
Что-то более постоянное.
И когда я покидаю балет раньше положенного, пробираясь во все туалеты, доступные для публики, заглядывая под каждую кабинку, я не удивляюсь, когда все, что я нахожу, — это ее телефон, брошенный на задней стенке туалета.
Клочок бумаги засунут под устройство, и мое сердце замирает глубоко в горле, принося с собой волну тошноты.
Как долго я любил тебя,
Но выразить не смел.
Лишь ты мне радостью была,
Лишь о тебе я пел.
(п.п.: Джон Клэр — Секрет)
Я стою в этой кабинке гораздо дольше, чем следовало бы, читая и перечитывая слова Джона Клэра, не в силах избавиться от иронии того, что мы, похоже, прошли полный круг.
Интересно, было ли ей также больно, когда я был тем, кто ушел.