ГЛАВА 38

Елена

Сестра Кэла выглядит как олень, попавший в свет фар, когда мой голос разносится по заднему двору, и я испытываю мгновенное удовлетворение от того факта, что, похоже, на моей стороне преимущество неожиданности.

Затем бросаю взгляд на Кэла, который небрежно сидит в своем кресле, даже не удостоив меня взглядом, как будто мое возвращение его не впечатлило и не шокировало.

Удовлетворение исчезает, и его место занимает гнев, толкая меня по траве, пока я не оказываюсь прямо перед ним. Сунув ему в лицо конверт из плотной бумаги, я кладу руку на бедро и снова задаю свой вопрос.

— Кэллум. Что это, черт возьми, такое?

Он смотрит на конверт, затем на меня, эти темные глаза стратегически лишены каких-либо эмоций.

— Похоже на конверт, Елена. Откуда, черт возьми, мне знать, что в нем?

Усмехнувшись, я открываю конверт и лезу внутрь, толкая бумаги в его сторону.

— Ты пытаешься сказать, что не просил своего адвоката вручить мне документы об аннулировании брака? Потому что я почти уверена, что узнаю твою подпись, учитывая, что я видела ее в тот день, когда подписала наше брачное свидетельство.

Неловко переминаясь с ноги на ногу, сестра Кэла широко раскрывает глаза, медленно отрываясь с места.

— Думаю, мне лучше пойти…

Кэл кивает, отмахиваясь от нее. И когда она исчезает, оставляя нас одних, мое тело гудит от бесконечной электрической энергии, проносящейся по моим венам, как горячий ток. Я оживляю под его пристальным взглядом впервые за несколько недель.

Как гребаный цветок, лишенный солнца на ночь, мое сердце открывается для него, ища питательные вещества там, где их, возможно, нет.

Может быть, с моей стороны было преждевременно возвращаться сюда.

Отсутствие ответа — это все равно ответ, верно? Две недели от него ничего не было слышно, и, возможно, это был его способ покончить с этим.

Документы об аннулировании брака, безусловно, являются ответом, но все же.

Если он хочет расторгнуть этот брак, то самое меньшее, что он может сделать, это сказать мне это в лицо.

— Хорошо выглядишь, — говорит он через пару мнгновений, небрежно окидывая взглядом мою фигуру — я чувствую его признательность кончиками пальцев, маленькие искорки удовольствия, рассеивающиеся на поверхности.

— Не надо мне этого говорить. Мне не нужны твои комплименты. Скажи мне, почему ты пытаешься избавиться от меня.

Когда бумаги появились в квартире бабушки, это был удар исподтишка «два за раз»; доказательство того, что Кэл действительно знал, где я прячусь, и не потрудился прийти ко мне, но также и дополнительное оскорбление, которое он нанес мне, отказавшись от нашего брака.

Возможность, за которую несколько месяцев назад я, наверное, ухватилась бы.

Но многое может измениться за несколько месяцев.

Я посидела с ним некоторое время, уставившись на его подпись и окончательную дату подачи заявки. В документах в качестве причины указывалось мошенничество, в котором говорилось, что Кэл манипулировал мной, чтобы заключить союз, и что он взял на себя полную ответственность за начестную природу того, как возник брак.

И хотя все все это правда, оно не отменяет того, что произошло после того, как мы поженились.

Утешение и принятие, которые я нашла в объятиях этого убийцы.

Моя навязчивая идея.

Моя погибель.

Мой муж.

Сцепив пальцы вместе, он откидывается на спинку стула и выдыхает.

— Я думал, это будет то, чего ты хочешь, малышка. Свобода. Ты молода и заслуживаешь шанса испытать то, что может предложить жизнь.

Швыряя бумаги на стеклянный стол, я делаю шаг к нему, тыча указательным пальцем в его широкую грудь.

— Как ты смеешь пытаться решать это за меня. Ты предлагаешь мне только один вариант, после того, как полностью исчез после концерта, и это должен быть мой выбор?

В его глазах вспыхивает жар, карие глубины темнеют от ярости. Вскакивая на ноги, он хватает мой палец, прижимая его к себе.

— Ты бросила меня на гребаном балете, Елена. Кстати, хороший штрих — оставить это стихотворение. Я получил твое сообщение громко и четко.

— О, стихотворение, где я сказал, что люблю тебя? — огрызаюсь я, громкость моего голоса возрастает от моего разочарования. — Если это каким-то образом переводится как «пожалуйста, подай заявление об аннулировании брака», то я думаю, что тебе нужно снова вернуться к изучению поэзии.

— Ты так думаешь? — Когда он подходит в плотную, зажигая ту старую песню и танец, к которым наши тела привыкли за последние несколько недель, я чувствую, как мое сердце сжимается и переворачивается от его близости. Его запах окутывает меня, когда он прижимает меня спиной к столу, наклоняясь, чтобы обхватить меня своими предплечьями.

Прядь чернильных волос падает ему на лоб, и я сопротивляюсь желанию убрать ее с его лица, пытаясь сосредоточиться на своем гневе, прежде чем он ускользнет, затерявшись в море его прикосновений.

— Может быть, тебе стоит освежить мою память, — говорит он, опускаясь на колени, его руки сразу же скользят вверх по бокам моих бедер.

Я прикусываю губы, когда он начинает медленно поднимать подол моего желтого сарафана, прижимая документы об аннулировании брака к своей груди. Каждое нервное окончание в моем теле кричит, говоря мне прекратить это, пока мы не поговорим по-настоящему, но затем его дыхание скользит по моей киске, и я больше не забочусь о разговорах.

Что является еще одним плохим решением в общей схеме вещей?

— Подними свою задницу, — командует он, и я повинуюсь, даже не задумываясь, двигаясь вперед, чтобы он мог скользнуть тканью платья вверх по моим ягодицам. Он тихо ругается, качая головой. — Я вижу, ты все еще без трусиков. Добавляя прелюбодеяние в наш список грехов, или ты просто надеялся, что тебе повезет?

Одна из его рук поднимается, ложится между моих грудей, подталкивая меня вниз; я двигаюсь без сопротивления, шипя, когда моя голая задница соприкасается с прохладной стеклянной поверхностью, за которой быстро следуют плечи, когда он толкает меня вниз.

Зубы царапают мой клитор, и я вздрагиваю, острый укус посылает вспышку восторга через меня.

— Я надеялась, что мне повезет, — говорю я, зная, что это то, чего он ждет.

— Конечно, ты надеялась. Идеальная маленькая шлюшка, готовая к траху в любой момент, когда ее муж вынимает свой член. — Шлепок приземляется на верхнюю часть моей киски, вырывая крик удивления из моего горла. — Итак, какая была твоя любимая форма поэтического изложения? Декламации с помощью языка?

Пальцы Кэла медленно пробегают по шрамам на внутренней стороне моего бедра — буква «К» плюс буква «А», которую он добавил в ночь концерта. Мой собственный личный бренд.

Удачи тебе избавиться от меня после этого, придурок.

Я смотрю на покрытие дворика, обводя глазами паутину, и вижу, как его голова снова опускается между моих ног. Язык скользит за пальцами, оставляя за собой след прохладной слюны, и когда они касаются моего клитора, я дрожу, тело уже опасно близко к тому, чтобы вхорваться, туго натянутое после нескольких недель воздержания.

— Ключ, как мы знаем, к любому хорошему стихотворению, — выдыхает Кэл, один раз проводя по мне языком. Дважды. Три раза, пока я не отбрасываю бумаги об аннулировании брака в сторону, хватаясь за края стола, чтобы не упасть с него. — Это страсть.

С этими словами он зарывается ртом в мою киску, образуя плотное уплотнение вокруг моих губ, засасывая клитор в рот и осыпая его движениями своего языка. Рука скользит вверх по моему торсу, пальцы цепляются за верх моего сарафана и высвобождают одну грудь.

Он сжимает ее, в то время, как его язык проникает в меня, массируя внутрь и наружу, затем скользит вверх между моими складками и кружится над клитором. Повторяя цикл, чередуя сосание и лизание, он создает темп, от которого у меня в животе нарастает давление, распространяющееся наружу, как волна тепла.

— Ты знаешь, сколько ночей я мечтал о том, чтобы ты была здесь, вот так? — спрашивает он, прижимаясь ко мне, вибрации его губ посылают через меня ударные волны экстаза. — Сколько раз я выкачивал свой член досуха, представляя, как ты раскрываешься и стонешь для меня?

Я качаю головой в ответ, хотя уверена, что он не видит. Усмехаясь он ускоряет движение своего языка, и на этот раз, когда я кончаю, ему даже не нужно просить меня посмотреть на него; мои глаза немедленно ищут его, фиксируясь, когда оргазм сотрясает все мое тело, спина выгибается от стола, сдавленный звук вырывается из горла.

— Вот. Я знаю, что немного устал от произносимого слова, но, судя по румянцу на щеках зрителя и ощущения того, как ты кончаешь на моих вкусовых рецепторах, я склонен верить, что все еще знаю, что делаю.

Вытирая рот о мое бедро, Кэл выпрямляется в стоячем положении, протягивает руку и расстегивает пуговицы на рубашке. Он сбрасывает ее с плеч, черный материал падает на землю, а затем расстегивает штаны, стягивает их с бедер и также их отбрасывает в сторону.

Его член высвобождается, жемчужная бусинка возбуждения сочится с кончика его толстой головки, и он медленно поглаживает себя, окидывая меня пристальным взглядом.

— Я никогда не устану видеть тебя такой, — говорит он, слегка качая головой, как будто не может до конца поверить, что я здесь.

Делая шаг ко мне, он сжимает свой член в кулак, грубо трется между моими губами, размазывая мои соки по всему телу. Каждый движение по моему клитору вызывает укол боли в моей внутренности — такой, который изгибается на конце, превращаясь в неизмеримое удовольствие.

— Ты хочешь этого? — спрашивает он, приподнимая одну бровь, и хотя я должна сказать «нет» и взять себя в руки, вернуться к текущему вопросу, мое тело не согласно.

Один крошечный, почти незаметный кивок, и все; он издает тихий стон, одним толчком бедер входя по самую рукоятку, наполняя меня так сильно, что я не уверена, что смогла бы вытащить его, если бы захотела. После такого от меня будут соскабливать кусочки ДНК Кэла с моих внутренностей до конца моей жизни.