— А я думал, что это я сумасшедший.

— Я не сумасшедший. Я просто решительный. — Я дал клятву этому мальчику. — У нас будет все. Деньги. Женщины. Сила.

Губы парня дрогнули, он подумал, что я свихнулся.

— Да ты что? И как мы этого добьемся?

С решимостью я произнес:

— Несмотря ни на что, у нас будет это. Ты даже можешь убить нескольких парней. — Должно быть, он услышал правду в моем тоне, потому что его глаза резко поднялись, его жестокий взгляд встретился с моим. — Ты либо со мной, либо против меня.

Он рассмеялся, покачал головой и провел рукой по растрепанным волосам. Когда я не отреагировал, он перестал смеяться, моргая проницательными глазами.

Прошла целая минута, прежде чем он ответил:

— Я с тобой.

Я улыбнулся.

— Как тебя зовут?

— Антонио Фалько.

У меня вырвалось фырканье.

— Я буду называть тебя Тони.

Я вышел из камеры и повернулся к нему лицом.

— Я — Юлий. Рад видеть тебя в команде, брат.

Позже, в тот же день, мне сообщили хорошие новости. Моя сестра выжила. Ее поместили в психиатрическую клинику, но она будет жить.

Этот день становился все лучше и лучше.

Ребята из колонии не знали, что их ждало. В Тони Фалько бушевало столько яростной борьбы, которую даже я не мог приручить, а я и не хотел делать этого. С моей помощью он вырвался на свободу, нацеливаясь на самых опасных парней и разрывая их в клочья.

Я был мозгами. Он — мускулами.

Через две недели парни, проходя мимо нас во дворе, покорно опускали головы, в надежде, что их не заметят. Мы возлагали на себя большие надежды. Кто бы мог подумать, что всего десять лет спустя взрослые мужчины будут съеживаться в нашем присутствии.

Мы были силой, с которой приходилось считаться. Как и обещал своему другу, брату, мы смотрели, как полыхает весь мир, и зловоние горящей плоти никак не могло утолить нашей жажды власти.

Мы хотели большего. Нуждались в большем.

Я потерял брата из-за доверия, которое внушил ему. Несмотря на то, что я сказал ему, мы не были непобедимы. Он поверил в меня, и я подвел его.

Потеря Антонио «Твитча» Фалько оставила во мне зияющую дыру.

Хотел бы я поступить по-другому.

Но это было тогда. А сейчас я уже не тот самоуверенный ублюдок, каким был пять лет тому назад. Сейчас я реально смотрю на вещи. Я больше никогда не буду говорить того, что хочет услышать от меня собеседник, никогда вновь.

Поднимаясь по лестнице и направляясь по коридору в открытую спальню, я смотрю на неподвижное тело на кровати.

Мои губы кривятся в отвращении.

Я всегда хорошо разбирался в людях.

Как я мог ошибиться в этой женщине? Я беспокоюсь, что мое влечение к ней размыло границы.

Мои ноги двигаются сами по себе, я коленом толкаю кровать, заставляя ее очнуться.

Ее опухшие глаза моргают, прогоняя сон, и она смотрит на меня своими большими глазами, ее длинные ресницы слегка трепещут.

Она чертовски красива.

И это только злит меня еще больше.

— Вставай, — приказываю я, направляясь к двери.

Но она не следует за мной.

Видя ее сонное состояние вкупе с ее полными, приоткрытыми от удивления губами, и то, как она подозрительно смотрит на меня, заставляет ярость разгораться во мне. Я хочу целовать эти сладкие розовые губы, пока они не начнут кровоточить.

Мой член дергается при мысли о такой желанной Алехандре в моей постели.

К черту всё это.

Моя челюсть напрягается, и я возвращаюсь к кровати, наклоняюсь и говорю с профессиональным спокойствием.

— Если ты не хочешь, чтобы я стащил тебя вниз по лестнице за волосы, пинающуюся и визжащую, то ты поднимешь с постели свою аккуратную задницу, Алехандра. Слышишь меня?

Я жду нападения. Ожидаю слез и криков.

Вместо этого я вижу, как ее испуганные глаза становятся мертвыми, лишенными эмоций, голова послушно опускается, она машинально поднимается с кровати и направляется к двери. Алехандра всю дорогу хромает, спускаясь по лестнице, хоть я и хочу помочь ей, но на этот раз не делаю этого, а просто смотрю на нее. Какая-то часть меня хочет причинить ей боль. У подножия лестницы поворачиваю ее на право, к открытой двери моей спальни.

Она, прихрамывая, направляется в центр комнаты, глядя на внушительного размера кровать с балдахином, в то время как я запираю за нами дверь, убирая ключ в карман брюк.

Повернувшись к ней спиной, начинаю раздеваться, расстегиваю пуговицы рубашки и рассказываю, как все будет происходить:

— Твоя жизнь в моих руках. Я решаю, жить тебе или умереть. Ты не отнимешь у меня это, решив покончить с собой. — Сбросив рубашку, снимаю туфли и продолжаю: — Я не знаю, что собираюсь делать с тобой прямо сейчас, и поскольку не могу доверять тебе, поэтому ты будешь находиться со мной или с Линг ежеминутно. Я не уверен, что Линг не убьет тебя, ты поспишь со мной. — Я подхожу к ней. — Протяни руки.

Опустив голову, она молча повинуется.

Я не хочу, чтобы это меня заводило.

Почему меня это заводит?

Я надеваю на нее наручники и связываю ладони, используя изоленту. Схватив ее за руки, я почти тащу ее к кровати и толкаю на левый край. Затем использую другие наручники, чтобы приковать ее к изголовью кровати, я дергаю ее на себя, чтобы проверить их прочность. Удовлетворенный тем, что Алехандра никуда не уйдет, я смотрю на нее, сжав губы в тонкую линию.

— Теперь спи. И не делай глупостей. Для тебя они плохо закончатся.

Она не издает ни звука, я раздеваюсь в тишине и покое, думая о том, какого черта мне теперь делать.

Черт побери! Я не собирался быть ее нянькой или телохранителем.

Одетый только в белые пижамные штаны, я подхожу к правой стороне кровати, ложусь, а затем протягиваю руку, чтобы включить настольную лампу, изо всех сил стараясь не думать о том, как близко мы находимся друг от друга. С ее руками, прикованными наручниками к изголовью кровати, можно с легкостью спустить ее черные трусики и оказаться между ее мягких бедер. И она не сможет оказать мне сопротивление. Что ж, даже если и попытается, никто не услышит ее протестов.

Сначала она была бы слишком узкой, чтобы принять меня, но я бы сделал так, что ей было бы хорошо. Я бы подготовил ее, не торопясь касался ее, пока она бы не стала влажной. Заставил бы кончить мне на язык.

Черт, я люблю целовать киски, и в моем сознании Алехандра на вкус такая, какой должна быть женщина. Мой рот наполняется слюной, когда я закрываю глаза. Мое сердце начинает бешено колотиться от возбуждения.

Твердый, как камень, я наклоняюсь, чтобы поправить член, крепко сжимая его. Издаю вздох удовольствия, когда моя рука обхватывает его, и тяжело сглатываю. Прикосновение моей ладони к члену длиться чуть дольше положенного, пока, наконец, я не убираю руку прочь на выдохе.

Проходят минуты, в то время как мы лежим в полной тишине, пока ее мягкий голос не прорезает темноту:

— А если я сбегу?

Мое возбуждение улетучивается. Мой член в то же мгновение становится мягким, а я чувствую себя ужасно из-за реакции моего тела на нее. Я долго думаю о своем ответе, прежде чем повернуться к ней спиной и дать ей честный ответ на вопрос:

— Тогда молись Господу, чтобы тебе удалось убежать от моей пули.