Глава 3.
Дэмиен окинул взглядом размах поля. Силы Регента казались потоками темно-красного цвета, вторгшимися в их собственные ряды, смешивая армии и напоминая поток крови, который врывается в воду и распространяется в ней. Открывающийся вид был видом разрушения и нескончаемого потока врагов, такого внушительного, что он походил на рой.
Но Дэмиен видел при Марласе, как один человек может держать фронт, будто лишь одним усилием воли.
— Принц-убийца! — Кричали люди Регента. Сначала они кидались навстречу Дэмиену, но увидев, что происходило с теми, кто нападал на него, они превратились в сбившуюся массу лошадиных копыт, пытающуюся отступить.
Им не удалось уйти далеко. Меч Дэмиена рассекал броню, рассекал плоть; Дэмиен высматривал места сосредоточения сил и уничтожал их, не давая начать построение. Виирийский командир вступил с ним в бой, и Дэмиен позволил им один раз сойтись, прежде чем его меч проткнул шею командира.
Безразличные лица, наполовину закрытые шлемами, мелькали вокруг. Дэмиен думал о лошадях и мечах, о механизмах смерти. Он убивал, и все было просто: либо люди убирались с его пути, либо умирали. Все сузилось до единственной цели; решимость часами поддерживала силы и сосредоточенность за гранью человеческих возможностей — дольше, чем у противника, потому что человек, совершивший ошибку, умирал.
Дэмиен потерял половину своих людей в первой волне. После этого он пошел в лобовую атаку, убивая, сколько было необходимо, чтобы остановить первую волну, и вторую, и третью.
Свежее подкрепление, прибудь оно сейчас, могло бы перебить их всех, как недельных щенят, но у Дэмиена не было подкрепления.
Если он и замечал что-то, кроме сражения, то это было не исчезающее ощущение отсутствия, пустоты. Мастерство, безразличное владение мечом, обнадеживающее присутствие рядом с ним Никандроса с его размеренным, более практичным стилем сражения отчасти заполняли брешь. Дэмиен привык к чему-то, что было временным, как вспышка веселья в паре голубых глаз, на мгновение ловящих его взгляд. Все это переплелось между собой внутри него и затянулось вместе с продолжающимися убийствами в один тугой узел.
— Если Принц Виира покажется, я убью его, — резко бросил Никандрос.
Залпы стрел уменьшились, потому что Дэмиен пробил достаточно строев лучников, которые стреляли в хаос сражения, неся опасность для обеих сторон. Звуки тоже изменились: больше не было рева и криков, их заменили стоны боли и изнеможения, сбившееся дыхание и тяжелый, уже не такой частый, лязг мечей.
Смерть, длящаяся часами; битва вступила в свою завершающую, жестокую, утомленную стадию. Строи были нарушены и распались в беспорядке, кругом лежали груды неподвижных тел, в которых трудно было отличить друга от врага. Дэмиен оставался в седле, хотя тела погибших покрывали землю так плотно, что лошадь увязала в них. Земля была влажной, ноги Дэмиена были запачканы выше колен — забрызганы грязным месивом, потому что почва пропиталась кровью, хотя лето и было сухим. Ржание мечущихся раненых лошадей перекрывало крики людей. Он собирал людей вокруг себя и убивал, телом преодолевая границы физического, границы мысли.
На дальнем краю поля он заметил вспышку красного в нашивках.
«Разве не так Акиэлос выигрывает войны? Зачем сражаться с целой армией, когда можно просто…»
Дэмиен вонзил шпоры в бока лошади и помчался. Люди между ним и его целью превратились в слившиеся пятна. Он едва слышал звон собственного меча или замечал красные плащи Виирийского почетного караула, прежде чем разрубал их. Он просто убивал их, одного за другим, пока не осталось никого между ним и человеком, которого он искал.
Меч Дэмиена очертил в воздухе неумолимую дугу и рассек человека в шлеме с плюмажем надвое. Его тело неестественно накренилось на бок, затем упало на землю.
Дэмиен соскочил с лошади и стянул шлем.
Это был не Регент. Он не знал, кто это был; пешка, марионетка с широко раскрытыми мертвыми глазами, втянутая в это, как и все они. Дэмиен отшвырнул шлем в сторону.
— Все кончено, — раздался голос Никандроса. — Все кончено, Дэмиен.
Дэмиен перевел невидящий взгляд наверх. Броня Никандроса была разрезана поперек кровоточащей груди, недоставало передней нагрудной пластины. Он использовал короткое имя, которым Дэмиена называли, когда он был мальчиком; имя детства, сохраненное для близких.
Дэмиен осознал, что стоит на коленях, и его грудь вздымается так же, как и грудь его коня. В кулаке он сжимал отличительные нашивки мертвого солдата. Казалось, что он сжимает в руках пустоту.
— Кончено? — Слова хрипло вырвались из него. Все, о чем он мог думать — Регент все еще жив, и ничто не кончено. Мысль возвращалась медленно после стольких часов, проведенных, полагаясь на движение и реакцию, на мгновенные ответные действия. Ему нужно было прийти в себя. Люди вокруг бросали оружие на землю. — Я даже не знаю, наша ли это победа или их.
— Наша, — ответил Никандрос.
В глазах Никандроса появился другой взгляд. И когда Дэмиен оглядел разгромленное поле сражение вокруг, то увидел солдат, уставившихся на него издалека, и во взгляде Никандроса отражалось выражение их лиц.
С возвращающимся осознанием Дэмиен увидел, будто впервые, тела людей, которых убил, чтобы добраться до приманки Регента — свидетельства того, что он сделал.
Поле превратилось во взрытые земляные окопы, усыпанные мертвыми телами. Почва стала беспорядочной смесью плоти, бесполезной брони и лошадей без своих всадников. Безостановочно убивая на протяжении часов, Дэмиен не осознавал масштаба того, что он вызвал здесь. Перед его глазами вспышками пронеслись лица тех, кого он убил. Все оставшиеся были Акиэлоссцами, и они смотрели на Дэмиена, как на что-то невероятное.
— Найдите самого высокопоставленного выжившего Виирийца и скажите, что они могут похоронить своих погибших, — сказал Дэмиен. На земле рядом с ним лежало упавшее Акиэлосское знамя. — Чарси объявляется территорией Акиэлоса. — Поднявшись, Дэмиен обхватил деревянный шест знамени и воткнул его в землю.
Знамя было порвано и стояло, склонившись набок из-за пропитавшей ткань грязи, но держалось.
И в тот момент Дэмиен из-за тумана своей усталости, как во сне, увидел всадника, появляющегося на дальнем западном краю поля.
Глашатай скакал галопом через опустошенную местность на белой вычищенной кобыле с изогнутой шеей и высоким, летящим хвостом. Прекрасный и нетронутый, он казался издевкой над жертвой смелых мужчин, павших на поле. Его знамя развевалось позади него, и гербом была звезда Лорена, синий и сияющий золотой.
Глашатай натянул поводья перед Дэмиеном. Дэмиен посмотрел на блестящую шкуру кобылы, не перепачканную грязью, не взъерошенную и не взмокшую от пота, а потом на ливрею глашатая в безупречном состоянии, не тронутую пылью дороги. Он почувствовал, как что-то нарастает в его горле.
— Где он?
Спина глашатая ударилась о землю. Дэмиен стащил его с лошади прямо в грязь, где он теперь лежал ошеломленный, хватая ртом воздух, пока колено Дэмиена прижимало его живот. Рука Дэмиена обхватила его шею.
Его собственное дыхание было порывистым. Вокруг него каждый меч был вынут из ножен, каждая тетива натянута, и стрела готова. Дэмиен сжал руку сильнее, прежде чем ослабить хватку, чтобы дать глашатаю говорить.
Глашатай перекатился на бок и закашлялся, когда Дэмиен отпустил его. Он вынул что-то из-за пазухи. Пергамент, на котором написано две строчки.
У тебя Чарси. У меня Фортейн.
Дэмиен уставился на слова, написанные безошибочно знакомым почерком.
Я приму тебя в своем форте.
***
Фортейн затмевал даже Рейвенел — могущественный и великолепный, с высокими башнями и выступающими амбразурами, вгрызающимися в небо. Он возвышался до абсолютной, невозможной высоты, и со всех позиций были видны знамена Лорена. Вымпелы словно парили в воздухе, переливаясь узорчатым синим и золотым шелком.
Дэмиен осадил лошадь, когда они въехали на вершину холма, его армия темной бахромой знамен и копий следовала за ним. Его приказ выезжать был неумолим, призывая людей, едва закончилась битва.
Из трех тысяч Акиэлоссцев, которые бились при Чарси, выжило лишь около половины. Они ехали верхом, сражались и снова ехали верхом, оставив позади только один отряд, чтобы позаботиться о телах, искореженной броне и заброшенном оружии. Йорд и остальные Виирийцы, оставшиеся сражаться, ехали вместе с Дэмиеном небольшой группой, нервничающие и неуверенные, что делать.
К тому времени Дэмиен получил отчет о количестве погибших: двенадцать сотен своих, шесть с половиной тысяч у противника.
Дэмиен понял, что люди начали относиться к нему по-другому после битвы; они расступались, когда он проходил. Он видел их взгляды, полные страха и ошеломленного благоговения. Большинство из них не сражалось с ним раньше. Вероятно, они не знали, чего ожидать.
Теперь они были здесь; они прибыли грязными и покрытыми пылью, некоторые — израненными, преодолевая измождение, потому что этого требовала от них дисциплина, чтобы увидеть зрелище, раскинувшееся перед ними.
Ряды за рядами остроконечных цветных палаток были разбиты на поле перед стенами Фортейна; солнце освещало шатры, знамена и шелка изящно обустроенного лагеря. Это был город из палаток, вмещавший в себя свежие, нетронутые силы людей Лорена, которые не сражались и не умирали этим утром.
Выставленное напоказ высокомерие было намеренным. Оно утонченно намекало: «Вы так старались при Чарси? Я был здесь, полировал ногти».
Никадрос натянул поводья рядом с Дэмиеном.
— Дядя с племянником похожи. Они посылают других людей сражаться за них.
Дэмиен промолчал. В груди он чувствовал похожую на гнев тяжесть. Он окинул взглядом элегантный шелковый городок и вспомнил солдат, умиравших на поле Чарси.