Возможно, я чувствовала это с самого начала, поэтому и запомнила номера телефонов ее и Эльзы. Мы обменялись ими в тот единственный раз, когда встретились, и Эльза, возможно, заставила Тил сделать это. До того, как я поменяла номера, Эльза посылала мне приветы и пожелания доброго утра, и мы иногда общались, но это мой первый контакт с Тил.

— Это не твой номер, — говорит она наконец.

— Я его сменила.

— Хорошо.

Я снова сглатываю. Если я что-то и заметила в Тил, так это ее несерьезный характер, так что она ожидает, что я скорее перейду к делу.

— Послушай, Тил... мне... мне жаль.

— О чем?

— Обо всем.

— Он рассказал тебе?

В ее голосе слышатся крошечная мягкость.

— Не совсем...

— Я знала, что он расскажет.

— Ты знала?

— Да. Он смотрит на тебя по-другому. Почти так же, как Ронан смотрит на меня, и, скажем так, я никогда не ожидала увидеть это выражение на лице моего бесцельного брата.

— Тил...

— И что теперь? Тебе нас жалко?

— Нет. Конечно... я... понимаю, или надеюсь, что понимаю. Мое детство тоже не было ярким, поскольку меня воспитывал жестокий отец. — я делаю паузу, а потом говорю: — Это не значит, что я преуменьшаю то, через что вы прошли. Я понимаю, что это намного серьезнее, и вы, ребята, намного сильнее меня. Я звала своего биологического отца на помощь, но вы нашли помощь сами, и я пытаюсь сказать, что я уважаю это. Очень сильно.

Возникает пауза, прежде чем она говорит менее оборонительным тоном:

— Так ты не жалеешь нас?

— Абсолютно нет. Я просто... просто хочу обнять его и тебя... а я не очень люблю объятия. Кроме того, у меня такое чувство, что ты тоже. Но да, я не жалею вас.

— Хорошо, потому что я никому не позволю, чтобы мой брат чувствовал себя хуже, чем он есть. Он заслуживает лучшего. — ее голос понижается, и я думаю, что он ломается, когда она произносит: — Он заслуживает всего мира за то, как он заступался за нас обоих.

— Я знаю.

— Нет, ты не знаешь. И даже если бы знала, это только его сторона истории, в которой он должен был сделать так, чтобы его роль казалась незначительной.

— Есть и другая сторона?

— Да. Моя. То, что случилось с нами тогда, было... ужасным. Это было настолько ужасно, что мы оба считаем это черными дырами наших жизней. Но я смогла избежать этого в более молодом возрасте. Нокс нет. Он похоронил это в себе и думал, что это волшебным образом исцелится, но так не бывает. Если что и будет, то это будет гноиться и ухудшаться с годами. Но знаешь ли ты, когда он впервые позволил себе стать открытым, хоть немного? Это произошло с тобой, и я почувствовала это, даже если он не говорит об этом, даже если он все еще считает себя моим защитником и хочет оградить меня от боли. Я знаю, что не очень-то приветлива с тобой, но мне нужно время, чтобы потеплеть к людям, так что если ты хочешь, если ты можешь, может, мы могли бы иногда видеться?

— Мне жаль, Тил.

Мой голос ломкий, неправильный.

— За что?

— Не думаю, что это больше возможно. Он и я... мы принадлежим к разным мирам.

— Я тоже так думала, когда впервые встретила своего мужа, но он самый драгоценный подарок, который я когда-либо получала.

— Это не одно и то же... я... мой отец главарь Русской мафии, — шепчу я слова, и чувствую такой стыд, что он греет мне уши.

— И что? — говорит Тил.

— А?

— Я не вижу, почему это должно стать проблемой, если вас двоих это устраивает.

—- Ты слышала хоть слово из того, что я сказала? Моя жизнь — это катастрофа, которая только и ждет, чтобы настигнуть. Везде и всегда присутствует опасность.

— Это не может быть хуже, чем то, с какой болью ты говоришь сейчас, или как подавленно Нокс говорил по телефону в последнее время.

Мое сердце замирает при упоминании его имени, и я крепче сжимаю трубку.

— Что?

— Он был совершенно несчастен, и я наконец-то поняла, почему.

— Я... не хотела. Я просто хотела защитить его.

— Ты не обязана.

— Ты не понимаешь...

— Это ты не понимаешь. Если он хочет тебя, действительно хочет, он прольет кровь за это, потому что он такой. Боец. Он точно не трус, который побежит в другую сторону при первом же препятствии. Так что дайте друг другу шанс, хорошо?

Ее слова вызывают слезы, которые я сдерживаю, и я фыркаю.

— Но уже слишком поздно. Я помолвлена и выйду замуж.

Тил что-то говорит, но я не слышу ее, потому что сильный толчок проходит через мои конечности и мурашки покрывают кожу.

А потом я слышу его.

Голос, который я никогда не забуду, пока живу.

— Как будто, ты, блядь, выйдешь замуж.