Глава 26

Нокс

Зловещее чувство метафорически сдавливало мое дыхательное горло в течение последнего часа.

Поэтому я позвонил своей семье. Тил, отцу, моей приемной сестре Эльзе и даже этому сварливому ублюдку Агнусу, мужу отца, который вырастил меня и мою сестру-близнеца.

Все казались в безопасности.

Если только они не лгали мне?

У меня странная интуиция. Всегда была, с тех пор как понял, что это, возможно, единственное, что способно меня спасти.

Что кроме меня самого, никто не вступится за меня, никто не вернет мне то, что было отнято. Поэтому чаще всего мне приходилось полагаться на шестое чувство, и именно оно спасало мою задницу больше раз, чем я могу сосчитать. Именно благодаря ей я выбрался из тюрьмы невредимым.

Поэтому я не игнорирую его.

Никогда.

Я думаю, позвонить Дэну, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, но к черту этого придурка. Я все еще обдумываю лучший способ отомстить ему за его сегодняшние намёки.

Кровь закипает при одной мысли о том, что он будет рядом с Анастасией. Если он пальцем тронет хоть один волосок на ее голове, я, наверное, брошу профессию адвоката и стану преступником.

Так что, нет, я не стану жаловаться, если он встретит своего создателя раньше, чем позже.

Кроме того, он точно не является причиной сжимания и разжимания моей груди или чертовой круговерти в сердце.

Я отказываюсь думать, почему я здесь, перед квартирой Анастасии, когда я должен быть на встрече, но я здесь.

Здесь.

И чувства обостряются до опасных высот.

Я никак не мог сосредоточиться на той встрече, когда моя грудная клетка вот-вот разорвется. Кроме моей семьи, есть еще только один человек, который может быть причиной такой реакции.

Я использую запасной ключ, который она дала мне некоторое время назад, и медленно открываю дверь. Почему-то мне кажется, что не стоит делать резких движений.

Замок немного кривой, и я замираю, но только на секунду, прежде чем шагнуть внутрь.

В квартире темно, тихо, что отличается от обычного, или, по крайней мере, с тех пор, как я стал приходить сюда на регулярной основе. В обычные вечера Анастасия либо негромко подпевает своим любимым песням, либо молча слушает их, печатая на ноутбуке. В любом случае, музыка будет звучать громко.

Ни одного из этих сценариев нет. Нет ни музыки, ни звуков печатания, которые я начинаю ассоциировать только с ней.

Дефектная тишина постепенно сменяется чем-то более грозным и зловещим. Словно кто-то роется в вещах.

Конечно, когда я подхожу к шкафу, я вижу, что она запихивает одежду в сумку, ее лицо раскраснелось, а движения спорадические.

Я нажимаю на включатель.

— Что ты делаешь?

Анастасия вскакивает, ее дикие глаза встречаются с моими. Сегодня на ней нет очков, и она выглядит такой юной и хрупкой, как роза, которую можно сломать одним прикосновением.

Ее грудь поднимается и опускается с тяжелыми вдохами, которые она, кажется, не может контролировать.

— Нокс.

Мое имя — это призрачный шепот на ее губах, звук, который она, кажется, не может контролировать.

Она прочищает горло.

— Разве ты не должен быть на встрече?

— Она закончилась. — ложь. Я ушёл пораньше, притворившись, что у меня неотложные дела, и, судя по тому, что я вижу, я рад, что сделал это. — Куда ты собралась?

Она сглатывает несколько раз подряд, ее короткие ногти впиваются в ремешок сумки.

— Прочь.

— Куда?

— Просто куда-нибудь подальше. Я ухожу.

Чувство обреченности, возникшее ранее, врезается в мою грудную клетку, и слепое чувство гнева распространяется по всему кровотоку.

— Как будто, блядь, ты уйдёшь.

— Ты не можешь говорить мне, что делать.

— Ну, я говорю. И ты никуда не уйдешь, Анастасия.

— Все это должно было быть временным.

— Все это?

Она вскидывает руки вверх.

— Секс, договоренность, я здесь. Все это. Я никогда не должна была остаться.

— Ну, я говорю тебе, что ты останешься, хочешь ты этого или нет.

Влага собирается на ее нижних веках.

— Ты... не понимаешь.

— Я понимаю, прекрасно. Ты вновь убегаешь, как убегала из своей предыдущей жизни, потому что это то, что ты делаешь лучше всего, верно? Уходишь. Сбегаешь. Постоянно, блядь.

Она отпускает сумку, позволяя ей упасть на пол, и подходит ко мне.

— Ты не имеешь права стоять здесь и осуждать меня, когда понятия не имеешь о моей жизни.

— И чья это вина? Это ты прячешься на вершине бега.

— Это не твое дело.

— Я делаю это своим делом, моя маленькая обманщица. Неужели ты думала, что я буду стоять в стороне и позволять тебе сбегать, будто меня никогда не было?

— А зря.

— Подумай еще раз, красавица. Ты знаешь меня как человека, который сдается? Когда-либо?

Ее плечи горбятся, когда она сама приходит к такому же выводу. Возможно, мы вместе всего несколько недель, но она знает меня лучше, чем кто-либо другой.

Она знает, что я этого не оставлю.

— Почему бы тебе не рассказать мне, что происходит, вместо того чтобы выбирать путь бегства?

— Я не могу.

В ее голосе звучит такая боль, такое поражение, словно вся тяжесть мира осела на ее стройные плечи.

Поэтому я смягчаю голос:

— Это как-то связано с твоей семьей?

— Ты не должен знать.

— Значит, связано. — я сделал паузу. — Так вот почему замок испорчен. Здесь кто-то был?

Она напрягается.

— Н-нет.

— Ты такая плохая, блядь, лгунья. Кто здесь был?

— Никого.

Моя рука вырывается и обхватывает ее горло. Так я могу прижаться к ней, чтобы не дать волю своему гневу, потому что этот ублюдок уже на грани того, чтобы сжечь все на своем пути, пока мы разговариваем.

Ее глаза переходят на мои, и хотя они карие и фальшивые, эмоции за ними не такие. Их множество, они то поднимаются, то опускаются. Я не узнаю их все, но узнаю самую заметную — страх.

Не меня — по крайней мере, я надеюсь, что нет.

Но он есть, и разъедает что-то внутри нее.

И во мне.

Никогда не думал, что когда-нибудь буду общаться с другим человеком, кроме моей сестры-близнеца. Никогда не думал, что буду чувствовать ее эмоции еще до того, как она сама их осознает.

Но в этот момент, прямо здесь, я знаю, просто знаю, что сделаю все, чтобы эти эмоции ушли.

— Анастасия, я здесь на твоей стороне, так что не заставляй меня принуждать тебя говорить. Кто здесь был?

— Ни... никто...

Теперь это шепот, причем призрачный.

Я крепче прижимаю ее к себе, подушечки моих пальцев впиваются в чувствительную плоть ее бледного горла. Когда я говорю, то произношу низким предупреждающим тоном.

— Анастасия...

— Просто оставь меня в покое, Нокс. — слеза скатывается по ее щеке. — Отпусти меня.

— Нет.

— Почему? Какого черта ты продолжаешь держаться за меня?

— Потому что я еще не закончил с тобой.

И, вероятно, никогда не закончу. Но я не произношу эту мысль вслух, чтобы не вывести ее из себя так же быстро, как она пускает корни внутри меня.

— А что, если я закончу с тобой?

— Сначала ты должна понять это в первую очередь, и даже если ты закончила, я снова тебя завоюю.

— Даже если я причиню тебе боль?

— Даже если ты причинишь мне боль.

— Ты не должен так говорить.

Слезы бесконтрольно пропитывают ее щеки.

— Тогда что я должен сказать?

— Что ты не позволишь ни мне, ни кому-либо причинить тебе боль.

— Не позволю.

Она сглатывает.

— Обещай.

— Обещаю. Я также обещаю, что никто не причинит тебе вреда под моим присмотром.

Ее губы размыкаются, затем она сглатывает.

— Я никогда не просила твоей защиты.

— Ты получишь ее в любом случае. — я отпускаю ее горло. — А теперь продолжай собираться, потому что ты уезжаешь со мной.

— Ч-что?

— Я не оставлю тебя в доме, в который кто-то вломился, Анастасия. Со мной ты будешь в большей безопасности.

— Но...

— Никаких «но». Это не обсуждается.

— Ты... не обязан делать это для меня.

— Кто сказал, что это только для тебя? Я смогу трахать тебя в любое время, когда захочу, так что у меня тоже есть преимущества.

Она слегка улыбается сквозь слезы, хотя улыбка грустная, хотя страх еще не совсем прошел. Но я сделаю так, чтобы он исчез, если это будет последнее, что я сделаю.

Потому что Анастасия моя, а я защищаю то, что принадлежит мне.