Мое внимание переключается в сторону, когда кто-то проходит мимо нас.

— Сейчас не время и не место. Разве у тебя не слушание?

— Я не уйду отсюда, пока ты не скажешь мне что-нибудь. Это касается машины, которая преследует тебя последнюю неделю?

Я вздрагиваю, ударяясь спиной о стену позади себя.

— Ч-что?

— Никакое количество отвлечений с твоей стороны не рассеет мое внимание от окружения, Анастасия. Так скажи мне, дело в этом? Это люди из твоего прошлого?

— Почему ты так уверен, что они следили за мной? Может, они следили за тобой?

— Они не следили, когда я уходил из фирмы, но следили, когда ты отправилась за кофе.

Черт.

Было ошибкой полагать, что он не заметит.

Это же Нокс, в конце концов. Он настолько внимателен к деталям, что иногда это настораживает. Но даже он не заметил снайпера Адриана. Вместо того, чтобы быть на виду, как Александр, Адриан и Кирилл более скрытные, но очень эффективные.

Если Адриан захочет, он может убить его в одно мгновение.

Мои губы дрожат при этих словах, но я заставляю их закрыться, потому что Нокс все еще смотрит на меня, ожидая ответа.

Я сглатываю, сопротивляясь желанию положить руку на грудь, поскольку он знает, что это нервная привычка.

— На самом деле ничего. Клянусь.

Он ударяет кулаком по стене рядом с моей головой, и я вздрагиваю, хотя это движение не было сильным или неожиданным. Я думаю, что это выражение его лица, которое простреливает усики страха к низу моего живота.

Нокс не из тех, кто часто злится или без причины, но сейчас его челюсть сжимается, а на шее подпрыгивает мышца.

Его гнев грубый, яростный, но при этом спокойный. И я сейчас нахожусь в центре этого. Хуже того, я думаю, что меня сейчас захлестнет.

— Если ты еще хоть раз повторишь слово «ничего», клянусь, блядь..., — он прерывается, его ноздри раздуваются.

— Ты не можешь просто оставить это?

— Нет.

— Нокс...

— Почему ты возводишь стену между нами, Анастасия? А?

— Я?

— Я чувствую ее, и она становится все выше с каждой секундой.

— Возможно, эта стена должна была быть там с самого начала. Так безопаснее. Для нас обоих.

— То есть для тебя.

Вся тревога и страх перед неизвестным вырываются на поверхность, взрываясь мириадами раскаленных вспышек.

— Да, для меня! Ты понятия не имеешь, кто я и во что ты ввязался. Когда ты узнаешь, ты проклянешь тот день, когда встретил меня. Я дефектная, ясно? Знаешь, что я делаю с людьми? Я уничтожаю их.

— Ты не можешь уничтожить меня, красавица. Я был уничтожен задолго до твоего появления, так что, может, расскажешь мне, что тебя преследует?

— Откуда ты знаешь, что меня что-то преследует?

— Я видел это той ночью. В твоих океанских голубых глазах. Они были немного призрачными, немного сломанными. Прямо как у меня. Обычно я не сближаюсь с людьми, от которых исходят вибрации, похожие на мои, но ты стала исключением, моя маленькая обманщица. Ты до сих пор исключение.

— Тебе не следовало делать из меня исключение. — я фыркаю. — Я плоха для тебя.

— И я тоже плох для тебя. Ты же не видишь, что я прошу тебя уйти из-за этого. На самом деле, я никогда этого не сделаю, потому что я чертовски эгоистичен. Когда я чего-то жажду, я это храню. Я не выбрасываю это и уж точно не позволяю этому выскользнуть из моих рук. Так что ты, блядь, застряла со мной, Анастасия.

— А если я захочу уйти?

— Нет, не захочешь. Ты просто убежишь, потому что это то, что у тебя хорошо получается, но со мной ты бросишь эту гребаную привычку. Знаешь почему?

— Почему?

— Потому что я удержу тебя. Нравится тебе это или нет.

Я вижу это. Решимость.

Упрямую решимость и грубое собственничество.

И что-то подсказывает мне, что дальше будет только хуже. Он не только будет требовать больше информации, но и удержит меня. Хочу я этого или нет, как он сказал.

Если что, чем больше я буду бороться, тем сильнее он будет приковывать меня к себе.

Потому что он решил, что жаждет меня. Хочет меня.

Он не позволит мне убежать, скрыться или искать альтернативное решение.

И я не могу остаться. Нет, если я хочу держать Адриана и Кирилла подальше от него.

Болезненное решение ударяется о мою грудную клетку с сокрушительной реальностью, оставляя меня в пустоте.

Мои слова едва слышны, когда я шепчу:

— Я хочу расстаться.

Мышцы на его челюсти напрягаются, а кулак сжимается на стене. Я думаю, что он уберет руку, чтобы задушить или схватить меня, я не знаю, но он этого не делает. Вместо этого она остается на месте, такая же каменная, как и его присутствие, словно он жаждет терпения.

— Что, блядь, ты только что сказала?

— Я... хочу покончить с этим. Что бы это ни было.

В его глазах появился маниакальный огонек, которого я никогда раньше не видела.

— Хм. Не думаю, что ты слушала, Анастасия, потому что я только что сказал тебе, что этого не произойдет.

— Ты не можешь говорить мне, что делать. Я расстаюсь с тобой.

Мое сердце обливается кровью с каждым словом, но я так благодарна за свой спокойный тон и ложное самообладание в нем.

Мой мозг понимает, что это единственный способ защитить его. Только так я смогу держать его вне зоны досягаемости снайпера.

Если он будет вне поля зрения, Адриану нечем будет мне угрожать.

На этот раз рука Нокса находит мое горло, хватка крепкая и непреклонная, будто он вбивает свои слова домой.

— Ты можешь порвать со мной сколько угодно, но ты все равно, блядь, моя.