ГЛАВА 19

Когда я очнулась, я увидела Эвелин, которая сердито смотрела на меня. Если раньше я думала, что её глаза были чёрными, то теперь они были какого-то совершенно нового оттенка чёрного — они напоминали мне канализационную шахту в ночи.

— Слава Богу!

Она бросила книгу, которую читала, на стол рядом со своим креслом и подошла ко мне. На её ногах были тапочки.

— Несс Кларк, я так на тебя зла! Если бы ты была моей дочерью, я бы заперла тебя в этой комнате до самого твоего тридцатилетия! Забраться на скалу в одиночку! Sola¹⁰!

Даже сквозь слои тонального крема было видно, что её щёки стали такого же ярко-розового цвета, что и небо у неё за спиной.

— Когда этот парень принёс тебя в гостиницу...

— Какой ещё парень?

Она заморгала, явно поразившись тому, что я прервала её всплеск своим глупым вопросом о том, кто принёс сюда моё голое тело.

— Лиам Колейн.

— Лиам?

Я почувствовала, как моя шея запылала. Как и мой подбородок. Вот дерьмо. Я застонала от стыда.

— Sí, и ты была без сознания и вся в крови. Mi corazón¹¹ даже биться перестало. Моё сердце остановилось!

Её испанский всегда прорывался наружу, когда она была возбуждена.

— Я подумала... я подумала, что твоя спина была rota¹²!

Её срывающийся голос дрожал. Как и её руки. И она сама.

И хотя я почти умерла от осознания того, что Лиам принёс меня домой, я протянула руку и сжала её холодные пальцы своими. Ей было достаточно этого прикосновения, и она накрыла мою руку своей другой рукой.

Слёзы градом полились по её щекам, смывая небольшие комочки туши с её ресниц. И затем её тело сотряслось от рыданий. Я села, а она вдруг подскочила, но споткнулась и упала на кровать рядом со мной, что заставило меня сжать зубы. Я не знала, как долго я была без сознания, но, похоже, не очень долго. Было такое чувство, будто кто-то побил моё тело молотком для отбивания мяса, а потом потёр на тёрке для сыра.

— Прости меня, Эвелин. Прости, что тебе пришлось это всё пережить.

Я отпустила её руку, чтобы обнять её. Мои руки были такими тяжёлыми, словно к ним привязали двадцатикилограммовые гантели. Но я поборола боль и притянула её к себе.

Она крепко прижала меня к груди, а я взвизгнула, так как всё моё тело было в синяках. Но она не ослабила своей хватки, так как, вероятно, не услышала меня из-за своих рыданий.

— Больше никогда. Больше никогда. Обещаешь? Я была с тобой все эти два дня. Я ухаживала за тобой...

Я отпрянула.

— Прошло два дня?

— Sí, два дня!

— Я была в отключке два дня?

— Да!

Ого.

— Твои синяки, они прошли... довольно быстро... но...

Я резко встала. Ноги показались мне деревянными, но хотя бы они смогли удержать меня, когда я поплелась к своему шкафу. Я распахнула дверь, чтобы осмотреть себя в его зеркале. Я приподняла край своего топа и повернулась. Задняя часть моих бёдер и спина были желтовато-зелёного цвета. Могло быть и хуже. Они могли быть чёрными. Хуже всего выглядели мои волосы. Они слиплись, перепутались и были покрыты Бог знает чем. Мои ногти тоже были в ужасном состоянии — они все поломались и напоминали сосновые шишки.

Эвелин появилась в зеркале у меня за спиной. По сравнению с моим загорелым лицом её лицо было бледным, как у привидения. Ну, хотя бы скалолазание и сорокавосьмичасовой сон позволили мне выглядеть более здорóво. Мама всегда говорила, что в любой ситуации надо искать плюсы. Она любила повторять, что именно это помогало ей в жизни. Мама, всё это для тебя.

Я отвернулась от зеркала и закрыла дверь.

— Я помыла твоё тело с мылом, но не рискнула трогать волосы. У тебя была огромная рана вот здесь.

Он слегка нажала мне на затылок, и это место оказалось очень чувствительным. Я даже ожидала, что когда она одёрнет пальцы, на них будет кровь. Но этого не произошло.

— И хотя мне всё ещё сложно принять то, кем ты являешься, — она слегка пожала плечами, — я подумала, что если ты... Я думала, что ты не выживешь.

Она вытерла свои красные глаза.

Я взяла обе её руки в свои.

— Я никуда не денусь.

Я больше не планировала участвовать в смертельно опасных прогулках в ближайшем или отдалённом будущем. Хотя меня ожидала другая прогулка. Теперь мне предстояло уехать из города. Джебу придётся отпустить меня в мир — хоть я и была несовершеннолетней. Но я не стала заводить эту тему с Эвелин. Ей и так уже хватило стресса на весь день.

Вместо этого я сказала:

— Я тебя люблю.

Она снова начала плакать, и хотя я чувствовала себя абсолютно разбитой, я обняла её.

* * *

После того, как она ушла — что потребовало немалых уговоров с моей стороны, так как Эвелин нужно было отдохнуть — я легла в невероятно горячую ванную. Дав своему телу размокнуть, я начала размышлять. Это занятие заставило меня нервничать, так как большинство моих мыслей вращались вокруг вопроса о том, сколько человек видели меня голой после забега.

Я погрузилась под воду, желая, чтобы мыло очистило мою голову от этого надоедливого беспокойства. В конце концов, я почти умерла там. Умерла! А теперь я лежала здесь и переживала о своей наготе. Что-то было не так с моими приоритетами

Помыв голову, что оказалось сложнее, чем бег вниз по скале вместе с булыжниками, катящимися за спиной, я вышла из ванной и вытерлась полотенцем. Я нанесла лосьон на каждый сантиметр своего тела, словно, увлажнив ноющие мышцы, я могла смягчить боль. Этого не произошло, но хотя бы я теперь хорошо пахла — точно жареный кокос.

Я была уже готова надеть пижаму, как раздался стук в дверь. Оставшись в халате, я засеменила к двери. Я думала, что это был Эверест. Эвелин, должно быть, рассказала ему, что я пришла в сознание.

Заметка самой себе: перестать предполагать.

Это оказался не мой кузен.