– Тетушка Лю велела передать барышне, – сказала она вышедшей навстречу Сюэянь, – что суп этот приготовила у себя дома Уэр, хотела угодить барышне – ведь на кухне не очень чисто.

Сюэянь отнесла суп в комнату и снова вышла, чтобы передать тетушке Лю благодарность за хлопоты.

Вернувшись, Сюэянь накрыла на стол и спросила:

– Не хотите ли, барышня, маринованной капусты с пряностями, конопляным маслом и уксусом, той, что нам привезли с юга?

– Давай, – отозвалась Дайюй, – только немного!

Она поела каши, запила супом и отодвинула чашку. Служанки убрали посуду, вынесли из комнаты стол, а взамен принесли маленький, которым обычно пользовалась Дайюй.

Вымыв руки и прополоскав рот, Дайюй обратилась к Цзыцзюань:

– Благовоний в курильницу добавляла?

– Сейчас добавлю, – ответила та.

– Кашу и суп можете доесть! – продолжала Дайюй. – Приготовлены они чисто и вкусно. А благовоний я добавлю сама.

Цзыцзюань и Сюэянь отправились в прихожую.

Дайюй добавила в курильницу благовоний, села к столу и собралась читать, но в это время в саду зашумел ветер, забренчали железные лошадки под стрехой[17] .

В комнату вошла Сюэянь – она уже успела поесть.

– С каждым днем становится холоднее, – сказала Дайюй. – Вы проветрили теплую одежду, как я вчера приказала?

– Проветрили, – ответила Сюэянь.

– Принеси-ка мне что-нибудь теплое, – попросила Дайюй, – я накину на плечи.

Сюэянь принесла целый узел с одеждой.

Перебирая вещи, Дайюй вдруг заметила небольшой сверточек, перевязанный шелковым платком. В нем оказался платок, подаренный ей Баоюем во время ее болезни; на нем сохранились написанные ею стихи и следы слез. Здесь же лежал изрезанный в клочья мешочек для благовоний, чехол для веера и шнурок, на котором Баоюй прежде носил чудодейственную яшму.

Все это Цзыцзюань вытащила из сундука и сунула в узел, чтобы не затерялось.

Только сейчас Дайюй вспомнила об этих дорогих ей вещицах и, забыв, что хотела потеплее одеться, принялась перечитывать стихи на платке. Слезы навернулись ей на глаза.

В этот момент вошла Цзыцзюань. Она сразу заметила, что Дайюй, заплаканная, смотрит на столик, где лежат изрезанный мешочек для благовоний, чехол для веера и шнурок с бахромой, а рядом стоит Сюэянь с узлом.

Поистине:

Цзыцзюань сразу догадалась, что эти вещи напомнили Дайюй прошлое, взволновали ее и расстроили. Утешать девушку было бесполезно, поэтому Цзыцзюань с улыбкой сказала:

– Что это вам, барышня, вздумалось рассматривать эти старые вещи? Вы с господином Баоюем тогда были еще детьми: то ссорились, то мирились. Глядя на вас, можно было только смеяться. Теперь вы совсем по-другому ведете себя и не стали бы ни с того ни с сего портить вещи!

Вместо того чтобы успокоиться после этих слов, Дайюй еще больше расстроилась: она вспомнила, каким был Баоюй, когда она приехала в этот дом, и из глаз ее покатились слезы, как жемчужины с разорвавшейся нитки.

– Оденьтесь потеплее, барышня! – сказала Цзыцзюань, – ведь Сюэянь ждет.

Дайюй бросила платок. Цзыцзюань завернула в него мешочек для благовоний и остальные вещи и поспешила убрать.

Дайюй набросила меховую накидку и, печальная, направилась в прихожую, но тут взгляд ее упал на стихи, присланные Баочай. Она взяла их со столика, дважды перечитала и со вздохом произнесла:

– Положение у нас разное, но мы обе страдаем. Сочиню стихотворение тоже из четырех разделов, переложу на музыку, чтобы можно было петь под аккомпанемент циня, и завтра же отошлю ей.

Она велела Сюэянь принести письменные принадлежности и написала стихотворение. Затем раскрыла ноты для циня, выбрала два мотива: «С жалостью гляжу на орхидею» и «Думаю о мудреце»[18] , переложила на них стихи и снова переписала. После этого она приказала Сюэянь достать из ящика маленький цинь, привезенный еще из дому, настроила его и попробовала сыграть сочиненные песни.

Надо сказать, что Дайюй и в самом деле была одаренной. Играть она училась давно, еще живя дома, и с тех пор не брала в руки инструмент, но сейчас быстро освоилась и играла до самого вечера, пока не пришло время ложиться спать. О том, как прошла ночь, мы рассказывать не будем.

А сейчас вернемся к Баоюю. В тот день он поднялся рано, как и обычно, быстро привел себя в порядок и собрался в школу, как вдруг прибежал мальчик-слуга и воскликнул:

– Вам повезло, второй господин! Господина учителя нынче нет в школе, и всех отпустили с занятий!

– А ты правду говоришь? – усомнился Баоюй.

– Если не верите, сами глядите! Третий господин Цзя Хуань и ваш племянник Цзя Лань возвращаются из школы!

Баоюй повнимательней присмотрелся – и в самом деле: Цзя Хуань и Цзя Лань в сопровождении мальчиков-слуг приближались к нему, о чем-то весело разговаривая, но, увидев Баоюя, остановились.

– Почему вы не в школе? – спросил Баоюй.

– Нас отпустил господин учитель, – отвечал Цзя Хуань.

Сомнений у Баоюя больше не было, он побежал сообщить отцу и бабушке, что в школу сегодня идти не надо, и вернулся к себе.

Рассказав удивленной Сижэнь, что занятий сегодня не будет, Баоюй посидел немного и собрался уходить.

– Ты куда торопишься? – крикнула вслед ему Сижэнь. – Отдохнул бы, раз отпустили!

– Ты, пожалуй, права, – ответил Баоюй, замедляя шаг. – Но очень хочется погулять. Ведь отпустили всего на день. Когда еще представится такой случай?! Ты должна меня понять.

– Ладно, иди, – улыбнулась Сижэнь – ей вдруг стало жаль Баоюя.

Пока они разговаривали, служанки принесли завтрак, и Баоюю пришлось остаться. Он наскоро поел и помчался к Дайюй. Во дворе Сюэянь сушила платок.

– Барышня позавтракала? – спросил Баоюй.

– Давно, еще когда встала. Выпила полчашки отвара, да и то через силу, – ответила Сюэянь. – Сейчас она отдыхает. Вы погуляйте, а попозже придете.