В это время появилась Пинъэр – она пришла навестить Баочай, а заодно разузнать, чем окончился разговор госпожи Ван с госпожой Син.
Услышав, что рассказала госпожа Ван, Пинъэр бросилась перед ней на колени и воскликнула:
– Спасите Цяоцзе, госпожа! Мало того, что ей придется весь век страдать, так еще и вы будете мучиться, чувствуя себя виноватой. Что вы скажете господину Цзя Ляню, когда он вернется?
– Ты умная девушка, – ответила госпожа Ван. – Встань и послушай, что я тебе скажу! Старшая госпожа уже приняла решение. Как же могу я ей помешать?
– И не надо мешать, – сказал Баоюй. – Все будет так, как должно быть.
Пинъэр, опасаясь, как бы у Баоюя снова не начался приступ болезни, промолчала и попрощалась с госпожой Ван.
Одолеваемая мрачными мыслями, госпожа Ван возвратилась к себе, намереваясь отдохнуть. Баоюя и Баочай, которые проводили ее, она к себе не пустила, сказав:
– Полежу немного!
Но не успела госпожа Ван переступить порог, как доложили о приходе тетушки Ли. Затем появился Цзя Лань и, справившись о здоровье госпожи Ван, сказал:
– От дядюшки прибыл человек и привез письмо. Тетушка просила передать его вам и сказала, что скоро сама придет вместе с другой моей тетей, которая сейчас у нее.
– А зачем пришла твоя тетушка? – поинтересовалась госпожа Ван.
– Не знаю, – отвечал Цзя Лань. – Слышал, будто прислали какое-то известие из семьи свекрови моей третьей тети.
Тут госпожа Ван вспомнила, что в свое время Ли Ци просватали за Чжэнь Баоюя. Состоялся сговор, и сейчас, вероятно, девочку собираются взять в семью Чжэнь. Вот тетушка Ли и приехала посоветоваться об этом с Ли Вань. Госпожа Ван вскрыла письмо и прочла:
«Все речные пути сейчас запружены судами и войском, возвращающимся из похода на морское побережье, поэтому ехать быстро нет никакой возможности.
Мне сообщили, что Таньчунь с мужем и свекром скоро приедет в столицу.
Получил письмо от Цзя Ляня. Он пишет, что отец его все еще болеет. Не знаю, известно ли вам об этом.
Скоро у Баоюя и Цзя Ланя экзамены, пусть хорошенько готовятся! Особенно Баоюй. Непременно передайте ему мой наказ.
Чувствую я себя хорошо, так что не беспокойтесь! Вернусь не скоро».
Далее следовало число и приписка: «Цзя Жун напишет вам отдельно».
Госпожа Ван вернула письмо Цзя Ланю и сказала:
– Отнеси второму дяде Баоюю – пусть прочтет, а затем передашь матери.
В это время вошли Ли Вань и тетушка Ли. После обмена приветствиями они сели, и тетушка Ли сказала, что скоро за Ли Ци приедут.
– Вы прочли письмо? – спросила Ли Вань.
– Прочла, – ответила госпожа Ван.
Цзя Лань подал матери письмо, Ли Вань пробежала его глазами и сказала:
– Хорошо, что приедет третья барышня Таньчунь, ведь уже несколько лет она замужем и ни разу у нас не была. Увидимся, и на душе станет спокойней.
– Ты права, – согласилась госпожа Ван. – Я тоже жду ее с нетерпением. Когда, интересно, она приедет?
Тетушка Ли стала расспрашивать, что пишет Цзя Чжэн, ей рассказали, и Ли Вань обратилась к сыну:
– Дедушка Цзя Чжэн беспокоится за тебя. Ведь скоро экзамены! Отнеси письмо дяде Баоюю – пусть прочтет!..
– Как же они могут сдавать экзамены, если давным-давно не ходят в школу? – удивилась тетушка Ли.
– Мой муж, когда служил в должности сборщика хлебного налога, купил для обоих право числиться студентами государственного училища Гоцзыцзянь, – ответила госпожа Ван.
Цзя Лань посидел еще немного, взял письмо и отправился к Баоюю.
Баоюй между тем, возвратившись от госпожи Ван, углубился в чтение «Осенней воды»[83] . Баочай обрадовалась, увидев мужа за книгой, но, взглянув на ее название, расстроилась.
«Ему бы только удалиться от мира и от людей, – подумала Баочай. – Добром это не кончится!»
В то же время она понимала, что Баоюй от своего не отступится.
– Что с тобой? – вдруг спросил Баоюй, поглядев на усевшуюся рядом с ним Баочай и догадываясь о ее состоянии.
– Мы с тобой муж и жена, – отвечала Баочай, – и ты должен служить мне опорой до конца жизни. Одной только близости недостаточно. Слава, богатство, процветание, знатность исчезают как дымок или облачко. Мудрецы древности главным считали поведение человека.
Баоюй отложил книгу и еле заметно улыбнулся.
– Вот ты говоришь о поведении человека, о древних мудрецах, а они учили: «Не теряй чувств, данных тебе от рождения». Но у новорожденного нет ни ума, ни знаний, он не жаден, не завистлив. А мы, словно в тине, с детства погрязли в жадности, тупости, обезумели от любви. Как уйти от всего этого? От мирской суеты? Только сейчас я понял смысл изречения древних: «Жизнь проходит в разлуках и встречах». Но о нем позабыли. А уж если говорить о поведении человека, то никого нельзя сравнить с новорожденным!
– Но под врожденными чувствами, – возразила Баочай, – древние мудрецы подразумевали верность долгу и сыновнее послушание, а вовсе не стремление бежать от мира. Яо, Шунь, Юй, Чэн Тан, Чжоу-гун и Кун-цзы всегда стремились помочь народу и спасти его от страданий, поэтому, говоря о врожденных чувствах, они имели в виду «нетерпимость к жестокости». Если же истолковать это выражение, как толкуешь его ты, выходит, что мудрецы поощряли уход от общества и семьи! Но ведь это не соответствует истине!
– Яо и Шунь никогда не принуждали Чао Фу и Сюй Ю делать то-то и то-то, а У-ван и Чжоу-гун не заставляли Бо И и Шу Ци поступать так-то и так-то, – начал было Баоюй, но Баочай его перебила:
– Почему же тогда мудрецами считают Яо, Шуня, Чжоу-гуна и Кун-цзы, а не Чао Фу, Сюй Ю, Бо И или Шу Ци? Бо И и Шу Ци жили в конце правления династии Шан-Инь, терпели лишения и потому бежали из родных краев. А мы живем при самом мудром и просвещенном правителе, деды наши одевались в парчу, ели самые изысканные яства, с самого рождения тебя любили все – и бабушка, и мать, и отец. Вспомни об этом и подумай о том, что говоришь!
Вместо ответа Баоюй рассмеялся.
– Тебе больше нечего возразить, – сказала Баочай. – Хорошенько подумай над моими словами и усердно готовься к экзаменам, если хочешь завоевать первое место. Пусть даже ты на этом и остановишься, все равно можно будет считать, что ты не зря пользовался добродетелями предков и милостями Неба!