Бросив ткань на пол, Ромеро кивнул головой в сторону двери.

— Почему ты оставляешь ее в живых? — спросила, идя к выходу.

— Позволяю ей немного помучиться. Утром прикончу.

Кивнув, вышла обратно в холл и направилась к темной лестнице. Чувствовала себя получше, голова прояснилась. Насилие приносило душевное успокоение.

Ромеро взял меня за руку и переплел наши пальцы. Будучи на полпути вверх на первой ступеньке, идя чуть впереди него, резко остановилась и обернулась. Я счастливо улыбнулась мужчине.

— Спасибо тебе за это.

Отпустив руку, он обхватил мой подбородок, его бездушный взгляд впился в мой, погружая в бездонную пучину.

— Никогда не смей благодарить меня за подобное дерьмо. Сказал же, что ты моя, а значит — я твой. Это моя прямая обязанность — разбираться со всеми, кто причиняет тебе боль или выказывает пренебрежение.

Скривив губы, обхватила его руку. Приподнявшись на цыпочки, впилась в губы, Ром мгновенно отозвался, впуская мой язык, чтобы заняться им.

Обхватив его шею, слегка прикусила нижнюю губу и тихонько вздохнула, когда мужчина без предупреждения усадил меня на ступеньки. Захихикала, как чертова девица, когда он довольно грубо принялся стягивать с меня штаны.

— Ух, что ты со мной творишь? — простонала.

— Пока еще ничего, — он отступил назад и одарил меня дьявольской улыбкой. — Я заставлю тебя кончить мне в рот, а потом трахну на этой лестничной клетке.

— Позволишь мне пять минут притворяться, что злюсь на тебя?

— Нет, — Ром избавился от всего на своем пути, прежде чем положить руки мне на колени, раздвинув ноги так широко, что их обожгло.

Его взгляд встретился с моим, а потом мужчина зарылся лицом между моих бедер. Он провел языком сверху-вниз, обводя клитор. Сбилась со счета, сколько раз он проделал это, прежде чем погрузить язык в меня.

— Твоя киска — чертов наркотик, — прорычал Ром, закидывая мои ноги себе на плечи и удерживая их руками, обхватив за бедра.

— Бл*ть, Ром, — застонала и вцепилась ему в шею, непроизвольно прижимаясь бедрами к его лицу и пытаясь протолкнуть язык глубже.

С тихим смешком он немного отстранился, теплое дыхание коснулось чувствительного узелочка за секунду до того, как рот сомкнулся вокруг него, а два пальца погрузились вовнутрь. Зубы нежно покусывали. Выругавшись, отпустила его волосы, чтобы схватиться за плечи, когда оргазм хлынул из ниоткуда.

Он по-прежнему вводил и выводил свои пальцы в киску, стимулируя ртом клитор, пока я выгибалась напротив.

Все еще пыталась прийти в чувства, когда Ром приподнялся, втянул пальцы в свой рот, а затем приспустил джинсы.

Обхватив член одной рукой, он скользил им вверх и вниз по моей щели, смазывая головку следами возбуждения, прежде чем войти в меня.

— О, Боже, — полустонала-полухныкала.

— Ромеро, — высокомерно поправил он, полностью выходя и снова погружаясь внутрь, до упора. Мужчина развернул меня так, что половина задницы оторвалась от ступеньки.

Прижав мои колени к груди, в подлинной манере, присущей ему, дикарь безжалостно трахал меня.

Мраморные ступени больно впивались в спину. Он проник настолько глубоко, что казалось, будто пытался намертво сплавить нас. Больно было в самом лучшем смысле этого слова.

— Посмотри на нас, малышка. Взгляни, как мой член скользит в твою киску и обратно.

Успев опустить взгляд, наблюдала, как гладкий член вонзается внутрь и выходит обратно. Звук соприкосновения кожи, крики моего наслаждения эхом прокатились по пустой лестничной площадке. Штанга пирсинга многократно ударялась о точку G.

Сквозь дымку эйфории и похоти, ощущала, как мужчина наблюдает за каждой моей реакцией, в присущей ему глубокой оценивающей манере. Стиснув в кулаках его рубашку, я притянула ближе, прижимая губы к своим.

Он жадно проглотил мои истошные стоны. Чувствуя свой вкус на его языке, возбудилась еще сильнее, чем уже была.

В глубине души понимала, что чересчур сильно привязалась к нему.

Это было опасно для здоровья, но наплевать. Ничто другое не имело никакого значения, когда мы убивали или трахались, а у нас это всегда шло рука об руку. У психиатра был бы настоящий праздник.

Вскрикнула, когда он отпустил мою правую ногу, чтобы обхватить рукой горло, а затылком впечатал в ступеньку, вынуждая тело изогнуться неловкой дугой.

Рот распахнулся, но из него донесся лишь сильный кашель, когда мужчина сдавил трахею.

— Скажи, что ты моя, — потребовал ровным голосом, сжимая чуть сильнее, продолжая вколачиваться в меня.

Желудок резко скрутило. Признавалась ли в этом когда-то раньше вслух? Не могла вспомнить. Не была готова озвучить это или сознаться, что он был для меня буквально всем, чего когда-либо жаждала. Ром был словно кислород в моей крови, опаснейший яд, который хотелось вдыхать снова и снова, чтобы ощущать себя живой.

Возможно, кто-то заявит, что это делало меня слабой, но какая, черт возьми, разница, что думают другие люди? Мне было плевать, и вряд ли будет иначе. Зрение казалось туннельным, а Ромеро — яркий свет во мраке.

Мужчина следил, как я судорожно хватаю ртом воздух и пытаюсь отвергнуть очевидное. Хотелось впиться в на него злым взглядом, но глаза слезились. Чувствовала, как сердце колотится о грудную клетку. В ушах грохотала кровь.

— Я... я твоя, — прохрипела, едва выговаривая.

— Умница, девочка, — прорычал он, наклонившись и сильно укусив губу до крови.

— А сейчас, ты либо кончишь, либо потеряешь сознание. Не позволю больше дышать, пока твоя киска не сомкнется вокруг моего члена.

Наверное, я немного заскулила, заработав очередную дьявольскую усмешку с его стороны. Сконцентрировавшись на ощущении движений во мне, изо всех сил приподнимала бедра.

Давление нарастало с головокружительной скоростью, когда черные точки заплясали перед взором.

Чертова грудь пылала при каждой попытке втянуть воздух, затылок начинал пульсировать.

Наклонившись ниже, Ром слизывал слезы, скатившиеся по щекам, целуя линию челюсти.

— Прекрасно, — выдохнул мне на ухо, когда опустился до самого конца. Жар, разлившийся по позвоночнику, проник в самую душу.

Именно в тот самый миг, когда решила, что он действительно намерен придушить меня, мужчина разжал хватку, а я, с безмолвным криком, разлетелась на части, сознание затуманилось, зрение стало размыто-черным, когда втягивала воздух в отчаянно сопротивляющиеся легкие.