Моя очень слабая надежда рухнула тут же от его слов.

— Я не могу, — ответил он.

— Почему не можешь?

Он вздохнул, и его рука перестала гладить мое бедро. Его пальцы снова впились в мое бедро, и он перевернул меня на бок лицом к себе, его ноги выскользнули, и он вытянулся во весь рост рядом со мной. Его рука обвилась вокруг меня, скользнула вверх по моей спине, поймав завиток волос и начав с ним играть.

— Я припадам тебе небольшой урок, который ты должна была усвоить на уроках, — начал он неодобрительным тоном, прежде чем у меня окончательно не перехватило дыхание от нашего нового, гораздо более интимного положения.

Я сжала губы между зубами и кивнула.

— Пять недель назад я сообщил Совету, что отпускаю свою наложницу и мне нужно будет присутствовать на Отборе. Неделю назад, за три часа до того, как я прибыл на твой Отбор, мы официально с ней расторгли наше Соглашение. По закону мне не разрешается кормиться, пока у меня не появится новая наложница. Даже на Пиру. Это значит, что я не кормился целую неделю. Это долгий срок, моя милая, — закончил он шепотом, а затем продолжил шепотом: — Ты мне нужна. Сегодня.

Я проигнорировала его признание, но при этом почувствовала странное возбуждение. Что помогло этому возбуждению (причем слишком сильно), так это то, как он шептал своим глубоким, мягким, низким и каким-то физически обволакивающем голосом.

Вместо этого я спросила:

— Что такое Пир?

Его рука перешла от почти нежной игры (это было нежно, я не могла этого отрицать) с моими волосами, к скольжению по моей спине и рисованию кругов.

Это тоже было приятно, тело и разум признали это без промедления, даже не споря. Это просто было приятно. Очень приятно.

— Это я позволю твоей матери или Эдвине объяснить, — сказал он, все еще тихим голосом.

— Так ты голоден?

Он кивнул и ответил:

— Очень.

— Почему ты должен столько ждать? Кажется, это глупо.

Что-то промелькнуло на его лице, раздражение, определенно, и нетерпение, разочарование возможно, я была почти уверена, что увидела разочарование. Затем мне показалось, что он принял вызов, но это было настолько мимолетно, что я была не уверена.

— Это неразумно, ты права, однако это закон, — ответил он.

— Разве не сделало бы первое кровопускание, посвящение, довольно опасным, если вампир сильно голоден?

Я думала, он солжет.

Вместо этого он согласился, сказав:

— Да.

— Бессмыслица какая-то, — прошептала я и почувствовала, как мое сердцебиение, замедлившееся, снова начало ускоряться.

— Я был там, когда писали этот закон, и я до сих пор его не понимаю. — Он замолчал, потому что я не слушала.

А стала паниковать.

Его голова слегка наклонилась, затем его пальцы перестали скользить по моей спине, и его рука выпрямилась, двигаясь по моей заднице и вверх к бедру.

— Лия, твое сердце, — предупредил он.

— Я ничего не могу поделать! — вырвалось у меня. — Ты признался, что голоден. Что, если ты не сможешь остановиться!

— Я остановлюсь.

— Что, если не сможешь?

— Лия, я остановлюсь.

Я покачала головой и начала отстраняться, но его рука скользнула вниз по моему бедру, снова по моей попке, но на этот раз, обхватив ее, он притянул меня ближе к себе, прижав мои бедра к своим.

Он тоже был возбужден, очень возбужден, я сразу это почувствовала. И его возбуждение сделало меня еще более возбужденной. Это было настоящим безумием, но было правдой.

О боже мой. Что со мной не так?

Я замерла, прижавшись к нему, мои глаза в шоке встретились с его глазами.

Его лицо приблизилось, губы оказались едва ли не на расстоянии дыхания, он пообещал:

— Я не причиню тебе боли.

— Ты ничего не сможешь с этим поделать.

— Смогу.

— Пожалуйста, не делай этого, — прошептала я свою мольбу.

Он втянул воздух ноздрями, и его черные глаза, такие близкие, расфокусировались.

— Боже, ты так сладко пахнешь, — пробормотал он.

— Люсьен.

Когда я произнесла его имя, его глаза снова сосредоточились на мне, смотрели проницательно и напряженно.

— Тебе понравится, — тихо произнес он.

Я отрицательно покачала головой. Моя паника шла в ногу с моим возбуждением. Он возбуждал меня и в то же время пугал до смерти. Как у него так получалось, я не могла понять.

Как будто он чувствовал мой страх и возбуждением, и ему нравился этот гремучий коктейль. Я могла сказать, что ему это слишком уж нравилось, потому что у него загорелись глаза, и меня это заводило еще больше.

— Через неделю ты будешь умолять меня об этом, — тихо произнес он.

Мой пульс участился, дыхание стало прерывистым. Его глаза вспыхнули.

— Успокойся, моя милая, — пробормотал он, его рука прижалась к моей заднице, бедра начали тереться о мои.

Это тоже было приятно.

Мои губы приоткрылись, грудь набухла, соски затвердели, и в то же время между ног разлилось тепло.

Через секунду я хотела его поцеловать. Мне было необходимо его поцеловать. Словно это был вопрос жизни и смерти. Я не контролировала себя. Это не были игры разума. Не было никакого гипноза с его стороны. Это была только я.

Мой взгляд упал на его губы.

— Лия, — позвал он, но я не смогла оторвать глаз от его губ, и мои бедра сами начали двигаться.

— Лия, прекрати, ты усложняешь мне жизнь, — предупредил он, его рука на моей заднице двинулась вверх по спине.

Но я не могла остановиться. Я была в жару, по какой-то причине вышла из-под контроля.

Именно тогда я совершила почти роковую ошибку.

В попытке придвинуться ближе, я закинула ногу ему на бедро.

В тот момент, когда я это сделала, его голова дернулась, почти столкнувшись с моей, он посмотрел вниз между нашими телами в направлении моих ног.

Я услышала, как он сделал еще один вдох через ноздри. Этот казался мне настойчивым, первобытным, животным.

Когда он снова поднял голову, я увидела, как сверкали его глаза.

Голодом.

Голод.

Голод.

Голод был написан на его лице.

— Черт, — прорычал он, перекатился на меня, придавив своим колоссальным весом, обхватив одной рукой, создавав теплую, тесную клетку, и тут произошли одновременно две вещи.

Во-первых, его рот оказался у моего горла. Я почувствовала мучительную боль, когда его зубы разорвали плоть, и моя кровь хлынула ему в рот.

Во-вторых, другая его рука скользнула к моим ногам, под ночную рубашку и трусики, сверхчеловечески сильные пальцы вдавились внутрь, вторгаясь.

Я ахнула, схватилась за его широкие плечи и оттолкнула его изо всех сил.

Он не сдвинулся с места.

Я потеряла счет тому, что его рука делала у меня между ног, потому что боль в шее была мучительной, невыносимой, моя жизненная сила вырывалась из меня теплым, отвратительным потоком.

— Люсьен! — Причитала я, брыкаясь, отталкивая, сопротивляясь.

Он не двигался, он просто пил.

Это было больно. Убийственно больно.

Невыносимо.

Я почувствовала, как силы покидают меня, пока моя кровь лилась ему в рот, ослабляя.

— Люсьен, — выдохнула я, все еще пытаясь его оттолкнуть, чернота проникла в уголки моих глаз. Это была реакция моего тела на ужасную боль, а может сказывалась потеря крови, а может то и другое вместе.

Я готова была отключиться. Больше не могла этого выносить.

Мои руки упали с его плеч, когда темнота подкралась ближе, сила исчезла, я безвольно лежала в его руке.

Прежде чем темнота заволокла все, я почувствовала, как он поднял голову, оторвавшись от моего горла, последнее, что я помнила, это свое слабое хныканье:

— Ты обещал.

Потом я провалилась в темноту.