Джекс

Я задумался над этим вопросом. Был ли я жесток?

— Думаю нет, — наконец ответил я.

В глазах Саймона промелькнула тревога.

— Думаешь? Ты либо знаешь, либо нет. — Я чувствовал, что он хочет отстраниться от меня, но теперь я знал, что он даст мне шанс объясниться. Что он готов подождать ответ.

Проблема в том, что я не знал, как правильно сказать. Я знал, что он хотел услышать, но поскольку сам просил от него честности, то должен ответить тем же.

— Я думаю... — начал я, тщательно подбирая слова. — Думаю, что могу быть жесток.

Я помню слепую ярость, когда мой товарищ погиб от самодельного взрывного устройства, потому что подрядчик установил на машине броню из некачественных материалов, а сэкономленные деньги положил в карман. Попадись мне в тот момент люди, ответственные за это, я не сомневаюсь, что был бы крайне жесток. Да блядь, я пару раз даже мечтал об этом.

Я почувствовал, что мой ответ расстроил его.

— Я защищаю тех, кто мне дорог, — просто объяснил я. — Такой я человек.

Саймон долго изучал взглядом мое лицо. Наконец, он прижал ладонь над моим сердцем.

— А кто защищает тебя?

— Я не нуждаюсь в защите. Посмотри на меня, — сказал я, поиграв мускулами на руке.

— Каждый нуждается в защите. — С полной серьезностью заявил Саймон.

— Хорошо, — сказал я жестче, чем намеревался. — Я сам себя защищаю.

— Тебе одиноко?

Внезапно лифт показался мне слишком тесным. Меня накрыло желание сбросить Саймона с колен, чтобы иметь возможность пройтись, но места не было. Все стены были зеркальными, и невозможно было избежать его взгляда.

— У меня есть друзья, — выпалил я. — Коллеги. Даже кошка. — Последнее я преувеличил, но желание завести питомца тоже считается. Я хотел взять животное из приюта, но мой рабочий график слишком непредсказуем. Меня беспокоило, что станет с пушистиком, если что-то пойдет не так, и я не вернусь домой. Кто бы позаботился о нем?

— Я не о том спрашивал, — не унимался Саймон. Он обхватил ладонью мою щеку и пытливо посмотрел в глаза. Я не смог отвести взгляд, даже если бы захотел. — Тебе одиноко, Джекс?

Проблема в том, что признавшись в своем одиночестве, я бы признался в том, что мне нужны другие люди в жизни. А вслед за людьми, в жизнь приходит боль.

Боль от того, что тебя бросили как ненужную вещь.

Я поклялся, что никогда больше не ступлю на эту тропу.

— Нет, — тихо сказал я, опуская глаза.

— Ты говоришь мне правду? — спросил он.

Конечно, Саймон видел ложь. Казалось, он видел во мне все.

Я помотал головой.

— Нет.

Он нежно погладил пальцем уголок моего рта.

— Почему ты боишься признать, что тебе одиноко?

— Потому что мне не нравится нуждаться в людях. — Это первый раз, когда я признался в этом кому-либо.

— Почему?

Как он мог даже спрашивать об этом? Ведь ответ очевиден.

— Потому что люди лишь подводят.

Я видел жалость в глазах Саймона, и мне это было ненавистно. Вот почему я никогда не открывался, вот почему никогда не рассказывал об этом.

— Не всегда, — сказал он.

— Похоже, тебе никогда не причиняли реальной боли. — Огрызнулся я. И мгновенно пожалел о выпаде, увидев его обиженное лицо.

— Мне очень жаль...

Он покачал головой, обрывая меня.

— Я повидал немало боли. — Он прикусил нижнюю губу, и спустя мгновение продолжил. — Мне изменяли, лгали, использовали в своих интересах.

В груди заскребло от его ответа, знакомая волна гнева прокатилась по мне. Мысль о том, что кто-то причинил боль Саймону, подействовала на меня как красная тряпка на быка.

— Кто это сделал? — Зарычал я. — Этот твой бывший? — Перед глазами замелькали картинки как я, воспользовавшись аварийным люком, поднимаюсь по шахте лифта в ресторан, чтобы найти ублюдка и отделать его.

Саймон положил руку на мои сжатые кулаки.

— Все в порядке.

Я ему не поверил. Грусть в его глазах, никуда не делась, и это опустошило меня.

— Это не так. — Я притянул его на колени, лицом ко мне. Не хочу больше разговаривать с отражением в зеркале. Я схватил Саймона за затылок, а большой палец положил на пульс, чтобы чувствовать.

— Будь моя воля, ты бы больше никогда не испытал боли. — Эти слова поразили меня своей правдивостью. Я так чувствовал. Я так хотел.

Если Саймон и удивился, то не подал виду. Но его зрачки расширились, а ноздри затрепетали. Он провел пальцами по моему животу, прижимая ладони к груди.

— Что, если человек, который может причинить мне боль, — это ты?

Эта мысль привела меня в ужас.

— Никогда! — Я убрал от него руки, испугавшись, что каким-то образом мог непреднамеренно обидеть его. Я намного больше и сильнее — что, если я его ушиб? Я осмотрел его на предмет синяков или ссадин.

— Не физически, — сказал он, бросив на меня понимающий взгляд.

— Как же тогда?

Он заерзал на мне и я снова начал возбуждаться.

— Что, если... — он опять прикусил нижнюю губу и мой пульс участился. — Что, если я не хочу остаться просто незнакомцами? Что, если не хочу расставаться в конце ночи? Что, я хочу узнать тебя? Что, если хочу... тебя.

Саймон снова положил руку мне на сердце.

— Что, если нам больше не придется быть одинокими?

Чувствует ли он, как колотится мое сердце, как тепло разливается в моей груди. Его предложение, было абсурдным — мы только что встретились. Конечно, у нас состоялся потрясный секс и, возможно, самый честный разговор в моей жизни, но достаточно ли этого?

Объективно, я знал ответ. Нет. Если рассматривать ситуацию чужими глазами, я бы посмеялся над предположением, что из случайной встречи может выйти что-то значимое и стоящее.

И я был здравомыслящим человеком. Основывался на фактах, а не на эмоциях. Эмоции приводили к сожалениям.

По крайней мере, в прошлом. Но разве прошлое должно диктовать будущее?

Пока я размышлял, над нашими головами вспыхнул свет и практически ослепил меня. Я вскинул руку, чтобы защитить глаза, а Саймон уткнулся лицом мне в грудь.

— Что, мать вашу...? — начал Саймон, но его тираду прервало скрежетание. Затем толчок и лифт начал двигаться.

Я посмотрел на Саймона у меня на коленях, практически голого. Я ни за что не мог позволить кому-то увидеть его таким, беззащитным. Я поднял его на ноги и второпях бросил ему штаны. Пока он прыгал на одной ноге, натягивая штанину, я начал застегивать ему рубашку, но он отмахнулся от меня.

— Тебе тоже нужно одеться! — Напомнил он мне.

Саймон, уже немного привел себя в порядок и я занялся собой. Я поспешил достать шорты и футболку, запихнул костюм в сумку и застегнул ее.

А потом мы стояли, лицом друг к другу. Этажи звенели, отмеряя время до того как мы спустимся в вестибюль. Все мои мысли были лишь о том, что, когда эти двери откроются, все будет кончено. Все будет кончено. Мы разойдемся по разным сторонам, и на этом все.

Я никогда больше не увижу Саймона. Я никогда не прикоснусь к нему, не обниму его, не услышу, как он кончает, не почувствую вкус его губ. Я никогда не узнаю его секретов и не позволю ему узнать мои.

Все внутри взбунтовалось против этого, до такой степени, что стало больно.

К хренам объективность. Я не хочу эту жизнь, если откажусь от возможности узнать Саймона.

Лифт замедлил ход и остановился. Двери открылись, а я все молчал.

Саймон выжидающе смотрел на меня.

Несколько мужчин в касках стояли в вестибюле, и один из них придержал дверь рукой.

— Вы двое в порядке? Травмы есть?

— Мы в порядке, — огрызнулся я. Он собирался сказать что-то еще, но я пригвоздил его взглядом. — Я сказал, все в порядке.

Он поднял руки и отступил.

Я посмотрел на Саймона, он окончательно искусал губу. Разочарование читалось в его глазах. Я не мог этого вынести.

— Надо идти, — наконец сказал он. Понурив голову, он направился к выходу.

Подумал, что я не хочу его.

Это надломило меня.

— Стой! — выпалил я.

Саймон встал как вкопанный.

На улице скандировала толпа, считая секунды до полуночи.

Восемь…

Семь…

Шесть…

Двери лифта начали закрываться, и Саймон протянул руку, чтобы придержать их. Я схватил его за другую руку и потянул обратно в лифт развернул лицом к себе.

Три…

Два…

Двери лифта закрылись, отгородив нас от остального мира.

— Один, — прошептал я, притягивая его для поцелуя, подобного праздничному фейерверку.