—Артимус, - резко вмешивается мама, оглядывая комнату и замечая, какое внимание мы привлекли своей ссорой.

—Мы можем обсудить это наедине.

Я резко втягиваю воздух, крепче сжимая нож для салата. Как же до этого дошло?

Меня поражает, насколько безумна моя жизнь, сидеть с родителями, которые тайно замышляют похитить меня кошмаром человека, которому они меня уже подвергли, притворяясь, что все в порядке. Возможно, они предпочли жадность собственной дочери, но это все равно мое собственное существование. Будь я проклят, если позволю им забрать его у меня. Ярость кипит в моей крови.

Леви сдвигается, придвигаясь ближе ко мне. Он, должно быть, уловил мысли, проносящиеся в моей голове, потому что встречается со мной взглядом и наклоняет голову, указывая на выход. Если бы я этого хотела, он бы вытащил меня отсюда.

Вздохнув, я едва заметно качаю головой. Я терпел своих родителей двадцать один год. Я могу выдержать этот фарс с обедом. Все это будет стоить того, когда я смогу помешать им получить то, что они хотят, и наконец вычеркнуть их из своей жизни.

—Ну, и когда же это произойдет?—Я поднимаю подбородок.

—Никто из вас не был рядом наедине. Избегаешь меня, чтобы тебе не пришлось смотреть на меня?

—Не драматизируй так, дорогая, это неприлично, - растягивает слова мама.

/-Мне следовало уволить твою учительницу этикета в ту минуту, когда она поощряла твою эксцентричную, возбудимую натуру.

Всю свою жизнь я старалась делать то, что они хотели,—изучала мертвые языки, получала высшие оценки, посещала назначенные свидания, специализировалась в политологии,—но этого никогда не бывает достаточно. Так почему же какая-то жалкая, крошечная часть меня все еще пытается? Даже несмотря на то, что я боролась за то, чтобы сломать их стереотип, восстая против их желания лишить меня свободы, часть меня все еще боится разочаровать их. Возможно, это связано со страхом бросить вызов моему отцу, который пустил во мне корни, когда он пригласил меня на тот ужин. Укоренившаяся реакция, которую мне нужно сломать.

Леви достает нож из кармана, когда я снова включаюсь в разговор. Я не знаю, какими еще способами они унижали меня, но могу догадаться по ярости, волнами исходящей от него.

—Нет, я не могу присоединиться к тебе, - говорит мама.

—У меня примерка с моим стилистом для маскарада. Айла, твоя примерка в тот же день.

—Но это очень важная встреча. Переставь свою примерку, - требует папа.

—Я не пойду на бал-маскарад, - говорю я.

Они оба прекращают свою дискуссию, проницательно изучая меня. Папа ворчит себе под нос, вертя в руках свой напиток.

—Да,ты идёшь. Ты должна, - настаивает мама.

—Я уже договорилась о твоем свидании на вечер. Если ты не придёшь, подумайтю, как это будет выглядеть.

—Какую внешность тебе нужно поддерживать, когда ты уже игнорируешь то, что случилось со мной?—Это первый шанс, который у меня был, чтобы затронуть тему того, что они задумали.

—Все это-фарс. Почему я должна подыгрывать тебе, когда ты ждешь следующей возможности заложить меня?

Я не знаю, чего я ожидала, учитывая их послужной список, но они отмахиваются от меня пренебрежительным, ни к чему не обязывающим гудением. Это подчеркивает, насколько я отличаюсь от них.

—Это событие очень важно, - говорит папа. —Тебе нужно быть там. Ты идёшь.

—Нет, спасибо.—Я чопорно потягиваю воду.

Папино лицо краснеет.

—Ты сделаешь”как я говорю"

Я ставлю свой стакан сильнее, чем намереваюсь, жидкость проливается. Я вызывающе повышаю голос.

—Нет. Я больше не буду делать то, что ты говоришь.

Он открывает рот, но прежде чем разразиться тирадой, Леви двигается с низким, диким звуком, угрожающе опрокидывая мамин бокал с вином папе на колени. Они оба ахают.

—Она сказала "нет", - угрожающе рычит он.

—Айла не пойдет туда, куда не захочет.

Острая боль пронзает мою грудь в знак благодарности. Так долго я только и делал, что стоял в своем углу, противостоя им. Он на моей стороне, всегда охраняет меня, всегда наблюдает. Это подкралось ко мне незаметно, но я влюбляюсь в него, в этого дикого, упрямого человека, который так яростно защищает меня от любой угрозы.

Широко раскрыв глаза, мои родители захлебываются от возмущения и смущения. Их взгляды мечутся по комнате, оценивая ущерб, нанесенный подрывом Леви.

—Я не хочу идти, - соглашаюсь я, указывая на Леви. Он позволяет мне противостоять им, как только я снова обрету голос. Если он может выйти из себя, то и я могу.

—Единственный способ, которым я бы это сделала, - это если бы мой парень был моим кавалером, а не тем влиятельным мажором, которого вы выбрали, чтобы я хорошо выглядела среди ваших сторонников.

У мамы тонкие губы, и она наклоняется, чтобы зашипеть на меня.

—Тебя нельзя быть на балу с ним под руку после этого публичного показа,когда он играет с тобой в телохранителя. Это было бы ...

—Скандально?—Я вмешалась. Ее напряженное выражение лица говорит само за себя. Вздыхая, я поднимаюсь на ноги.

—Я услышала достаточно.

—Куда, по-твоему, ты направляешься?— Папа нажимает. —Домой,—бормочу я.

—Пока я все еще могу это так называть.

Если этом место вообще когда-либо было домом?

Леви идет в ногу со мной, обнимая меня за талию. Я наклоняюсь к нему, впитывая его поддержку, чтобы наполнить свой собственный опустошенный колодец.

—В следующий раз я зарежу одного из них за то, что он так с тобой разговаривает, - громыхает он.

Мои губы подергиваются.

—Обвинения в нападении. Возможно, тебя посадят в тюрьму, малыш. Не стоит того.

—Так что оно того стоит, - он бросает на меня косой взгляд.

—А что случилось с предупреждениями о том, чтобы стать мошенником?

Я ухмыляюсь.

—Не так весело с этой стороны, не так ли?—Я трезвый.

—Безопасно ли отстраняться от всего, чтобы не рисовать мишень на моей спине?

—Я знаю, что я сказал, но я решил послать все к черту.— Его хватка на мне крепче.

—Ты моя, и я, не колеблясь, сообщу об этом всем. Я уберегу тебя ото всех них, Айла.

Мое сердце настойчиво колотится, и я сильнее прижимаюсь к его боку, где мне и место.

К тому времени, когда мы возвращаемся в поместье моей семьи, я возвращаюсь к себе с утверждениями о том, кто я есть—моя собственная независимая личность, а не их пешка. В моей груди пульсирует застарелая боль, та самая, которая всегда дает о себе знать всякий раз, когда я разочаровываю своих родителей или не оправдываю их ожиданий. Я заглушаю это позитивными мыслями о том, насколько мне лучше без них, потому что я нашел настоящую семью.

—Думаешь, они вернутся? - спрашивает Леви, бросая свою куртку на мою кровать.

—Сомневаюсь.— Я собираю волосы в конский хвост и снимаю туфли на каблуках.

—Они собираются выдержать это, сгладить сцену, которую я устроил, сказав, что плохо себя чувствовал. Это дает нам время, которого мы так долго ждали, чтобы поискать эти мантии. Леви роется в карманах своей кожаной куртки и достает то же самое маленькое устройство, которое Колтон дал ему, чтобы установить в особняке своего дяди.

—И прослушивай свой кусок дерьма в кабинете отца. Если он придумает что-нибудь еще, мы узнаем. Это будет наш сигнал раннего предупреждения.

—Давай сделаем это.

Он сокращает небольшое расстояние между нами, кладя руки мне на талию.

—ты в порядке?

Я киваю, одаривая его улыбкой.

—Поверь мне, это ничего не значило. Они могут быть намного хуже.

Он не отпускает меня, его глаза метаются между моими. Запечатлев мягкий, почти нежный поцелуй на моем лбу, он притягивает меня к себе.

—Скажи только слово, и я заставлю их исчезнуть. Из меня вырывается смех.

—Так жестоко.

—Они хотят продать тебя тому, кто предложит самую высокую цену. Трахни их неоструганным лезвием в их задницы.

Мой нос морщится от ужасного образа, который он рисует.

—Ты можешь взять что-нибудь из их шкафов и использовать это, чтобы справиться со своей яростью. Это будет терапевтическим и менее убийственным способом.

Леви хмыкает, беря меня за руку. Мы выходим из моей комнаты, направляясь в крыло, которое занимают комнаты моих родителей. У них общая гостиная и массивная гардеробная, но они не спят в одной кровати. Я направляюсь прямиком к шкафу, с удовольствием распахивая дверцы.

—В последний раз, когда я их нашла, моя няня играла со мной в прятки. Я оказалась здесь в лагере, а халаты были в коробке на полу.— Я осматриваю приглушенно-кремовую комнату, разделенную на его и ее стороны.

—Меня сюда не пускали, особенно после этого. Я не уверена, что они находятся в одном и том же месте.

—Они не могут быть далеко, если они присутствовали на собрании, на которое Короли вызвали Рена, - бормочет Леви.

—Давай разделимся. Ты встанешь на сторону своей мамы.

Мы обыскиваем шкаф в течение двадцати минут. Это экскурсия по моим родителям по моде и материализму, таким же холодным и отстраненным, как они. Леви привлекает мое внимание, пока я хмуро разглядываю консервативный брючный костюм безвкусного цвета, в котором нет никакой жизни. Мода не должна быть такой грустной.

—У меня кое-что есть.

Я кладу брючный костюм обратно и перехожу к папиной части шкафа. "Левис" в дальнем углу с расстегнутой сумкой для одежды, в которой лежат два халата.

—Ты нашел их.— Я снимаю сумку с вешалки и вешаю ее на крючок. —Черные мантии.

—Посмотри на это.— Он щелкает золотыми вышитыми скрещенными ключами.

—Они члены клуба. Может быть, более низкого ранга. Те, что были в пурпурных одеждах, казалось, обладали большим влиянием. Отец Рена носил фиолетовую мантию, и я думаю, что мой дядя тоже должен быть на этом уровне.

Я провожу пальцами по волосам, задаваясь вопросом, что они получают, отказываясь от меня, и как они могут жить с собой.

—Это безумие. Я знаю, что тайные общества все еще существуют, но как это так долго оставалось незамеченным с такой большой сетью, и никто в городе этого не заметил?