– Нет!!! Не буду!!! Только не это!!!

Ларна зловеще оскалилась, подошла к столику с инструментами, взяла оттуда небольшие щипчики с зубьями и наклонилась на привязанной.

– Ты, кажется, сказала «нет»? – ухмыляясь, протянула она.

– Умоляю вас, госпожа! – взвыла рабыня.

– За неповиновение я наказываю… – еще злобнее оскалилась Ларна.

Она отошла к растянутым в стороны ногам русоволосой и внимательно осмотрела половую щель той. Щель была довольно симпатична и очень ухожена, рабыня, по-видимому, хорошо следила за своим половым органом, понимая, что это ее единственный капитал. Половые губы были небольшими, аккуратными, красивой формы, волосы вокруг были подстрижены ровным полукружьем, разбитной, эдакой челочкой. Девушка положила щипчики рядом и достала из-за пояса свой широкий кинжал. Раздвинув пальцами половые губы рабыни, она приставила острие к открывшемуся розовому отверстию, помедлила секунду и медленно ввела туда кинжал до упора, пробив девственную плеву. Затем несколько раз провернула широкое лезвие внутри, стараясь причинить как можно больше боли. Несчастная билась в путах и отчаянно кричала, слезы потоками стекали по ее сморщившемуся лицу из-под зажмуренных век. Ларна оглянулась на развалившегося в кресле и потягивающего вино голого работорговца, он несколько раз хлопнул в ладоши и восхищенно улыбнулся. Девушка фыркнула про себя, вынула кинжал, стараясь не смотреть на текущую кровь, ей было очень и очень не по себе – ведь она сейчас творила то, против чего всегда протестовала, то, чего не принимала ее душа. Но начатое нужно было заканчивать, несмотря ни на что, и она вновь склонилась над половой щелью несчастной рабыни. Пальцами одной рука Ларна обнажила небольшой клитор русоволосой и крепко зажала его зубьями щипчиков, поднятых с полки козел. Вопль рабыни оглушил ее, и девушка даже затрясла головой, чтобы избавиться от звона в ушах.

– Заткнись, сука! – резко бросила она. – Ты была непослушна. За это я, для начала, выдеру тебе клитор. Затем тебе испражнятся в рот, ты проглотишь и поблагодаришь за вкусное угощение. Поняла, тварь?!

– Не-е-е на-а-а-д-о-о-о дра-а-а-ть, го-о-о-спо-о-о-ж-а-а-а… – провыла рабыня, заходясь в отчаянных рыданиях. – Я-а-а и-и-и т-а-а-а-к вс-е-е сде-е-е-л-а-а-ю-ю-ю…

– Поздно! – отрезала Ларна, ощерившись. – Раньше надо было думать.

И с силой потянула за щипцы. Русоволосая забилась в путах, ее визг и хриплые мольбы резали уши, казалось, что человек не может так кричать. Ларне было очень не по себе, но она продолжала тянуть, не обращая ни на что внимания, лишь уговаривая себя не останавливаться, доказывая себе, что делает необходимое, но совесть не желала ее слушать. Краем глаза девушка заметила остальных рабынь, позатыкавших себе уши, чтобы не слышать этих жутких воплей – все они были бледны и уже не радовались беде той, кто над ними издевался, слишком уж страшным оказалось наказание. Клитор никак не хотел поддаваться, и Ларна со злостью рванула изо всех сил. Раздался хлюпающий треск и окровавленный кусочек плоти, наконец, оказался вырван. Привязанное тело изогнулось в судороге, и визг перешел в полузадушенный хрип.

– Заткнись, сука! – ударила Ларну русоволосую по груди, и несчастная умолкла, трясясь всем телом от страшной боли и закусив губу. – Открой пасть, тебя сейчас будут угощать пикантным блюдом!

И повернувшись к черноволосой рабыне, приказала:

– Приступай!

Та, проклиная себя за желание отомстить, уже ничего не хотела, но вынуждена была подчиниться, боясь оказаться на месте замучиваемой. Она уселась прямо на широко распахнувшийся рот русоволосой, которую еще недавно так ненавидела, а теперь так жалела. Девушке долго пришлось тужиться, прежде чем она смогла сделать требуемое. Русоволосая глотала испражнения, не чувствуя уже ни вкуса, ни запаха, столь сильна была боль между ног, она перекрывала все другие ощущения. «Ну, за что они все меня так ненавидят? – билась в черепе отчаянная мысль. – Ну, за что?! Ну да, я добивалась расположения господина, но ведь все же так! Все!» Несчастная мечтала сейчас только об одном – чтобы скорее уж урезали, скорее прекратили мучить. Она с ужасом скосила глаза на рдеющий в жаровне раскаленный металл стержня, и слезы снова хлынули из ее глаз – ведь этот ужас скоро окажется в ее столь холимой ранее щелочке… Черноволосая, тем временем, закончила испражняться, соскочила с лица привязанной, поклонилась и побыстрее убежала в угол, спрятавшись за спины подруг.

– Не слышу благодарности, – холодно сказала Ларна, выразительно подняв вверх залитые кровью щипцы.

– Я-а-а благодарю-у-у госпожу-у-у за-а-а вкусное-е-е угощение-е-е… – сквозь слезы провыла русоволосая испачканным в дерьме ртом.

– Восхищен! – снова захлопал в ладоши работорговец. – Не видел еще никого, кто бы так быстро приучал рабыню к тому, что ей быть туалетом. Бесподобно!

Ларна осклабилась и издевательски поклонилась в его сторону, разведя руки и как бы спрашивая: «А что ж так?» Затем поманила его пальцем и сказала:

– Ну что, господин Фатунг? Приступим к самому интересному?

– С удовольствием! – ответил он и встал с кресла.

Ларна посмотрела на его вставший торчком член и кивнула – не столь велик, как у стражника, но тоже весьма и весьма неплох. Жаль только, что любой мужчина не вызывает у нее ничего, кроме отвращения. Что ж, придется притвориться. Одно только очень не нравилось девушке в себе самой, так это то, что боль и крики несчастной рабыни очень сильно возбудили ее, и теперь она боялась, что ей может понравиться мучить невинных. Что она может стать такой же, как те, против кого она борется. Да, эта рабыня, конечно, была мелкой и подлой тварью, но таких мучений она не заслужила. Но хотя Ларне и было очень стыдно, ей все равно хотелось продолжать мучать русоволосую. Поняв эту истину, девушка вздрогнула и дала себе слово разобраться в себе самой, изменить себя. «Ничего, – пыталась она утешить себя, – ведь главное – спасти Орихат, а эта сучка сама во всем виновата…» Но эти оправдания помогали слабо. Да, Ларна, конечно, понимала, что основная вина лежит на этих скотских законах, на войну с которыми она и вышла. И она понимала, что для победы ей еще не раз придется мучить и убивать, знала, что сделает это без колебаний. А совесть? Что ж, совесть останется, это ее груз и нести его ей самой, без чьей-либо помощи. Ларна сжала зубы – она до конца понесет свою ношу, до Помоста Казней, которого избежать ей вряд ли удастся. Что ж, это судьба, роль нужно было играть до конца, как бы страшно и противно не было, какой бы она не казалась самой себе.