Глава 21

Данте

Он позвонил Дэмиену.

После того, как Амара поделилась с ним своими подозрениями, Данте не мог упустить их. Он пытался вспомнить свою мать, ее грустные глаза, широкую улыбку, любовь к нему и к его брату. Чем больше он вспоминал, тем больше понимал, что она никогда бы не убила себя, если бы кто-то из них оказался в комнате. В течение многих лет он слегка ненавидел свою мать за то, что она бросила их обоих, а теперь, стоя с телефоном у уха, он был просто в ярости.

Это был не его отец. Данте знал это. Во-первых, если бы его отцу пришлось убить ее, он бы никогда не женился на ней. Став женой Ищейки Марони, она стала неприкасаемой. Ее смерть нанесла удар по его гордости, и не было ничего, что его отец любил больше, чем свое эго. Он был зол, очень зол из-за того, что она оскорбила его, ее самоубийство было похоже на пощечину.

Раздался звонок, и прозвучал голос его брата, которого он не слышал несколько недель.

— Данте!

Он мог сказать, что его брат улыбался.

— Как ты, Дэмиен?

— Хорошо, хорошо, — сказал Дэмиен, и Данте представил, как он кивает.

Ему это нравилось. Кивает, трясет руками, постукивает ногами. Данте усвоил привычки своего брата в детстве, любя его таким, какой он есть.

— Как Алия? — спросил Данте, имея в виду девушку из жизни брата.

Они познакомились через общего друга. Она была дизайнером интерьеров и, насколько мог судить Данте, милой девушкой, подходящей для его брата.

— Хорошо, — сказал по телефону мужской голос Дэмиена. — Мы вместе начали заниматься танцами.

Данте улыбнулся, представив, как его высокий брат и крошечная девушка танцуют, чертовски неординарно.

— Ну и как получается?

— Нет, — его брат усмехнулся. — Но нам весело.

Данте был рад.

— Кстати, я скоро женюсь.

— На Девушке С Зелеными Глазами? — спросил Дэмиен.

Несмотря на то, что он знал Амару по имени, Дэмиен влюбился в ее глаза, настолько, что провел месяц, одержимый исследованием зеленых глаз и этого конкретного оттенка зеленого.

— Да, — подтвердил Данте. — Хочешь приехать на свадьбу? — спросил он, хотя знал ответ.

— Хочу, — вздохнул Дэмиен. — Но лучше, чтобы обо мне никто не знал. Мне здесь нравится моя жизнь.

Данте надеялся, что однажды его брат даст другой ответ, но уважал его желание. Если бы у него была возможность, разве он не решил бы сам держаться подальше от этой дыры?

— Не беспокойся, — легко сказал он, зная, что Дэмиен расстраивается, если чувствовал, что причинял боль Данте. — Я позвонил, чтобы поговорить с тобой о матери. Ничего, если я поговорю о ней?

Он услышал, как у Дэмиена участилось дыхание, и ждал.

— Да, хорошо, — сказал его брат. — Я много говорил о ней на сеансах психотерапии в «Утренней Звезде».

— Ты ее помнишь? — удивился Данте.

— Немного.

По линии раздался звук постукивания карандаша по дереву. Его брат стучал карандашом по дереву. Не хорошо.

— Эй, все в порядке, — заверил его Данте. — Нам не нужно о ней говорить.

— Нет, я должен сказать тебе, — ответил его брат. — Доктор Сандерс говорит, что я должен тебе сказать. Это мне поможет. Мы говорили об этих снах, которые постоянно мне снятся, но они ужасны. Хорошие — это в основном сексуальные сны или сны, в которых я строю вещи, которые, как ты уже знаешь, но это не то, что доктор сказал мне тебе сообщить.

Данте почувствовал, как его сердце забилось сильнее.

— Что он велел рассказать тебе?

— Сны о матери, — сказал Дэмиен, постукивая карандашом по дереву на заднем плане. — Я ничего не помню о ней, но всегда вижу этот сон, в котором мужчина держит меня, и мама плачет, она режет вены и так много крови, дальше я просыпаюсь с чувством страха. Доктор Сандерс сказал, что это могло быть травмой из-за того, что с ней случилось, и я должен поговорить с тобой об этом, потому что во сне ты берёшь меня и уносишь. Ты мой герой.

От стеснения в груди перехватило горло.

— Спасибо, что сказал мне это, Дэмиен. Ты дашь мне знать, если тебе что-нибудь понадобится, да ведь?

— Да, — сказал Дэмиен. — Поговорим с тобой позже, брат.

Он резко повесил трубку. Данте не был удивлен, привыкший к тому, что его брат с резкостью разговаривает по телефону. Он стоял в своем кабинете, глядя на лужайки и озеро, его разум кружился от каждой части головоломки, которая появлялась на свет. У его брата был высокофункциональный мозг, поэтому, хотя было возможно, что это могло быть его воображение, такой яркий повторяющийся сон, как этот, также мог быть воспоминанием.

Их мать хотела, чтобы он спрятался. Она чувствовала, что за ней охотятся. Ее убили.

Данте потер лицо рукой, пытаясь распознать вокруг себя нити тайн, которые все больше и больше запутывались.

В течение следующих нескольких недель все оставалось тихим или настолько тихим, насколько могло быть для человека, возглавляющего самую большую семью мафии в преступном мире. Данте действительно взял на себя бразды правления всем бизнесом, хирургическим путем удалил все обязательства и стратегически разместил активы, как людей, так и вещи, которые максимизировали их прибыль.

Тристан и Морана вернулись в Порт Теней с Ксандером под предлогом того, что она сама попытается найти его ближайшего родственника, пока Тристан общается с мальчиком. Данте посмеялся над этим, понимая, что только то, что они забрали мальчика, означало, что они думали оставить его. Данте был счастлив за них, но тень, нависшая над внешностью мальчика в их жизни, заставляла его скептически относиться к нему, особенно потому, что именно Ксандер координировал их спасение с Человеком Тенью, хотя он утверждал, что не видел его.

Ублюдок, или придурок из аэропорта Мораны, был неизвестным человеком. У него имелись связи с Синдикатом, и одно это сделало его тем, кого Данте очень опасался. Он не знал, в какую игру играет этот человек и с какой целью, но ему это не нравилось.

Альфа также позвонил Данте через несколько недель, сказав, что, хотя он ничего не слышал от щупальцев, которые он выпустил, но он уверен, что что-то появится.

Звонок стал новостью, но также и тонкой рукой, протянутой, принимая предложение, которое Данте сделал этому человеку. Он почувствовал себя хорошо.

Он также начал расследовать смерть своей матери, пытаясь найти какие-либо отчеты за много лет назад, ее историю, что угодно. Пока результаты пусты.

На местах он перестроил ресурсы своего отца, поместив армию, которую он создавал годами, на передний план и в центр периферии, людей, которых он нанял и обучил, чтобы составить сердцевину своей организации. Вин, его самый доверенный человек, он назначил охранником Амары. Это был хороший ход, потому, что Амаре было комфортно в его присутствии, так и потому, что Данте доверил ее Вину. Видя их вместе в течение многих лет, он знал, что его присутствие в ее жизни было для нее полезным.

И она была хороша для Данте.

Каждую ночь спать с ней в его объятиях, просыпаться от ее всплеска против него, зная, что нет необходимости скрывать свою любовь к ней, было самым большим и прекрасным изменением в его жизни. Иногда он рано просыпался, просто чтобы посмотреть на женщину, которую он хотел годами, не в состоянии поверить, что она его.

Данте поскреб статую, над которой он работал, ранний утренний свет фильтровался в новой студии по эту сторону дома, «Грозовой перевал» проигрывал звук, пока он водил скребком по шероховатой поверхности высохшей глины.

Будь со мной всегда... прими какой угодно образ... сведи меня с ума, только не оставляй меня в этой бездне, где я не могу тебя найти!  

Блядь, он должен был это послушать много лет назад. Тоска, тоска, страсть напоминали его собственный рассказ о горе с Амарой тогда.

— Хитклиф так обессилен, — раздался голос Амары из двери, и он повернул шею и увидел, что она стоит, одетая в одну из его рубашек.

Обычно Амара предпочитала спать в шелковом нижнем белье, но однажды ночью, когда ее платья перестали закрывать ее растущую грудь, она в порыве досады отбросила их в сторону, вошла в его шкаф, схватила его рубашку и надела ее, заявив: «моя грудь отсюда не вывалиться».

Он благодарно окинул ее взглядом; наблюдая, как его большая рубашка скрывает ее грудь и небольшой бугорок под ней, ее волосы, заплетенные набок, падают на одно плечо, ее красивые глаза смотрят на него. Он любил ее, когда она носила его рубашки.

Он положил скребок, когда она вошла в комнату, нажал паузу на телефоне, останавливая книгу, и потянул ее вперед между своими ногами. Неторопливо расстегнув рубашку, не сводя глаз друг с друга, он увидел, как ее зрачки расширяются в темно-зеленых сферах, ее дыхание учащается. Она возбуждена и пришла к нему.

За последние несколько недель они дважды посещали гинеколога. Во время последнего визита Амара призналась, что была более возбуждена, более чувствительна, чем обычно. Врач просто сказал ей, что это естественно, и секс безопасен, и она должна развлекаться, пока работают ее гормоны. Именно после этого разговора Амара запрыгнула на кушетку для УЗИ, и Данте впервые увидел их малыша. Это была вспышка, крошечная точка на черно-белом экране, и она произвела нечто настолько мощное, такое интуитивное стремительное движение по его системе, что оставило его потрясенным. Это момент, когда потеря второго ребенка сильно ударила по нему. Внезапно этот малыш тоже стал настоящим. Он увидел ту же радость и потерю, отраженные на лице Амары, увидел, как она борется со слезами и проигрывает битву, и они вышли из кабинета,

Данте раздвинул края рубашки, прерывая их взгляды, чтобы взглянуть на небольшую выпуклость на ее животе, растягивая шрамы по бокам ее живота, округляясь от края ее трусиков, и это снова поразило его.

Это был его ребенок-воин, внутри его женщины-воина.

Обхватив живот обеими руками, все еще достаточно маленького размера, чтобы соответствовать размаху его пальцев, Данте намазал влажной глиной по ее коже, отметив ее и их ребенка.