ГЛАВА 7

АЙЛА

Я вытирала гладкую поверхность, как Лена спросила:

– Милая, ты закончила?

Отойдя от столешницы, я повернулась к женщине, и, махнув чистящим полотенцем, улыбнулась.

– Почти. Осталась только стойка.

– Ладно. Поторопись, и на этом будешь на сегодня свободна.

Прошла неделя с тех пор, как я начала работать в поместье. Едва ли я смыслила что-то в уборке или приготовлении еды. В доме отца этим всегда занимались горничные, в то время как я была заперта в своей спальне.

Но Лена научила меня всему. Она всегда была со мной добра. Поручая мне работу, женщина давала мне задания только по уборке. И я всегда была рядом с ней, так чтобы другие горничные не могли обсуждать меня.

Я знала, что в доме полно народу, но меня удивляло то, что я почти никого не видела, не считая парочки горничных тут и там – как если бы все они прятались за углами.

Большую часть времени я проводила на кухне, помогая Лене готовить еду, а затем, когда женщина заканчивала, убирала помещение. Первые три дня были ужасны – уверена, Лена вдоволь посмеялась над всем тем учинённым мной беспорядком. Но, наконец, я смогла освоиться.

Несколько минут спустя я закончила. Устало вытерев лоб, я прислонилась к барной стойке. Обычно к семи-восьми я была уже свободна. Но сегодня у нас гости, так что дел оказалось невпроворот. Стрелки на часах близились к полуночи.

Быстро осмотрев кухню, убедившись, что точно всё сделала, я выключила свет и вышла за порог. Заперев дверь, я заметила Лену, направляющуюся ко мне.

– Всё, – улыбнувшись, произнесла я.

Подойдя ближе, женщина обняла меня.

– Хорошая работа, – сказала она, отстранившись.

Лена была очень доброй. За то короткое время, что я здесь, она заменила мне мать.

Моя родная мама умерла, когда мне был всего год. Я никогда не знала материнской заботы, потому так тянулась к Лене. Я позволила своему сердцу принять тот факт, что появился кто-то, кто заботился обо мне словно о брошенном ребёнке, коим я и была.

Кивнув, я пожелала женщине спокойной ночи, после чего отправилась к себе. Сегодня я настолько устала, что, поднимаясь по лестнице, каждый шаг давался мне с трудом.

Я остановилась, заметив, что дверь в гостиную открыта. Комната находилась между моей и спальней Алессио. Я оглянулась. Рядом никого не было. Нервно сглотнув, я медленно подошла к двери. Оказавшись ближе, я отметила, что внутри горел свет. Подавшись вперёд, я заглянула внутрь.

Никого.

Войдя внутрь, я направилась прямиком к пианино у огромного окна. Парой дней ранее мне поручили убраться в гостиной, которая служила и библиотекой. И, войдя, первым, что привлекло моё внимание, было огромное пианино.

Музыка всегда служила мне утешением. В поместье отца я играла каждый день. Это помогало мне забыться.

Единственным способом заблокировать воспоминания о том, что каждую ночь делал со мной Альберто, было раствориться в музыке. В мелодии. В мягких нежных звуках, вырывающихся из-под клавиш.

Стоило мне подойти ближе – и сердце сумасшедше забилось в груди. Я знала, что не должна заходить сюда, но не могла остановиться. Замерев перед скамейкой, я подалась вперёд, едва ощутимо касаясь клавиш рукой.

Пальцы зудели от желания сыграть. Всего одну песню.

Но нельзя. Мне велели не заходить сюда, кроме как для уборки. Я мягко провела по клавишам – так, чтобы не нажать ни на одну.

Тяжело вздохнув, я вынудила себя отступить, позволив руке безвольно упасть вниз. Бросив на пианино последний печальный взгляд, я направилась к выходу. От переполнявшего меня отчаяния, тело двигалось на автомате.

Закрыв за собой дверь в мою комнату, я, прислонившись к ней спиной, устало прикрыла глаза. Не считая зажженной крошечной лампы на прикроватной тумбе, здесь было темно.

В разговоре с Леной, я узнала, что я единственная горничная, которая не живёт в крыле для персонала. Мы обе удивились этому, но едва ли я могла поддавать сомнению решение Алессио. Едва ли.

Раздеваясь, я медленно снимала платье со своего слабого тела. Бросив одежду на прикроватную тумбу, я вслепую потянулась к ночной рубашке, которую оставила на кровати. И аккурат в момент, когда собиралась надеть её, позади раздался низкий грубый голос:

– Должен сказать, у тебя красивое тело.

Громко взвизгнув, я обернулась в сторону говорившего. Я попыталась рассмотреть незваного гостя, но он без труда скрывался во мраке.

Но, по правде, мне и видеть его было не нужно – я и так знала, кто это.

Я знала этот голос. Моё тело знало этот голос.

Алессио.

Испугавшись, я отступила назад, прижимая к телу ночную рубашку, скрывая от его глаз свою наготу. Дрожа всем телом, я тяжело сглотнула; живот начало сводить от страха – а может и от предвкушения.

Внезапно включился свет. Привыкая, я несколько раз моргнула.

Алессио, с комфортом откинувшись назад, сидел в моём кресле, закинув ногу на ногу, касаясь левой лодыжкой правого колена. В руке у мужчины был крошечный пульт, который он, вероятно, и использовал, чтобы включить освещение.

На этот раз русский был не в костюме. На нём чёрные брюки и тёмная льняная рубашка, несколько пуговиц которой были расстёгнуты, открывая верхнюю часть его груди.

Его твёрдая мускулистая грудь. Усилием воли, я выбросила мысли об этом из головы.

Посмотрев на мужчину, я отметила, что он не сводил взгляд с моего тела. Не было смущения. Или неловкости. Рассматривая меня, Алессио был абсолютно спокоен и уверен.

– Хм, – задумчиво пробормотал он.

Иваншов подался вперёд. Под тканью рубашки отчётливо видно движение его мышц, отчего мужчина показался внушительнее.

Я заставила себя стоять на месте, что оказалось сложной задачей. Не могу показать свой страх. Люди вроде Алессио Иваншова питаются страхом. Используют его в своих интересах.

Мои пальцы впились в рубашку. В пересохшем горле встал ком. И только когда у меня закружилась голова, я поняла, что задержала дыхание.

Шумно выдохнув, я сделала глубокий вдох – но это не имело никакого смысла.

Его тяжёлый взгляд не покидал меня. Не в силах сказать ни слова, я застыла на месте. Чувствуя, как начинаю краснеть от столь пристального внимания со стороны русского, я зажмурилась. Но легче не стало.

Когда Иваншов встал и направился ко мне, я отшатнулась. Мне стало жарко, когда тёмная аура его присутствия наполнила комнату. И стоило ему оказаться ближе, моё тело покрылось испариной.

Босс мафии остановился, в то время как меня разрывало от страха и напряжения. Алессио шагнул ещё ближе, – нас разделяло всего полдюйма, – так близко, что мой нос начало покалывать от аромата его одеколона, я чувствовала его дыхание у своего уха.

Губы внезапно пересохли. Алессио проследил взглядом за моим движением, когда я, увлажняя, облизнула их. И, казалось, его обжигающий взгляд стал ещё горячее, если это вообще возможно.

Иваншов облизнул свои собственные губы – и это отчего-то показалось настолько чувственным, что мне пришлось сжать вместе бёдра, чтобы остановить внезапное покалывание между ними.

Что со мной происходит?

Незваный гость подался ко мне, нависая над моим лицом. Моё тело одеревенело, я едва могла мыслить.

Он собирался поцеловать меня?

Подняв руку, Алессио стиснул в кулаке мою рубашку. Он потянул её, но я отказалась отпускать ткань. Нахмурившись, на этот раз Иваншов потянул сильнее.

В страхе я сглотнула, когда выражение его глаз изменилось. Рубашка выскользнула из моей хватки. Отступив назад русский принялся рассматривать меня. Не считая чёрного бюстгальтера и трусиков, я оказалась обнажённой перед ним. Скрестив руки на груди, я попыталась спрятать от него своё тело.

– Убери, – приказал Алессио хриплым голосом. Исступлённо покачав головой, я, отступив назад, упёрлась спиной в стену.

Прятаться было негде. Когда мужчина шагнул вслед за мной, я оказалась в ловушке.

Алессио заполнил собой всё моё пространство, и, сжав пальцы вокруг моего запястья, потянул его вниз, вынуждая подчиниться его приказу.

Его ладонь замерла над моей грудью – но русский не прикоснулся ко мне. Вздрогнув, я почувствовала, что всё больше возбуждаюсь рядом с ним. И хоть он не прикоснулся ко мне – моё тело уже горело.

И когда Алессио, наконец, провёл кончиком пальца по моей коже, я, подпрыгнув, уставилась на него, широко распахнув глаза. Медленно продолжив движение, замерев только, когда достиг ложбинки между грудей, мужчина пристально следил за моей реакцией.

С каждым вдохом, стоило коснуться грудью его рубашки, покалывание между моих бёдер всё усиливалось. От чувственных прикосновений Алессио моё тело таяло.

Подняв вторую руку, босс мафии накрыл ладонью мою шею. Уверена: он почувствовал, как ускорился мой пульс от страха и, – мне не хотелось признавать это, – от предвкушения. Я не могла оставаться равнодушной, с нетерпением ожидая следующего шага мужчины. Как бы я не пыталась остановить себя – моё тело не слушалось.

– У тебя прекрасная кожа. Нежная, как шёлк, – пробормотал Алессио, нежно проводя большим пальцем по моей трепещущей вене. – Так чертовски красива.

Затем, словно не мог поверить, что я нравлюсь ему, Иваншов нахмурился. Или же, возможно, его удивил сам факт того, что он это сказал.

Лицо мужчины превратилось в безэмоциональную маску, но едва ли горящий взгляд можно было трактовать неправильно. Его глаза обнажили весь огонь эмоций и чувств.

Алессио хотел меня, и моё тело реагировало соответственно.

Скользнув от ложбинки к моей правой груди, Алессио смотрел мне прямо в глаза. Меня настолько очаровал их серо-голубой омут, что я даже не заметила, как русский стянул чашечку моего бюстгальтера вниз.

И только почувствовав прикосновение прохладного воздуха к коже, я, расширив глаза, опустила взгляд и увидела свою обнажённую грудь. Заметив, что мой сосок затвердел, я потрясенно ахнула, в то время как Алессио мягко провёл большим пальцем по возбуждённой пике.