Глава пятнадцатая

Сэр Экельмейер и его люди прибыли, видимо, вскоре после того, как я убежала с Путниками. Только так могло объяснить то, как спокойно он выглядел в доме Олэна и Хельдры.

Они подняли меня на крыльцо, толкнули в каменный дом сильнее, чем требовалось, бросили меня на пол.

Хельдра хотя бы содержала дом в чистоте. Пол был недавно хорошо отмыт. Было приятно истекать кровью и умирать на чистом полу.

— Что это?

Я услышала голос раньше, чем посмотрела на мужчину. Черные сапоги и белая накидка — край был в грязи и пыли дорог — появились перед глазами. Я попыталась встать на колени, связанные за спиной руки сделали это сложнее, чем должно быть.

Лицо Олэна — зеленое, будто его тошнило — было первым, что я увидела за крупной фигурой сэра Экельмейера. Ему не нравилось, что со мной так обходились. Разве не мило?

Обеденный стол Хельдры лишили ее лучшей скатерти, он был завален журналами и свитками. Стулья выстроили у дальней стены. Там сидел Олэн, выглядя так, словно проглотил слизня. За ним дверь, которая вела в покои его семьи, была приоткрыта, и я видела большой глаз, глядящий на меня. Хельдра.

И рядом с дверью было серебряное зеркало в раме. Я ощутила тошноту при виде зеркала. Если Скуврель решит сейчас посмотреть на меня, он не вовремя отвлечет меня.

Я оторвала взгляд от тревожного лица Хельдры, избегая зеркала. С повязкой никто хотя бы не мог понять, куда я смотрела. Я не могла ее выдать.

— Грязная девчонка с повязкой на глазах? — спросил голос. Он был слишком тихим. Волоски встали дыбом на моих руках и шее. Мне не нравился этот голос.

Когда я услышала «сэр Экельмейер», я представила полноватого мужчину чуть старше моего отца, с широкими плечами и густыми усами. И его голос в моем воображении был баритоном.

Настоящий сэр Экельмейер был не таким. Для начала, он был едва ли старше Олэна. Может, на год или два младше. Его лицо было без щетины, даже тени бороды, которая пыталась отрасти. Его светлые волосы были острижены так коротко, что я не понимала, как они смогли двигать ножницами так близко к коже головы. Выражение его лица было мрачным, в глазах не было эмоций, узкое лицо не было уродливым. Если бы он улыбнулся, если бы он не был в стали и белой накидке, я приняла бы его за нового жителя деревни. Может, даже за сквайра, которого Олэн пытался предложить мне в мужья.

Лучше бы этим сквайром не был Корн. Я поежилась от мысли.

— Мы нашли ее в лесу ночью, когда проверяли округу, — сказал Корн. Я слышала радость в том, что он доставил меня как пленницу. Казалось, что он был из тех, кто соврал бы о своей бабушке и отдал бы ее на казнь, если бы подумал, что это улучшит его репутацию у Рыцарей.

— У круга? — резко спросил Экельмейер.

— В горах на западе отсюда.

— И что ты там делала, девчонка? — тихо спросил Экельмейер. — Следила для своих союзников-фейри?

— Я собирала ягоды, — соврала я.

— Ночью?

Я попыталась указать на повязку, забыла, что руки были связаны за спиной, и пожала плечами.

— Ночь или день — все равно, когда ты слепой.

Не совсем правда, но зачем ему это знать?

Олэн заерзал неловко на стуле.

— Интересно. И где ягоды?

— Я выронила их, когда за мной погнались тени, — сказала я, стараясь звучать так, словно я была напугана. — Откуда мне было знать, что это были посланники великого лорда?

— Рыцарь.

— Простите?

— Я — Рыцарь, а не лорд, девчонка, — резко сказал Экельмейер. — Ты знаешь этого ребенка, сэр Чантер?

Он повернулся к Олэну, тот выглядел взволнованно.

Мои щеки пылали. Ребенка? Я могла быть старше него! Возможно.

— Я писал вам о ней, сэр Экельмейер, — сказал Олэн, чуть склонив голову с уважением. Он всегда так ужасно судил о людях? Он женился на Хельдре. Это должно было указывать на его неспособность судить о людях. — Я надеялся, что вы привезете сквайра ей в мужья.

Зеркало за ним оставалось пустым. Где был Скуврель?

— Встань, девчонка, — в тоне Экельмейера был интерес. Ого. Мое сердце будто замерзло. Мыши не нравился взгляд змеи, как и мне.

Но я должна была помнить. Я не была мышкой. Я была убийцей мышей.

Я встала так грациозно, как только могла.

Экельмейер издал недовольный звук горлом.

— Освободите ей руки.

Меня оттащили на шаг, и мои руки оказались свободны. Я взмахнула ими, осторожно потерла пострадавшую кожу.

— Она не так юна, полагаю, — сказал Экельмейер, словно он оценивал скот.

Он встал и обошел стол. Я с трудом не вздрогнула, когда он сжал мой подбородок двумя пальцами, наклонил мою голову в одну сторону, в другую. От его дыхания пахло листьями мяты.

— Она может выглядеть сносно, если ее отмыть. И если бы она так не хмурилась.

Я сжала кулаки. Мне было плевать, считал ли он меня самой уродливой каргой из живших. Я бы даже предпочла такое. Его мнения не были для меня важны. Но сейчас не время говорить такое, Элли. Тебя могут запереть или перерезать горло.

Я прикусила язык, чтобы молчать.

— Думаете, найдется сквайр ей в мужья, сэр Экельмейер? — спросил Олэн. — Это решит одну из моих проблем тут. У нее слишком много энергии, чтобы жить спокойно, а мужчины ее возраста кажутся ей детьми. Не подходят ей в пару, но нам нужно куда-то направить эту энергию.

— Хм, — сказал Экельмейер. — У тебя есть навыки, девчонка?

— Я умею держать язык за зубами, — я будто напоминала себе, что умела такое.

— Это еще мы увидим, — парировал Экельмейер.

— Всех девушек нашей деревни учили готовить, прясть, ухаживать за садом, шить, вязать, собирать шерсть, пасти скот, чистить, делать сыр и прочим женским искусствам, — отметил Олэн.

Но я в этом не была даже сносной. Меня растили охотиться и делать ловушки для всего, что двигалось. Но я не была дурой. Я была зайцем в пасти пса. Если не двигаться, будет шанс убежать, когда пес отвлечется. Если я буду отбиваться, он прикусит и сломает мне спину.

Подлая улыбка Экельмейера вызывала пот под моей одеждой. Я сглотнула, и его улыбка стала чуть шире.

— Думаю, лучше держать такую близко. Так будет видно, была ли она связана с проблемами в лесу этой ночью, не в заговоре ли она с нашими врагами, как боится Корн. Это поможет с вашей проблемой, сэр Чантер, потому что я искал себе подходящую жену и, кто знает, может, ее слепота и простое лицо не отпугнут меня, и я благословлю ее своими детьми.

Я собиралась «благословить» его своей ногой в его животе, если он не прекратит этот бред.

Зеркало на стене замерцало.

— Что это, Кошмарик?

Теперь он нашелся! Я зажмурилась и просила его мысленно молчать. А если его услышат другие?

Олэн кашлянул.

— Ты против? — спросил Экельмейер, его удовольствие все мне объяснило. Он откуда-то знал, что мы с Олэном были друзьями. Он откуда-то знал, что Олэн все еще был мягок со мной. И он собирался использовать это против нас обоих.

— Что эти смертные мыши затевают, Кошмарик? Это твои враги? Я могу забрать их головы как трофеи и повесить над ванной. Это тебя порадует? Это покажет, какой я ценный муж?

Я не осмелилась ему отвечать.

— Конечно, нет, сэр Экельмейер, — Олэн запинался об слова, спеша ответить. — Любая женщина будет рада быть вашей женой, хотя я уверен, что вы хотите кого-то выше деревенских девчонок.

— Жена! Он соперничает со мной за твою симпатию? — завопил Скуврель. — Я запомню эту макушку и буду искать ее, когда попаду в мир смертных. Этот мужчина заплатит за такое. Я не люблю соперничество.

Будто я не знала этого. Я видела, как он убил двух других фейри в клетке.

— Унижение — черта, которую должен принимать каждый Рыцарь, — сказал Экельмейер, не слыша угрозы. Я не знала, говорил он это про себя или для Олэна. — Помойся, девчонка. Увидимся за ужином сегодня. И нарядись как женщина возраста брака, а не в эти лохмотья мальчишки-фермера.

Я услышала шипение Скувреля на фоне.

Я кивнула, не доверяя голосу или удаче. Если я буду быстрой, я смогу убраться в Фейвальд раньше, чем они поймают меня снова.