- Это точно, - покачал головой Минский. - Но это ведь пока только версия...

- Конечно, но согласитесь, очень убедительная, - ответила Наташа.

- А мне бы хотелось знать, почему все же Гусев так хотел утопить Амелину-Фурштадтскую настолько, что докатился до откровенных мерзостей? - Белла вскочила и привычно принялась расхаживать по кабинету. - Он буквально спал и видел, как ее поведут в наручниках и ничем не брезговал ради достижения этой цели. На благородного борца со злом он был не похож. Фурштадтская - не единственная "темная лошадка" даже здесь, в маленьком городке. Так почему его так заклинило именно на ней?..

- Попробуйте поговорить с его сестрой, - предложил Минский, листая дело, - она живет в Ольгино, неподалеку, работает там администратором в гостевом доме. Кстати, она старше брата, ровесница Егора Степанова и Лоры Амелиной-Фурштадтской, и в детстве была их соседкой. Так что если у Гусева были какие-то причины желать зла Лоре Яковлевне, может, это имеет корни в тех временах?..

- Завтра съездим в гостевой дом, - азартно выпалила Белла.

- А я пока поищу досье на Ивана Рыбина, сына медсестры, - потер переносицу Минский. - И попытаюсь выяснить что-нибудь о девушке, которая подала на него заявление...

- Кстати да, - кивнула Наташа, - с ней нужно побеседовать и выяснить, почему она обвиняет Ивана в преступлении. Не удивлюсь, если ей поручили сыграть роль жертвы, чтобы загнать в угол Рыбина. Вот только зачем, загадка...

- Это будет нелегко, - нахмурился Минский, - я уже говорил, люди сейчас чуть что, с жалобами по инстанциям бегут, чуть только услышав неудобный вопрос, на который не хотят отвечать. А как нам работать, если того не смей, этого не моги - неясно. Как раскрываемость повышать, если мы этими запретами буквально стреножены?..

- Умейте лавировать, - посоветовала Белла.

- Вам-то это проще, - вздохнул следователь, - ладно, завтра с утра займусь Рыбиными... А сейчас я подвезу вас домой. Не могу позволить дамам идти ночью по городу в одиночестве.

- Спасибо, Дмитрий Иванович, - улыбнулась Наташа, которая уже мрачно думала, что в полночь лучше вызвать такси; пешком идти - нечего и думать, а автобусы наверняка уже не ходят.

Минский довез их на своей "Ланос" до самого парадного и подождал, пока женщины скроются за дверью.

- Фу, ну и денек! - выдохнула Белла, стягивая сапоги в прихожей.

- Те еще сутки выдались. Итак, завтра едем в Ольгино?

- Уже сегодня. Вот только выспимся.

***

До гостевого дома Наташа и Белла добрались на 101-м автобусе, идущем в Петербург через Лахту.

Лес и вход в кемпинг выглядели идиллически. Наташа сразу вспомнила засмотренные в детстве наизусть "Двенадцать месяцев" и "Морозко".

- Три белых коня, три белых коня, - пропела Белла, с наслаждением вдохнув свежий морозный воздух, - дышится-то как! Чуть от дороги отошли - и ни бензина, ни соляры - только лес и мороз! Счастливая Кравцова - в таком месте живет!

- Можем тоже устроиться сюда на работу.

- О, нет! Я закоренелая урбанистка, без города быстро заскучаю. Да и ты тоже. А вот как-нибудь приехать сюда не по делу, а на отдых с семьями будет недурно!

Молодые женщины зашагали к гостевому дому, до революции явно бывшему чьей-то усадьбой - трехэтажный особняк с башенками, эркером и широким крыльцом с кариатидами.

Им сразу ответили, что мест нет и долго отказывались звать старшего администратора Кравцову, якобы очень занятую в связи с большим заездом. Белле пришлось даже хорошенько рявкнуть, потрясая адвокатским удостоверением, и только тогда неприступная дама за стойкой рецепшен наконец-о позвонила начальнице.

- Террористов штурмом легче брать, - мрачно сказала Наташа, когда их пропустили в пустую комнату отдыха и попросили подождать, - хотя, они правы. Время сейчас не то, чтобы всех подряд привечать, да и пандемия диктует свои правила. А они отвечают за гостиницу и отдыхающих.

Анна Даниловна была мало похожа на своего брата - самодовольного горластого верзилу, который везде чувствовал себя хозяином, громогласно хохотал, отпускал скабрезные шуточки и любил заливное и блондинок без нижнего белья. Анна Даниловна оказалась невысокой круглолицей женщиной с ясными ярко-голубыми глазами и толстой косой, старомодно уложенной "короной" вокруг головы. Выглядела она едва ли не моложе брата. Видимо, жизнь в лесу на берегу Залива, вдали от шума, суеты и смога больших городов пошла ей на пользу.

- Да, уже знаю, - тихо сказала она, - мне и похоронами заниматься. Только полиция пока тело не отдает... И зачем он снова в Кронштадт поехал? Я же ему говорила: не играй с огнем, ЭТА тебя проглотит. Да разве он слушал, - горестно покачала головой женщина. - Все повторял: смелого пуля боится, смелого штык не берет.

- С Богданом Даниловичем произошел несчастный случай, - уточнила Белла, - мы сами видели, как он поскользнулся и ударился о постамент; был не совсем трезв...

- Не нравится мне этот несчастный случай, - Анна Даниловна потеребила приколотый к лацкану форменного жилета бейдж, - она и раньше была, как змея подколодная, так все и обставляла, что вроде как она и не при чем, все шито да крыто. А теперь у нее возможностей больше - деньги есть, связи где надо. Знаете, как хороший киллер может несчастный случай инсценировать? Комар носу не подточит. Я уже за себя боюсь - вдруг она и обо мне вспомнит. Здесь-то посторонние не пролезут, хозяин хорошую охрану поставил. Да киллер-то может под видом постояльца заехать. У него же в паспорте не написано, что он киллер...

Наташа и Белла переглянулись. Кравцова почти дословно процитировала строчку из "Эры милосердия" братьев Вайнеров.

- "Она" - это Лора Яковлевна? - спросила Наташа. - Чумишкина?

- Она, - кивнула Анна.

***

Гусевы, Степановы и Чумишкины одновременно получили квартиры в новом доме в 16-м квартале и оказались соседями по парадному. И немудрено, что дети - Аня, Егор и Лора - подружились. Они были разными. Тихая рассудительная Аня звезд с неба не хватала. Она трезво оценивала свои способности и данные: твердая хорошистка в школе; симпатичная, но не Бриджит Бардо. Отзывчивая, работящая, улыбчивая, с легким характером. С десяти лет она охотно помогала матери ухаживать за новорожденным братишкой Богданом и часто после школы выходила гулять с коляской.

Егор - добродушный здоровяк, не особо смышленый, но покладистый и безотказный. Он всегда готов был помочь, если его просили, и больше всего на свете любил наблюдать за автовладельцами, ковыряющимися под капотами своих "железных коней". Наблюдая за ними, он схватывал устройство автомобиля на лету и к 12 годам уже мог самостоятельно произвести несложный ремонт, подкрутить гайки или подкачать колеса. В 15 лет он уже лихо водил отцовский "москвичок", а после 9 класса поступил в ПТУ, выбрав специальность шофера.

Лора - красавица и отличница - была из неполной семьи. Ее мать считала копейки, но Лора непостижимым образом была одета лучше всех во дворе; лет с 16 у нее появились импортные наряды и косметика, которые она приобретала у фарцовщиков. Во дворе она держалась высокомерно и царственно. Нередко весь дом слушал ее скандалы с матерью. Тихая Чумишкина-старшая безуспешно взывала к дочери, напоминая о "чести смолоду" и долге советской девушки - комсомолки, а Лора огрызалась: «Много тебе эта честь смолоду дала? Семьи - и той нет, колгот лишних купить не можешь, ходишь, как бабка, в нитяных! Трусы по сто раз штопаешь! А я так жить не хочу, я себя не на свалке нашла!". Часть мать Лоры видели во дворе заплаканной. "Да возьми ты ремень и поучи девку как следует, - не раз советовала ей мать Анны и Богдана, - живо научится мать уважать. Я бы свою за такое поведение давно бы взгрела!" "Раньше надо было, - горестно отмахивалась Чумишкина, - поздно уже сейчас-то..."

Яркая блондинка в обтягивающих кофточках, джинсах-"левисах" или кожаных юбочках, оставляющая за собой шлейф французского аромата, была в центре внимания всех окрестных парней. И даже Данила Евсеевич, отец Ани и Богдана, все чаще задерживал взгляд на девушке, которая на его глазах из голенастой девчушки в коричневом школьном платье превратилась в красавицу.

То, что между Гусевым-старшим и Лорой отношения зашли уже слишком далеко, мать Лоры и жена Данилы Евсеевича узнали, как водится, последними - когда уже весь двор судачил о том, что "Лорка-то из семнадцатой к соседу, Гусеву, втихаря шмыгает; жена на работу - шалава в дверь скребется!". Егор ходил чернее тучи. Он был влюблен в Лору с пятого класса, носил за ней портфель, покупал билеты в кино, дарил цветы, угощал мороженым... Но Лора одаривала его в ответ только легким кивком, формальным "спасибо" и иногда - легким поцелуем в щеку.

Скандал был страшный. Гусева-старшая рыдала во весь голос и порывалась выцарапать глаза разлучнице. Собрав чемодан мужа, она выгнала Данилу восвояси. Вслед Лоре она плевалась и однажды чуть не подралась с ее матерью, вопя "Вырастила с...у, интеллигентка ср...я!". Однажды ночью кто-то исписал нецензурной бранью дверь квартиры Чумишкиных. Данила Евсеевич несколько раз приходил во двор, пытался объясниться с женой и детьми, но 22-летняя Аня и 12-летний Богдан встали на сторону матери и отказывались разговаривать с отцом.

А однажды Данила Евсеевич во время одного из таких визитов увидел, как во двор входит Лора - такая же яркая и очаровательная, под руку с молодым морским офицером. Не совладав с собой, Данила отвесил девушке оплеуху. Моряк бросился на него. Их едва растащили подоспевшие милиционеры.

Лора грамотно зафиксировала побои в поликлинике и подала заявление в милицию. Забыв о прежней вражде, жена и дочь Данилы со слезами умоляли соседку забрать заявление, но Лора стояла, как скала. Данилу осудили. Мать Лоры уехала в Горское к родителям, подальше от позора. Аня вскоре вышла замуж и перебралась в Ольгино. Богдан до армии жил с матерью, а потом поступил в Академию МВД и перебрался в общежитие. Мать переехала к дочери и зятю в Ольгино... Лора вскоре тоже уехала в Петербург, откуда несколько лет назад вернулась богатой дамой с аристократической фамилией...