Дж. С. Андрижески
Чёрное крыло
(Тайна Квентина Блэка #14)
Перевод: Rosland
Редактура: Rosland
Русификация обложки: Rosland
Пролог. Потерянный Рай
Дыхание любви вспыхивает в бассейнах золота, но оно не первое…
…И не последнее, и даже не начало.
Люди плывут по поверхности Муулд, в мире, отмеченном садом для избранных.
— Миф Трёх
Говорят, что Демон будет жить в раю месяц и один день…
…И они будут извиваться от боли.
Словно тысяча ножей пронзает каждый дюйм их кожи.
Так сильно Единый Свет будет сплетать их.
— Источник неизвестен
Чарльз… Фаустус… поднял голову с мягкой поверхности, щурясь от яркого света, лившегося через высокий дверной проём из толстых зелёных и чёрных стволов.
Он помнил.
Он помнил, где он.
Он помнил, кто засунул его сюда.
Из всех возможных мест она оставила его здесь. Она бросила его здесь, зная, что он возненавидит это каждой фиброй своего существа. Она никак не могла не знать, как сильно он будет презирать примитивное существование, предлагаемое этим миром.
Всё было таким примитивным.
Всё разило ранней жизнью, бездарной тупостью и суеверностью примитивных умов. Лачуга походила на то, что создал бы народ его единственной человеческой жены тысячу лет назад, на той версии Земли, которую он оставил позади.
Конечно, это другая история.
То были другие люди… то была другая Земля.
Печально, но эта новая версия Земли, похоже, вообще не эволюционировала дальше этой стадии жизни. Они так и не выкарабкались из грязи и базовой простоты существования, не научились повелевать превратностями окружающей среды.
Они оставались во власти стихий.
Они оставались во власти местных животных и растений.
Чёрт, да они оставались во власти погоды.
Насколько Фаустус мог сказать по многим месяцам, проведённым здесь… а ведь прошло уже больше года, даже не один год, хотя ему ненавистно было об этом думать… никто здесь вообще не продвинулся хоть к какой-то форме цивилизации.
И едва ли они сделают это. Разве что через десятки и сотни лет после его смерти.
Она сделала это с ним нарочно.
Она послала его сюда, тем самым вонзив напоследок нож в его сердце.
Фаустус смотрел на резьбу на тёмном дереве и старался сделать так, чтобы символы обрели для него смысл. Он старался понять, где он, при этом не позволяя злости вывести его из себя.
Он не мог этого сделать.
Его разум просто возвращался к одной и той же теме, к одному и тому же лицу.
Мириам.
Его племянница, раздери её черти.
Малышка Мири.
Эта пи*да-изменница разрушила всё.
Буквально всё, над чем он работал, она превратила в прах и пыль.
Вспомнив её, вспомнив, как она смотрела на него в те несколько секунд после приземления здесь, в те несколько секунд, которые она вообще уделила ему перед тем, как прыгнуть обратно, он ощутил, как его ярость превратилась в нечто ослепительное, нечто убийственное. Она смотрела на него с жалостью, может, даже с каким-то сентиментальным чувством ностальгии.
Затем она просто исчезла… заставив воздух с резким хлопком снова заполнить место, которое она занимала.
Вспомнив то выражение на её лице, фальшивое, притворное сожаление в её глазах, он ощущал холодную ненависть, от которой сложно было не заорать на восходящее солнце.
Она предала его.
Не только его… она предала всю свою расу.
Она предала их всех.
Как и в каждое утро здесь, эта мысль заставляла его вставать с постели.
Злость питала практически всё, что он делал здесь в те годы, прошедшие с его прибытия.
Он знал, что злость не будет питать его вечно, но пока что он об этом не думал.
На местных легко было надавить, чтобы они кормили его и отдали самое крупное из своих примитивных жилищ. Каждую ночь он спал с разной женщиной, скорее из-за ярости и чувства беспомощности в данной ситуации, нежели из-за действительного желания.
Он стал их королём меньше чем за день, и для него это ничего не значило.
Он наказывал примитивных, потому что у него больше никого не было.
У него больше ничего не было.
Выйдя из узкого дверного проёма высотой четыре с половиной метра, он посмотрел вниз по склону травянистого холма, у подножья которого находилось болотистое озеро. Он приблизительно определил, где находился на планете, которая примерно напоминала другие известные ему Земли, как минимум в плане географии.
Эта версия была относительно неиспорченной по тем же причинам, по которым он её презирал.
Воды кишели рыбой.
Деревья, выращиваемые здесь, были в основном знакомы ему и приносили те версии фруктов и орехов, которые он знал по тем другим Землям. Учитывая эти деревья, дичь, рыбу, а иногда даже и медведей, земля предоставляла больше пищи, чем ему когда-либо понадобится, и здесь царил умеренный климат с незначительным количеством хищников.
Идиоту тут понравилось бы.
Тому, кто не нуждался в интеллектуальной стимуляции, кто мог сидеть, есть ягоды и орехи, наблюдать за рассветом и купаться голышом, а потом тратить свой день на вязание крючком, плетение ковров, пошив одежды, изготовление горшков из грязи и глины… для такого идиота это лесное существование покажется духовным раем.
Коленопреклонённым тоже понравилось бы.
Они бы молились, пели песни и общались с Предками.
Они могли целыми днями поздравлять самих себя за своё неподкупное великолепие… строить конструкции, полные пушистых зверьков, радуги и идеальных людей, живущих вместе в гармонии безо всякого чувства реальности или самосохранения.
Если бы здесь когда-нибудь высадилась инопланетная раса, это поселение было бы уничтожено за наносекунды.
Что более важно, с точки зрения Фаустуса… именно такой образ жизни уничтожил расу видящих на Старой Земле.
Это практически гарантировало их порабощение, когда люди наконец-то наткнулись на них. Древние сидели в своих ханжеских пещерах, напевали свой ханжеский суеверный бред и позволили себе культурно атрофироваться до состояния выученной беспомощности1.
Они уничтожили сами себя.
Видящие Старой Земли победили сами себя.
Они превратили себя в овец.
Они чистой силой воли сделали рабов из воинов.
Фаустус поднял руку, заслоняя глаза от яркого солнца, и, щурясь, рассматривал то, что называлось рекой Потомак в двух других мирах, в которых он жил. Он теперь понимал, что Старая Земля намного сильнее походила на ту планету, которую он только что покинул.
Местоположение также говорило ему, как много мысли и заботы Мири вложила в перенос его сюда. Она оставила его на этой версии Земли практически в той же самой географической точке, из которой она забрала его в другом мире.
Очевидно, её это не волновало… лишь бы убрать его с дороги.
Его желудок заурчал.
Осознав, что умирает с голоду, и вспомнив, что прошлым вечером почти не ел, он отвернулся от вида на реку и зелёную долину ниже.
Он собирался пойти в центр деревни, заставить одну из уродин приготовить ему завтрак и, возможно, пососать его член, пока он будет есть…
Но тут что-то вдруг пробежало дрожью по его свету видящего.
Сила.
Так много силы, что он остановился как вкопанный.
Это снова скользнуло по нему, и он резко втянул вдох.
В оба раза это едва задело его, но все волоски на его руках и шее сзади встали дыбом. Он прочувствовал это в своём нутре, пахе, на языке, кончиках пальцев, на губах.
Он стоял там, чувствуя вибрации и отзвуки ещё несколько секунд после того, как присутствие покинуло его свет. Задержав дыхание, он оставался совершенно неподвижно.
Он ждал, не вернётся ли оно.
Затем он задышал тяжело, его сердце загрохотало в груди.
Gaos.
Бл*дский gaos, gaos, gaos…
Он не ощущал ничего даже отдаленно похожего с тех пор как…
Он повернул голову, взгляд метнулся назад, вверх по склону.
Его тело последовало через долю секунды.
Он пошёл в наиболее вероятном направлении, затем снова остановился.
Он не переставал смотреть по сторонам.
Он лихорадочно сканировал своё окружение глазами и светом, ища источник того интенсивного прилива присутствия, которое едва задело его aleimi или живой свет. Он обыскал холм над ним, деревья, траву, кустарники, различные деревянные домики и палатки, которые испещряли поселение людей.
Он ощутил такую интенсивную тоску, что раздражённо вскрикнул.
Затем… из ниоткуда.
— Я тебя знаю?
Фаустус повернулся так резко, что едва не повредил себе шею.
Перед ним стоял абсолютно голый мужчина-видящий.
Член, рост, глаза, странная симметрия тела — всё выдавало в нём видящего.
Мужчина стоял там, и его глаза источали самый бледный золотистый свет, почти белый, с лёгким отливом золотых лучей солнца. Выражение лица существа оставалось пустым и полностью лишённым эмоций. Вопреки его словам и вопросу, который они подразумевали, он даже не казался любопытствующим.
Он вообще никаким не казался.
Он выглядел пустым.
Фаустус развернулся, ища, откуда он мог появиться.
Поблизости ничего не было.
Ни достаточно близкого дерева, за которым можно было бы спрятаться, ни кустарника.
Дверь в дом, где спал Чарльз, находилась примерно в трёх-четырёх метрах от него. Это самое близкое, но ведь Чарльз, само собой, увидел бы его? Он смотрел вверх по холму прямо в направлении этой двери. Дверь находилась точно в поле его зрения, и резные деревянные стволы прохода были перед его глазами всё время.
Позади самого мужчины Фаустус видел лишь покатый склон, поросший травой.
— Я почувствовал тебя, — сказал мужчина. — Я почувствовал, как ты пришел.
Последовала очередная пауза.
В это время Фаустус лишь смотрел на другого видящего.
— Это заняло некоторое время. Я был… далеко. Я был в другом мире.
Фаустус моргнул.
Странный пустой видящий теперь стоял так близко, что Фаустус чувствовал, как сердце колотилось в его груди. Его кожа раскраснелась от контакта с aleimi этого брата. Он никогда прежде не чувствовал так много силы в одном-единственном существе. Самое близкое к этому, что он ощущал…