С момента начала карьеры манекенщицы секса в жизни Ефросинии стало, хоть отбавляй. Точнее, должно было стать, поскольку домогались её все встречные мужики. Нет, не модные, конечно, те были через одного педиками, им бы только «Голубую луну» поорать во все горло, да потанцевать в расстегнутых рубашках на какой-нибудь сцене. Ефросиния никак не могла понять, почему все педерасты любят танцевать в расстегнутых рубашках, даже если они не мускулистые, а наоборот рахитичные или жирные. Это же было не эстетично.
Ефросиния крепко оборонялась от мужиков и пристававших на всех показах лесбиянок, только среди десяти коллег по цеху Крыхтуна их было целых пять. Нет, конечно, у нее были увлечения, но очень мало, поскольку в моде ей пока попадался сплошной мужской мусор, а она выросла какой-то разборчивой.
Так прошло два года и Ефросиния начала тосковать. Заметив привычное для него состояние депрессии, Крыхтун сначала решил, что девочка колется слишком часто, но он знал, что она не колется вообще. Тогда, убедившись, что все её проблемы происходят от головы, он посоветовал Манохиной изменить имидж с сексуальной девочки-подростка на страшно красивую и опасную женщину-вампира. Тем более, что в Москве это в последнее время было очень модно: женщин типа вамп уже развелось штук тридцать и каждая имела свой неповторимый имидж. Среди них были девушки-вампиры из Бруклина, лондонские кровопийцы, фроляйн-кровососы и даже вампиры с Арбата и Тверской. Ефросинии он предложил стать африканской хищницей со звучным псевдонимом Берта Заде. Специально для этих целей он отдал ей свою подержанную шкуру леопарда, и сказал, чтобы она купила себе вставную челюсть с клыками и начинала рычать перед зеркалом для тренировки. А в качестве проветривания спонсировал поездку в Питер на дефиле Жоржа Жужина, своего старого приятеля еще со времен изготовления демисезонных пальто.
И вот теперь Ефросиния Манохина Берта Заде дефилировала между стайками модной публики и рычала на всех встречных, вызывая бешеный ажиотаж. Трисексуальный корреспондент модного журнала «Метрополитен» попытался было взять у нее интервью, но африканская Берта так на него рыкнула и едва не укусила за палец, что трисексуал почти поверил в ее африканское происхождение. Отступая, он спрятался за желтый диван, на котором сидел Антон. Антон встал и включил прерыватель агрессивности. Берта застыла перед ним в позе рычащего леопарда, на несколько секунд став зомби.
Гризов решил воспользоваться своим превосходством, поскольку мгновенно оценил прошлое девушки и почувствовал ее будущее, а потому накрепко впечатал ей в память свое имя и телефон с просьбой позвонить до отъезда. После этого Берта очнулась и снова зарычала, но уже на стоявшего рядом представителя дружной кучки художников-бодиартистов Ерему Хромого. Ерема, который хотел предложить ей выступить в качестве модели для раскрашивания, мгновенно затерялся в толпе ожидающих.
В этот момент у входа послышались радостные возгласы, возник сначала водоворот, а затем и затор из поклонников: это появился сам Жэ-Жэ. Модельер, кутюрье по трусам, любимец модной публики и сексуальных меньшинств, Жорж Жужин естественно был одет только в трусы собственного покроя. О господи, что это были за трусы! Таких трусов свет еще не видывал. Замечательные трусы Жэ-Жэ состояли из тысячи и одного лоскутка разной материи, поскольку Жорж использовал при создании своего шедевра восточные мотивы. Они сияли и переливались всеми цветами радуги. Естественно, поскольку именно Жоржу принадлежала идея делать трусы в обтяжку, дабы подчеркнуть в мужчинах мужественность, а в женщинах женственность, его собственные трусы были исполнены в суперобтяжку и выставляли на показ все его фаллические символы красоты.
Толпа поклонников и, что странно, поклонниц, прерадила Жоржу дорогу, радостно скандируя:
– Слава Жэ-Жэ! Да здравствует свобода чувств и тела! Да здравствует самый утонченный модельер эпохи!
Сметкина и Дудашкин стояли неподалеку, делая вид, что не слышат этих ошибочных криков и грациозно пили шампанское. Всем же и так было ясно, кто самый утонченный кутюрье на свете. При этом они старались не смотреть друг на друга. Наблюдая из противоположного угла отстойника для гостей сцену встречи, Антон не удержался, и пробормотал себе под нос:
– Интересно, где вас, таких убогих, только штампуют. Жужин эротично расписался кисточкой на потных от восторга спинах поклонников и проследовал в гримерную, чтобы навести марафет. За ним, печатая шаг, проследовал строй его манекенщиков в длинных пальто. Публика зашелестела. Видимо, в этом был сюрприз от Жз-Жэ, чтобы никто заранее не увидел его эксклюзивную коллекцию трусов.
Вскоре двери в зал, посреди которого находился подиум, отворились, и публика ручейками устремилась на открытое пространство, заполнив его почти до отказа, Жорж был популярен. Антон втек вместе со всеми и устроился за спинами второго ряда, среди модных журналистов. На подиуме были построены бутафорские арки из черного металла, овитые красными кусками материи. На сцене, в самой глубине, откуда должны были появляться манекенщики, стояла самая большая арка, которая издалека казалась огромной буквой «П» и только приглядевшись, Антон понял гениальный замысел Жоржа. Это была совсем не «П», это был стилизованный образ трусов, так сказать их внутренний мир, из которого должны были появляться эротические фантазии кутюрье.
Погасили общий свет в зале, и дефиле началось. Под звук барабанной дроби, печатая шаг, на фоне лучей прожекторов на подиум вышла первая партия манекенщиков. Все они были в тpycax из черной кожи с металлическими заклепками. Помимо трусов, чтобы подчеркнуть их экспрессию, на манекенщиках виднелись крест накрест на голое тело подтяжки из той же черной кожи и кожаные кепки с большими крестами на козырьках. С виду манекенщики, работавшие в стиле садо-мазо, походили на пьяных эсэсовцев в период летнего купания на Одере. Они прошлись, покачиваясь перед модной публикой, и исчезли во внутреннем мире больших трусов на сцене. Зал взорвался аплодисментами. Защелкали первые вспышки фотокамер. Раздались крики «Браво, Жэ-Жэ!» и «Мы тебя любим, Жорж!»
Следующая партия манекенщиков как бы вплыла на подиум под медленную приятную музыку. Они были облачены в трусы пастельных тонов с оборочками и рюшечками. Особенно гордо нес на себе трусы желтого цвета с бахромой в стиле «Турецкие сны» главный манекенщик, любимец самого Жоржа, стройный и чернявый Кристиан Ступка. Он так кокетливо покачивал бедрами, что зал начал заходится в эротических стонах. Антон почувствовал, как кто-то придвинулся к нему сзади слишком близко: так на презентации подходить нельзя. Резко обернувшись, Гризов заметил стоявшего сразу за ним бритоголового кожаного парня с одутловатым лицом, ориентация которого в проверке не нуждалась.
– Послушай меня, козел бритоголовый, вежливо обратился к нему Антон в полумраке зала, – Если ты меня еще раз перепутаешь со своими подружками из переходного пола…
– Фу, какой ты грубый мужчина! – взвизгнул бритоголовый и отодвинулся.
Гризову надоело смотреть на всю эту костюмированную чушь и он, пробравшись между заходящейся от восторга публикой, вышел в зал, где после дефиле должен был состояться фуршет для VIP-ов. Стол только что закончили накрывать. Чего здесь только не было: красное и белое вино из Франции, строй золотых ведерочек с бутылками Шампанского во льду, естественно, вазочки с дольками ананасов, всевозможные мясные нарезки и цельные тушки поросят, икра, маслины, тарталетки, канапе… Антон вспомнил белоснежную чистоту своего холодильника. Мышь, которая туда случайно забрела в поисках еды, повесилась прямо в морозилке от такой неожиданности.
– Ваш пропуск!
На пути Гризова словно из-под земли вырос широкоплечий охранник в пиджаке с длинным хвостиком волос, перехваченным сзади золотистой резинкой. Антон невольно опустил глаза, чтобы посмотреть на его руки, и был почти уверен, что ногти у охранника отменно наманикюрены н накрашены лаком от «Мейбилин». Так оно и было. «Интересно, – подумал Гризов, – Это у них комплекс мачо что ли, с хвостиками ходить. Насмотрелись американских боевиков, видать. Там, что ни охранник, так обязательно педик с хвостиком».