Обхватив меня рукой за талию, она сказала:

— Дни стали короче.

— Да, пришла зима. Даже ночи теперь холоднее.

— Я не это имею в виду. Дни проходят очень быстро, — она потерла глаза и убрала волосы назад.

Меня обдало лёгким ароматом благовоний. Её нога стучала по полу, словно она была взбудоражена, или нервничала, или...

Дело было в Сабре. Через десять дней её должны будут выгнать из дворца. Я никогда не увижу её снова, как и моя мать. Я крепко сжала руку матери. Как могла я сказать ей, что всё будет хорошо, когда её первый ребенок вот-вот должен был покинуть её? Я не могла. Так же как никто не мог сказать того же матери Рахимы, по крайней мере искренне.

— Я хочу так много сказать тебе. Тебе столько надо узнать. Но, — она взглянула на меня, — у тебя столько секретов. Откуда мне знать, что тебе нужно?

— О чём ты говоришь?

— Скажи мне, ты с кем-то встречаешься? Ты любишь кого-то?

Я закрыла лицо руками.

— Нет!

Мои грудь и лицо стали горячими.

— Не могу поверить, что ты веришь в ложь Отца.

Она потерла колени руками и покачала головой, пробормотав себе под нос:

— Вот видишь, нельзя знать наверняка. Я не хочу быть свидетельницей всех этих смертей. Это слишком. Я боюсь. И я... я волнуюсь. Мне надо уйти. Уйти куда-нибудь и выждать.

— О чём ты говоришь? Выждать чего?

Кто была эта женщина и почему она была безумна?

Она сочувственно посмотрела на меня, взяла моё лицо в свои ладони, поцеловала в висок и сказала:

— Все в порядке. Я в порядке. Иди домой, смелая Эмель.