Обхватив меня рукой за талию, она сказала:
— Дни стали короче.
— Да, пришла зима. Даже ночи теперь холоднее.
— Я не это имею в виду. Дни проходят очень быстро, — она потерла глаза и убрала волосы назад.
Меня обдало лёгким ароматом благовоний. Её нога стучала по полу, словно она была взбудоражена, или нервничала, или...
Дело было в Сабре. Через десять дней её должны будут выгнать из дворца. Я никогда не увижу её снова, как и моя мать. Я крепко сжала руку матери. Как могла я сказать ей, что всё будет хорошо, когда её первый ребенок вот-вот должен был покинуть её? Я не могла. Так же как никто не мог сказать того же матери Рахимы, по крайней мере искренне.
— Я хочу так много сказать тебе. Тебе столько надо узнать. Но, — она взглянула на меня, — у тебя столько секретов. Откуда мне знать, что тебе нужно?
— О чём ты говоришь?
— Скажи мне, ты с кем-то встречаешься? Ты любишь кого-то?
Я закрыла лицо руками.
— Нет!
Мои грудь и лицо стали горячими.
— Не могу поверить, что ты веришь в ложь Отца.
Она потерла колени руками и покачала головой, пробормотав себе под нос:
— Вот видишь, нельзя знать наверняка. Я не хочу быть свидетельницей всех этих смертей. Это слишком. Я боюсь. И я... я волнуюсь. Мне надо уйти. Уйти куда-нибудь и выждать.
— О чём ты говоришь? Выждать чего?
Кто была эта женщина и почему она была безумна?
Она сочувственно посмотрела на меня, взяла моё лицо в свои ладони, поцеловала в висок и сказала:
— Все в порядке. Я в порядке. Иди домой, смелая Эмель.