ГЛАВА 95

Коул сильно волновался, опасаясь, что она не появится. Из дома Фрэнксов она вышла с опущенной головой и не поднимая на него глаз. Коул был уверен, что она передумает и поставит его в дурацкое положение. Но сейчас она была здесь, остановившись позади забора. Коул обогнул Коки и подошёл к воротам, опершись на них всем весом и глядя на неё.

— Ты пришла, — сказал он.

— Да, — она поправила сумочку на плече. — Я принесла презервативы. То есть… — покраснела Саммер. — Презерватив. Понимаешь. Если… — она поднесла руку ко рту и захихикала. — О Господи! Я идиотка.

— У меня есть презервативы, но спасибо, — рассмеялся Коул. В сумеречном свете её волосы казались розовыми, ветер подхватил пряди и мазнул ими по её лицу, и Саммер вдруг стала выглядеть уязвимой. Это был новый взгляд на неё, и он пробудил в нём инстинкт альфа-самца, наличие которого Коул никогда раньше в себе не подозревал. Он поставил ногу на забор. — Прежде чем ты войдёшь, я хотел кое-что предложить.

— Я не хочу говорить о том ужине, — быстро сказала она. — Мы можем сейчас о нём забыть?

— Меня это устраивает, — пожал Коул плечами. — Это твоё дело. Если передумаешь, я буду здесь.

— Что за предложение? — подозрительно прищурилась она, и на какой-то безумный миг Коул представил, какие глаза могли бы быть у их ребёнка, карие или зелёные.

— Двадцатичетырехчасовое перемирие, — помахал он между ними рукой. — Мы оба с тобой испытываем некоторое отвращение к вежливости. Сегодня вечер пятницы. Завтра нам не нужно работать. Следующие двадцать четыре часа никаких сражений.

— А если ты станешь вести себя как мудак? — скрестила на груди руки Саммер.

— Не стану, — улыбнулся Коул. — Обещаю.

Будет трудно её не провоцировать, особенно когда ему так нравилось видеть Саммер раздражённой. Но он будет вести себя хорошо все двадцать четыре часа. Ему хотелось больше узнать о девушке, которая пряталась за всем этим огнём.

— Не знаю, верить ли твоим обещаниям, — Саммер подошла ближе, опустила руки и положила их на калитку.

— Тогда можешь обозвать меня придурком и уйти, — пожал Коул плечами. — Что ты, собственно, уже запланировала сделать после того, как используешь все презервативы. Или один презерватив. Или… — его улыбка стала шире. — Не важно.

— Так и есть… — задумчиво произнесла Саммер, лукаво сверкнув карими глазами. — Я репетировала свой драматический уход и всё такое.

— Ну, меня тоже сложно назвать пай-мальчиком, — Коул наклонился вперёд, облокотившись на перила, и заговорщицки произнёс: — Так что не волнуйся. Уверен, в нужный момент ты этим воспользуешься, — он приоткрыл калитку и остановился. — Договорились?

— Ты меня прогонишь, если не соглашусь?

— М-м-м… да, — Коул продолжал держать калитку наполовину открытой, блокируя вход телом.

— Ты ужасный лжец, — поддразнила Саммер, подходя ближе.

— Ну, знаешь. У меня было мало практики, — ухмыльнулся Коул и протянул руку. — Так мы договорились?

— Договорились, — протянула Саммер свою руку в ответ, и несмотря на такую крошечную ладонь её рукопожатие оказалось сильным.

— Где твоя сумка? — он посмотрел на её сумочку, которая была слишком маленькой, чтобы что-либо вместить.

— Я её не принесла. Решила, что… ну, понимаешь. Что будет просто секс, — Саммер потянула за подол своего сарафана.

Боже, она была восхитительна.

— Ты остаёшься на ночь.

— Возможно, — прищурила глаза Саммер.

— Остаёшься, — улыбнулся он и отступил в сторону, распахивая калитку. Коки пронзительно закукарекал из дальнего конца двора и, хлопая крыльями, наполовину подпрыгивая, наполовину летя, побежал к ней. Саммер встретила Коки на полпути, опустившись перед петухом на колени, её руки нежно скользнули по его спине и гребешку. Коул смотрел на неё, чувствуя, как к горлу подкатывает комок. Он прочистил горло, сильно кашлянув, закрыл калитку и повернулся к Саммер.

— Ты ела? Я как раз собирался жарить стейки.

— Стейки? — удивлённо подняла глаза Саммер.

— Мы можем не есть. — Боже, как неловко.

— Нет, — поднялась она на ноги. — Стейк – звучит здорово. Хочешь, я быстренько что-нибудь соображу к мясу?

— М-м-м… Давай.

Саммер отряхнула руки, схватила сумочку и решительно направилась к заднему крыльцу. Коки возмущённо закричал, выражая своё негодование тому, что его оставили.

— Тише, — упрекнул его Коул. — Ты уже получил больше внимания, чем я, — Коул глянул на дом, на светящиеся окна, в которых хорошо просматривалось, как Саммер вошла на кухню, как закрутила наверх волосы, затем включила воду и, опустив голову, стала мыть руки.

Двадцать четыре часа. Перемирие было всего лишь предлогом провести с ней больше времени. Опасная авантюра, но он должен рискнуть. В Саммер было что-то такое, что притягивало его с момента их встречи. Состязание, которое стало зависимостью. Зависимостью, от которой ему необходимо исцелиться. Двадцать четыре часа без отвлечения на борьбу – вот что ему нужно. Время, проведённое вместе, сотрёт с неё сияющий блеск. И, лишившись притягательной силы недосягаемости, она потеряет свою тайну, потеряет своё очарование. Потом, когда до конца съёмок останется всего месяц, он выкинет из головы все мысли о ней и будет готов вернуться в Лос-Анджелес.

Оставив петуха на крыльце, Коул поднялся по ступенькам и открыл заднюю дверь.

Они готовили в тишине. Саммер нашла в морозильнике немного замороженной окры и кукурузы, её руки быстро, как будто тасуя карты, пробежались по кухне Кирклендов, расставляя сковородки, хватая продукты, открывая окно над раковиной. Коул, прислонившись спиной к одному из столбов, наблюдал за ней со своего места на заднем крыльце, где на медленном огне поджаривались стейки. Надия никогда не готовила. У неё было много других дел, и она больше была заинтересована поесть в таком месте, где её могли увидеть, а не дома. К тому же их шеф-повар знал, что им обоим нравится, так что в готовке не было необходимости. В оправдание Надии надо сказать, Коул тоже никогда не готовил. Положить мясо на гриль и снять, пока оно не подгорело. Это был предел его талантов.

Закончив сразу после него, Саммер выложила на его тарелку жареную кукурузу и смесь окры с помидорами. Они поели на заднем крыльце, вентилятор поддерживал комфортную температуру, а во дворе разгуливал Коки.

— Он воспитанный цыплёнок, — задумчиво произнёс Коул, отправляя в рот кусок стейка.

— У Коки хорошая порода. Его мама очень красивая.

— Ты знакома с его мамой? — удивлённо посмотрел на неё Коул, и она рассмеялась.

— Не знаю, подходит ли здесь слово «знакома», но да. Она с нашей плантации. И уже вывела для нас около двадцати братиков Коки. Хочешь с ней познакомиться?

Коул удивил её, кивнув.

— Интересно, узнает ли она его?

— Понятия не имею, сколько мыслительных процессов происходит в голове курицы. Но меня она узнаёт. Узнаёт, потому что я приношу для них всякие вкусняшки. Она или не узнает его, или ей будет всё равно. Они не самые заботливые матери по отношению к подросшим птенцам.

— Понимаю, — пробормотал Коул и был благодарен, когда она не стала настаивать. — Вкусняшки? — спросил он, наклонив голову. — Я попросил в магазине кормов продать мне что-нибудь вкусненькое для Коки, и надо мной только посмеялись.

Она засмеялась, слизывая с пальца сок от стейка, и его мысли на мгновение улетучились.

— Пищевые отходы. Варёные яйца, макароны, кукурузные початки… они любят это. Да, и плетённый сыр.

Коул посмотрел на Коки и почувствовал себя худшим родителем в мире.

Коула заметили в семнадцать лет, когда он, стоя возле клуба на Бульваре Сансет с фальшивым удостоверением в кармане, застенчиво улыбнулся женщинам в очереди. Затем подошёл ближе и спросил, как их зовут. Они были старше его, но очень привлекательные. Казались ему дружелюбными. Смеялись над его попытками флирта, но потом одна из них протянула ему свою визитку. Сказала, чтобы он шёл домой и позвонил ей в понедельник утром. Этой женщиной оказалась Трейси Вашингтон, и она набирала актёров для подросткового ромкома. Прежде чем позвонить, Коул целую неделю носил её визитку в бумажнике. Но как только он это сделал, всё изменилось. На него обратили внимание, и этот подростковый фильм превратился в серию фильмов, которые в свою очередь превратились в Империю Коула Мастена.

Давненько ему не приходилось заниматься мытьём посуды. Он опустил руки в мыльную воду и посмотрел на Саммер.

— Давай просто оставим её. В понедельник придёт девушка…

— В понедельник? — повторила Саммер. — Сегодня вечер пятницы. Ты ведь не собираешься оставлять раковину, полную грязной посуды, на целых три дня. Тут начнёт вонять, — она склонилась над раковиной, коснувшись его телом, и открыла воду, а когда потянулась за губкой, Коул опустил глаза на её платье, наслаждаясь открывшимся видом. Она поймала его взгляд и толкнула локтем. — Соберись. Давай, убери с посуды остатки еды и сложи на стойку. Я загружу их после того, как всё уберу.

Исключительно в целях поддержания мирной обстановки, он повиновался. Не поднимая головы, не отрывая глаз от тарелок, он их очистил, работа была выполнена быстро, учитывая, что их было только двое. Коул услышал звон кастрюли и, оглянувшись, увидел две грязные сковородки, аккуратно сложенные рядом. Покончив с едой, он спустил воду из раковины, снял с крючка полотенце и вытер руки. Потом отступил назад, чтобы дать ей место, и стал наблюдать за её работой.

— Итак… что по-твоему происходит? — Саммер взглянула на Коула, выдёргивая мусорное ведро, хватая остатки пищи со столешницы и бросая их туда, её движения были плавными и неосознанными, поскольку она проделывала это тысячу раз. Коул вдруг вспомнил о её прослушивании на крыльце и сделал мысленную пометку добавить в фильм сцену приготовления пищи с Идой. Каким-нибудь образом. Хотя он не мог чёткого придумать каким именно. Ему нужно быть осторожным. Этот фильм не его личное хранилище памяти, где бы собирались кусочки Саммер. Она остановилась перед ним и стала ждать. Коул сосредоточился на её вопросе.