Глава 14

Если я когда-либо в жизни думала, что умираю, я сильно ошибалась. Тогда я даже не была близка к смерти. И я уверена в этом, потому что именно в данный момент я корчусь в предсмертных муках. Так что теперь я знаю, каково это.

Я стону и прячу лицо в подушку, когда утренний свет атакует мои глаза с хладнокровной местью. Моя голова раскалывается. Будто кто-то стучит по моему черепу молотком. И тыкает в глаза острой палкой. И бьёт меня головой об стену. А потом наступает на мой лоб.

Я прищуриваюсь одним открытым глазом. Да кого я обманываю? Я одинока. И у меня похмелье.

И мне это совсем не нравится.

Я снова стону. Это того не стоило. Зачем кому-то в здравом уме делать это с собой?

Мой телефон жужжит, и я понимаю, что это именно он разбудил меня в первую очередь. Я понятия не имею, как долго он звонит, но протягиваю руку, чтобы неуклюже схватить его, и вглядываюсь в экран.

Квинн МакКейн.

Ох, отлично.

Именно тот, с кем бы я хотела сейчас поболтать.

Сарказм.

Я бросаю телефон обратно на кровать, а затем накрываю глаза ладонью. Я не собираюсь отвечать. И никто не может заставить меня. У меня похмелье, и я раздражена.

Мой телефон молчит в течение ничтожной минуты, прежде чем снова начинает звонить. Я переключаю вызов на голосовую почту. Он снова начинает звонить. Это повторяется ещё дважды, прежде чем я понимаю, что Квинн не собирается сдаваться. Он намерен поговорить со мной.

Уф.

Я рычу в трубку.

— Что?

Краткая тишина.

— Риз? — Квинн застигнут врасплох, потому что обычно я не веду себя как стерва, даже в «эти» дни месяца. Уравновешенная девушка-соседка. Это я. Это моё вечное проклятие. — С тобой всё в порядке?

И он на самом деле кажется обеспокоенным, так что я чувствую себя плохо из-за того, что я чуть не откусила ему голову. Вроде того.

Я глотаю густую слюну, которая скапливается у меня во рту. Вот она радость от похмелья. Не понимаю... почему люди сознательно делают с собой такое?

— Я в порядке, — уверяю его я и даже звучу несколько убедительно. — У меня просто сильная головная боль. Почему ты звонишь мне по сто раз? Что-то не так?

— Всё не так, — стонет он в трубку. Я могу слышать боль в его голосе, что меня сразу настораживает, и я сажусь прямо в постели, хотя моя голова может взорваться от контакта со светом.

— С Беккой всё в порядке? — быстро спрашиваю я. Тысячи различных сценариев проносятся в моей голове, среди них нет ни одного радужного и большинство из них связано с кровью. Автомобильная авария. Инцидент с верховой ездой. Утопление. Болезнь. Операция?

— Нет, — отвечает Квинн. — Не всё в порядке. Она не хочет меня слушать, и я не знаю, что с этим делать.

Я начинаю успокаиваться. Ничего не случилось. Почему я всегда такой параноик?

— Итак, с ней ничего не произошло? — я просто должна прояснить этот момент.

Короткая пауза.

— Нет, с ней не случилось ничего плохого. Просто всё в полном беспорядке. И, ты знаешь, это всё твоя вина.

— Ох, отлично. Конечно же, не ты, — огрызаюсь я. — Послушай. Бекка прочла мой дневник. Это никого не заботит? Она пришла в мой дом, чтобы взять мою одежду, и она рылась в моих вещах. Но никого не заботит эта часть истории. Нет, все хотят делать вид, будто мы с тобой изменяли. А мы этого не делали.

— Ты не обязана рассказывать мне об этом, — я слышу, что это ранит его. — Я понимаю, что мы не обманывали её.

— Так почему Бекка злится на тебя? — Мне любопытно знать, и так как Бекка не хочет говорить со мной, Квинн — мой единственный источник информации.

Он шмыгает носом. Он что, плачет? Серьёзно? О. Боже. Мой. Должно быть, всё очень плохо.

— Когда Бекка позвонила мне и рассказала о твоём дневнике, где-то в разговоре я упомянул, что давным-давно, много лет назад, я тоже был влюблён в тебя. Я подумал, что это смешно из-за неудачного времени, и всё такое. Но Бекка не считала это забавным.

Мир останавливается и замирает.

Или, по крайней мере, мой мир.

— Ты был влюблён в меня? — шепчу я. Всё, что громче мягкого шёпота, бьёт по моей черепной коробке, словно забивает гвозди. Такие длинные, трёхдюймовые гвозди.

Эта новость должна быть потрясающей. Сногсшибательной. Удивительной. И всего лишь неделю назад, прежде чем Данте Гилиберти фактически захватил моё сердце, на его месте был именно Квинн.

Но сейчас это только кажется грустным.

Или забавным.

Действительно, неудачное время. Особенно учитывая весь драматизм, который спровоцировал этот инцидент.

— Да, я был влюблён в тебя. Но это и не удивительно. Почти все парни из средней школы были влюблены в тебя. В то время наш возраст немного влиял на способность откровенничать.

— Это было в средней школе?

— Почему ты шепчешь? Да, в средней школе. И, думаю, в наш первый год старшей школы тоже. А потом появилась Бекка. С тех пор для меня существовала только Бекка. Но теперь она думает, что я с ней только потому, что я не нравлюсь тебе, хотя это было много лет назад. И она беспокоится, что теперь, когда я узнал, что ты влюблена в меня (кстати, очень не вовремя), я собираюсь порвать с ней и быть с тобой.

Тишина.

Долгая тишина.

— Ты что-нибудь скажешь? — спрашивает он. Я не могу понять его тон голоса. В нём действительно звучит надежда? Ни. Единого. Шанса.

— Квинн, — аккуратно начинаю я. — Ты ведь не надеешься, что я скажу, что мы должны быть вместе?

Тишина.

— Конечно, нет, — наконец отвечает он. Слава Богу, он достаточно хорошо меня знает, чтобы понять мой тон голоса.

Я вздыхаю.

— Хорошо. Потому что я больше не влюблена в тебя. Но даже если бы и была, мы не могли бы так поступить с Беккой. Я абсолютно уверена, что она преодолеет это, как только поймёт, что ты не расстаёшься с ней, чтобы встречаться со мной. Потому что этого не произойдёт.

— Нет? — спрашивает он, и я не могу поверить, что он вообще задал этот вопрос. Все парни такие тупые?

— Нет, — наконец отвечаю я. — Квинн, мы с тобой были друзьями долгое, долгое время. Я ценю нашу дружбу. И ценю дружбу Бекки ещё больше. Пожалуйста, давай просто будем друзьями.

— Замечательно, — соглашается он. — Это отличная идея. Пока ты не сможешь заставить Бекку снова поговорить с нами.

— Ну, с этой задачей ты должен справиться самостоятельно, — говорю ему я. — Но лично я собираюсь дать ей немного времени, чтобы остыть. Я поговорю с ней, когда вернусь.

— Риз, почему ты шепчешь? — снова спрашивает он.

— Потому что у меня болит голова, — тихо отвечаю я.

— У тебя похмелье? — злорадствует он. — У маленькой Ризи-Пизи похмелье? У Мисс Я-Следую-Правилам? Не может быть!

Я вешаю трубку.

Его голос слишком громкий и чересчур злорадный.

Мой телефон мгновенно звонит снова, но на этот раз я игнорирую его.

Я лежу, не двигаясь, около минуты, вспоминая всё, что произошло прошлым вечером.

Данте поцеловал меня.

Жизнь Данте сложна.

Я бежала, упала, и Данте отнёс меня в кровать.

А затем оставил меня здесь.

Я.

Просто.

Хочу.

Умереть.

Не на самом деле.

Ну, вроде того.

Я вылезаю из постели и тащу себя в душ. Я прислоняю голову к плитке душевой и позволяю прохладной воде бежать по моему телу, по крайней мере, двадцать минут. Я даже не чувствую себя виноватой в чрезмерном расходовании воды. Уверена, прямо сейчас мне она нужнее, чем людям в пустыне Гоби (Прим. пер.: третья по величине жаркая пустыня в мире на территории Монголии и Китая).

Когда я, наконец, чувствую себя больше походящей на человека, я выхожу из душа. И тут же у меня кружится голова, и я падаю на четвереньки на коврик, лежащий на полу в ванной комнате. Такое чувство, что моя голова может оторваться и покатиться в сторону. По крайней мере, так я это ощущаю. И часть меня хочет этого. Это, по крайней мере, решит проблему головной боли.

Я заползаю обратно в свою спальню. Моя голова чувствует себя лучше, если я не в вертикальном положении. Я падаю на кровать, натягивая какую-то одежду. А потом раздается стук в дверь.

О, нет.

Только не Данте.

Только не сейчас.

Потому что я на грани смерти.

Медленно я поднимаюсь на ноги и ползу к двери.

Открываю её.

И за ней никого.

Зато у моих ног лежит маленькая белая коробочка с темно-синим бархатным бантиком и открытка.

Я смотрю на них пару мгновений прежде, чем поднять их с пола и, вернувшись назад, бухнуться на кровать.

Я срываю бант и крышку коробки и нахожу плетёный кожаный браслет-манжету с большим серебряным подсолнухом. Средиземноморские бусины, сплетённые в кожаных прядях, выглядят очень красиво, и он мне нравится. Ещё до того, как открыть карточку, я знаю, что она от Данте. Его маленький Подсолнух. Так он назвал меня прошлой ночью.

Моё дыхание замирает в горле, когда мои пальцы автоматически защёлкивают браслет на запястье. Должна признать, на руке он смотрится красиво. Он подходит мне.

Я открываю карточку.

«Риз,

Прости меня за вчерашнее. Пожалуйста, прими этот спасибо-за-то-что-пришла-на-ужин и прости-что-я-напоил-тебя-и-поцеловал подарок. Мне очень жаль, что моя жизнь сложна. Но я действительно рад, что встретил тебя.

Д.Г.Г.»

Я не могу решить, злюсь ли я на него или тронута. Моё сердце тает от его я-рад-что-встретил-тебя, но тот факт, что он думает, что подарок просто смоет любые болезненные чувства, раздражает.

Он просто не может ответить на вопрос об Элене «Всё сложно». Это не круто.

Я замечаю что-то ещё, спрятавшееся в хлопчатобумажной коробке, и вытаскиваю оттуда пакетик аспирина. Мило.

Не могу сдержать улыбку.

Но мне нужно найти Данте и вернуть ему подарок. Я не хочу, чтобы он думал, что может делать, что ему заблагорассудится, и безделушка всё исправит. Я снимаю браслет и с сожалением кладу обратно в коробку. А вот аспирин оставляю себе.

Я отправляюсь на его поиски, но это непросто. Старый Дворец огромен, и я не очень знакома с ним. Я блуждаю по коридорам с маленькой белой коробочкой в руках. Я тихо проскальзываю из одного зала в другой, но не вижу никого знакомого. Хивен нигде нет, и я не знаю никого из других сотрудников. Я понимаю, что должна позвонить или написать Данте, а потом осознаю, что оставила свой телефон в комнате.