Разъярился мужик и попёр к пахану, который его фирму крышевал. Жалуется. А пахан и говорит:

– Не будет тебе никакой такой крыши. Ты у старушки Васильевны денежку зажал. И ваще, ты нам должен денег хренову тучу. Два дня тебе на отдачу.

– Облезете! – думает наш мужик. – У меня все бабки и недвижимость на жене. Так что облезете.

А тут и баба евоная звонит:

– Уезжаю от тебя, – говорит, – с концами. И деньги со мной. И дом я уже продала. Потому что ты, подлец, старушку Васильевну обманул.

А тут ещё и начальник охраны приходит:

– Не будем мы больше тебе служить. Ты старушку Васильевну обидел.

Ну, понятно, от таких новостей схватился наш мужик за сердце. Хрюкнул пару раз да и помер.

Вот стоит мужик на небе перед апостолом Петром. Стоит и мечту мечтает, чтобы в рай ему попасть. А Пётр этот ключи на пальце покрутил и говорит:

– В рай тебе, мужик, сам понимаешь, нельзя. Ты же старушку Васильевну обобрал. Ступай-ка ты, браток, в ад.

Вот приходит мужик в ад, а привратник ему и говорит:

– А на кой чёрт ты тут нам нужен? Ты же старушку Васильевну того… И вилами мужика как ткнёт больно!

Закричал мужик диким криком. Аж у самого в голове загудело. А когда откричался, смотрит – стоит он перед той самой старушкой Васильевной и она, бедолага, руку с денежкой тянет. Тут зарадовался мужик:

– Так она, ведьма старая, меня просто заморочила!

Не стал мужик деньги брать. Побежал в магазин. Купил там для этой Васильевны ящик берёзовой воды да ещё бутылку пива прибавил.

– А дальше-то что, Никодимыч? – спросил слесарь Федька. – Дальше – то оно как развивалось?

– А дальше сказка окончилась. Суровая правда жизни началась. Совеститься начал наш мужик. Ну, его свои и грохнули. Кому он такой нужен? – Потянулся Петрович, аж кости хрустнули. – Тут уж так выходит, что каждому своё нужно. А что одному прямо горит, как надо, то другому вообще по барабану…

Тут вот такая история вышла. В то доброе старое время, когда на простой народ ещё Перестройку со свободой не придумали.

Жил-был один мужик. В семье жил. Он ваще большой семенитель был. Мужик этот. Да…

Ну и вот.

Идет этот мужик как-то в дом, семью. Неторопясь. Потому как после работы. А тут подскакивает к нему соседка Нинка, что продавщицей в посудном магазине. У неё ещё три года тому назад мужик ушёл к еёной лучшей подружке.

Так вот, подскакивает эта самая Нинка, хватает нашего мужика за рукав и шепчет пронзительно:

– Ты, – говорит, – Иваныч, забеги ко мне завтра с заднего хода. Я тебе по-соседски чайник со свистком оставила.

– А на хрена этому чайнику свисток? – удивляется мужик, – Он же чайник, а не мент.

– Дурак ты, дурак, Иваныч! – говорит вредная Нинка, – И уши солёные. Это специальный такой чайник. Его на плиту поставишь, а он соловьём заливается. Это для комфорту придумано.

– Понятно, что для комфорту – отвечает мужик, – непонятно только с чего это он поёт. С какой такой радости.

– А Нинка опять язвит, зараза:

– Вот ты попробуй голой жопой на плиту сесть. А я послушаю, как запоёшь.

Мужик подумал минут несколько и согласился:

– Хорошо, говорит, Нинка. Это тебе большая спасиба за заботу. Приду, как велено. Только ты засохни, ради Бога. А то я тебе твой поганый язык оторву и куда надо засуну.

Она и умолкла, потому что мужиков характер знала.

А мужик домой пришёл да и говорит:

– Так и так, – говорит – Нинку встретил. Обещала поющий чайник достать по блату. Брешет, что чайник этот стоит на плите и соловьём заливается, мать его.

Мужикова баба сразу зарадовалась:

– Я, – говорит, – о таком чуде, прям, всю жизнь мечтала. А то готовить жрачку на вас, оглоедов, так скучно, что и не рассказать.

Вот мужик назавтра к Нинке этой в заднюю дверь колотнулся, чайник взял и домой приволок. Собрались всей семьёй в кухне. Поставили обнову на плиту. Сидят, слушают. Слушали, слушали, а потом мужикова тёща и говорит:

– А ведь не поёт. Или это только я не слышу?

А мужикова баба сразу народ подзуживать стала:

– Эта стерва Нинка бракованный товар подсунула. Ей за такое башку отвинтить надо.

Тогда мужик схватил этот чайник с плиты и кричит:

– Разберёмся, что к чему! – кричит.

Ну, и пошли на разборку всей семьёй. Тесть мужиков по дороге где-то кол раздобыл:

– Ох, держите меня! – кричит, – Ох, зашибу ненароком!

Пришли. Сели. Мужик и говорит:

– Это что ж ты, соседушка, такое мне подсунула? Обещала, что предмет кричать будет, а он молчит, да и всё. За это и личность помять можно. И тесть тут же колом над головой крутит, слова всякие выговаривает про паразитов трудового народа.

– Не может такого быть, – говорит Нинка, – потому что не может. Давай испытаем. Если что – я деньги верну с удовольствием, потому что вы, темнота, настоящего комфорту недостойны.

Ладно. Испытывать, так испытывать. Поставили чайник на плиту. Ждут. Не поёт!

– Ну, что? Видишь теперь? – спрашивает мужик.

А Нинка, гадюка, потешается:

– Эх, темнота вы деревенская! Он же кричит только когда закипит. А так молча варится.

А баба мужикова и отвечает:

– А мне, к примеру, такой комфорт нужен, как соломина в заднице. Он и даром мне такой чайник не нужен, не то, чтобы за деньги. А тесть ихний всё колом крутит:

– Ох, православные! – кричит, – Не дайте согрешить! Не доводите.

Тут Нинка, конечно, не выдержала. Не перенесла оскорблений личности. Отдала деньги.

Мужик на эти деньги тут же принёс. И обмыли всей семьёй победу над коварным врагом, как положено.

Так и живут до сих пор со старым чайником. И ничего. Никто от этого не болеет.

– Ты кончай заливать, Никодимыч! – обиделся Василий. – Ты… это… блин… и того… обидно выходит. Ты клевету с напраслиной на людей-то не возводи. Это каждый может. Ты душевное что-нить, короче.

– Хорошо – согласился Никодимыч – будет тебе душевное, раз просишь.

Тут вот, лет несколько тому назад несчастный случай приключился. Да вы знаете этого мужика. Его весь посёлок знал. Иваном Петровичем звали. Помнит кто? Нет? Ну и не надо.

Так вот. Приключился с этим самым Иван Петровичем несчастный случай. Нежданно, так сказать, негаданно.

И вот что ещё надо сказать. Был у этого самого Иван Петровича талант. Даже не талант, а Дар Божий. Он плевать умел. Ты погоди, Колька, зубы скалить. Ты сам подумай своей дурной головой. Вот ты просто так плюёшь? Просто так. А Петрович этот в цель умел плевать. Целенаправленно, так сказать.

Ладно. Расскажу по порядку, раз ты не понимаешь.

Говорят, что ещё в роддоме, когда нормальные младенцы орать начинают, Петрович взял, да и плюнул. И так ловко, что попал акушерке прямо в глаз. Та Петровичевой мамаше прямо сказала, что мальчик еёный Божий Дар имеет. И что из этого дара ничего хорошего не выйдет. Прям как в воду глядела, зараза!

Но тогда на эти злобные слова никто и внимания не обратил. Только когда этот несчастный случай произошёл, все сразу вспомнили. Вспомнили, и ахнули. Ахнули, да поздно.

Так вот. Стал этот Петрович расти подрастать. И всё время талант свой развивал да холил. Тренировался, так сказать. Другие детки в игры играют или дерутся на радость родителям. А Петрович только сидит и поплёвывает. И всё норовит попасть, куда ни взглянет. Нарисует, бывало на листе бумаги муху, прилепит этот лист на стенку, сидит и плюёт.

К зрелому возрасту натренировался так, что и не поверите. На лету муху плевком сбивал.

Вот натренировался этот Петрович, окреп духом, так сказать, и начал со своего таланту пользу иметь. Начал ходить по пивным и спорить на кружку пива, что любую муху на лету плевком собьёт.

– Это нам – раз плюнуть, – говаривал.

И надо сказать, жил-поживал этот Петрович из – за своего таланту, как кошка в лукошке. Другие килятся, работу работают, то да сё. А он по пивным расхаживает и поплёвывает. Сыт, пьян и нос в табаке.