— Зачем мне их уничтожать? — спросил Мок. — Ты сам заметил, что я начинаю новую жизнь с новой личностью. Без них я был бы преступником, а так стану бы господином, буду счастлив, буду иметь все… Потворствую самым диким желаниям… Зачем мне уничтожать моих благодетелей и служить тебе, а потом снова оказаться за решеткой? Ты бы спас меня от тюрьмы? Ты когда-нибудь помогал мне? Я тебе чем-то обязан? У меня есть выбор: наслаждения или служение Мюльхаузу. Быть королем или твоим псом. Думаешь, что я ошибаюсь и выберу последнее?

— Сам себе ответь. — Мюльхауз сел по-турецки и дрожал от холода. — Спроси себя сам. Я хочу быть верным псом правосудия, потому что я считаю тебя таким, или бесформенной гнидой, чьей жизненной целью будет усиление своего блаженства?

— Ты такой моралист, сукин сын… — Мок встал, а лицо его набрякло от гнева. — Тогда скажи мне, двух женщин, которых убил руками твоего клеврета, ты выбрал намеренно или случайно? Ты проверил, есть ли у них дети, живы ли их родители, кто-нибудь будет по ним плакать? Тебе было все равно? Ты сказал себе: «блядь это блядь»? О чем ты думал, когда на месте преступления смотрел на опухшие десны и выбитые зубы?

— Они это заслужили, — жестко сказал Мюльхауз. — Я пошел к ним с моим сыном после его аттестата. Я выбрал их случайно. Из архива твоего децерната я взял первый попавшийся адрес. Я хотел, чтобы после окончания школы Якоб стал мужчиной. Чтобы закрепить экзамен на зрелость. Зубы вылечил с противоположных увлечений натур, которые у него я видел с детства. Когда я оставил его самого у этих шлюх, услышал взрывы смеха. Они смеялись над ним, понимаешь? Якоб выскочил из их убогого чердака, вырвался и убежал. Я подробно расспросил их, над чем они смеялись. Тогда они рассказали мне о своем первом контакте с Якобом. За несколько недель до этого двадцать гимназистов встретились с ними в какой-то мерзком отеле. Среди этих ребят был Якоб. Его покинули мужские силы. Уже тогда над ним смеялись. Ты знаешь, что такой смех может сделать с уязвимым юношей? Они заслужили кое-что похуже, чем вырвать зубы на живую! — Мюльхауз встал и начал махать руками, а его мертвое лицо стало багровым. — Понимаешь, ты, сукин сын, они сделали моего Якоба педерастом!

Мок отвернулся от Мюльхауза. Из кармана он достал носовой платок, хмыкнул и принялся чистить испачканные грязью носки своих ботинок. Вокруг него медленно вращалась фотопластинка. Подсвеченные кадры были нечеткие и размытые. Виллибальда Мока на них не было. Никого не было. Никто не мог служить ему советом.

— Ну что, идем, Мок? — спросил Мюльхауз. — Мы замерзнем на этой крыше? Я все тебе рассказал. Выбор за тобой. Ты с ними или со мной? С убийцами или с полицией?

Мок приблизился к Мюльхаузу. Он протянул руку и вытер грязный платок о лицо криминального советника.

— Ну что так смотришь, Мок? — Мюльхауз вытер лицо от песка и грязи. — Ты же меня не убьешь?

— Убью себя, Мюльхауз. Да, я убью себя, — сказал Мок и взял у Цупицы железный прут. — И собственноручно. Ты сам сказал, что я верный пес правосудия. Мое место не в тюрьме. Пес ни за что не хочет возвращаться в конуру. В конуре он не может вершить правосудие.