Бреслау, суббота 27 октября 1923 года, четыре часа утра
На небольшом кладбище на Ан-дер-Гаке ветер трепал кроны деревьев и сыпал сухими листьями на людей, стоявших вокруг разрытой могилы. Это не причиняло им большего вреда, потому что у всех на лице были птичьи маски. С их плеч стекали длинные до земли, черные клеенчатые накидки, по которым стучал гравий, подхваченный вихрем. В руках фигур покачивались керосиновые лампы, которые были единственными яркими точками в тяжелой темноте кладбища, если не считать нескольких угасающих лампочек на могилах.
Люди в масках подпрыгивали и топали, чтобы отогнать сильный холод, усиливаемый ветром. Это не беспокоило потного человека, который очередными взмахами лопаты выбрасывал со дна кучи влажного песка. Когда лопата застучала о деревянную крышку гроба, копатель прекратил работу, закурил папиросу и оперся о черенок. Один из людей в масках протянул ему плотницкий молоток. Мужчина внизу спокойно выкурил папиросу, потом высоко отбросил окурок и достал орудие. Его узкий, раздвоенный кончик вошел под крышку гроба и тут же послужил рычагом. Раздался тихий скрежет, и из края гроба вышли длинные гвозди. Крышка была сдвинута набок, и глазам собравшихся открылось раздувшееся, позеленевшее лицо с фиолетовыми трупными пятнами на ушах. Человек внизу надел перчатки и еще раз использовал молоток — на этот раз, чтобы раздвинуть рот и зубы трупа. Затем он подтянул верхнюю губу и обнажил покрытую бурыми пятнами десну. Стоявшие над могилой почти задержали лампы над телом. Они дали столько света, что все ясно увидели два сломанных зуба трупа — единицы.
— Этого слишком мало! — раздался голос одного из замаскированных. — Покажи, подходят ли зубы!
Эксгуматор снял руки с головы покойницы, вытер их о тряпку и полез в карман, откуда через секунду достал носовой платок, наполненный зубами. Он положил его на отодвинутую крышку гроба и склонился над расколотыми кусками кости. Тогда сдуло песок на гробу. Человек внизу поднял голову вверх и открыл рот от ужаса. Сырой плотный ком ударил его в голову. Он хотел что-то крикнуть, но земля попала ему в горло. Его затрясло от озноба, когда вдоль позвоночника, под рубашку, посыпались мокрые зерна. В слабом свете керосиновых ламп он видел, как над его головой бушует песчаный тайфун. Внезапно все стихло, и над ним снова висело тихое, звездное небо.
— Мы похороним тебя заживо, — шепот человека в маске выдавал его мощные голосовые возможности. — Мы знаем, что ты полицейский агент. Ты притворялся судьей. Но мы не позволим себя обмануть. Среди нас есть кто-то, кто занимает высокое, но это очень высокое положение в правосудии. Он просмотрел твое досье. Теперь у тебя есть последний шанс признаться. Если ты этого не сделаешь, будешь засыпан живьем без всякой пощады. Через несколько часов падальщики и черви покинут разложившееся тело этой шлюхи и начнут грызть твое свежее мясо. А ты не сможешь двигаться. Оставшийся кислород ты втянешь в легкие вместе с землей. Если признаешься, избежишь этого.
И снова над ним разразилась буря влажного песка. Он бросился вверх и начал выкарабкиваться на поверхность. Он вскочил на гроб и отпрыгнул от него. И тут он почувствовал, как что-то разрывает ему глазницу. Он не увидел, что это было, потому что глаза его были залиты кровью и засыпаны песком. Он видел только запотевшие стеклянные отверстия для глаз, острые клювы масок и руки, торчащие из-под клеенчатых накидок. Эти руки размахивали лопатами, которые были острыми и блестели на концах, как ножи.
— Признаешься, — раздался над ним голос, перекрикивая звяканье лопат, — тогда тебя помилуют. Не признаешься, будешь засыпан живьем.
— Да! — крикнул он снизу и вытер от крови щеку. — Я полицейский агент. Прошу о милосердии!
Наступила тишина. Мужчины вонзили лопаты в землю и оперлись на них. Сквозь стеклянные отверстия, на которые стекал их пот, они смотрели на человека внизу.
— Еще никогда полиция не была так близко к нам, — услышал полицейский агент, — и больше никогда не будет. А вот твое помилование.
О доски гроба что-то застучало. Человек внизу нагнулся и поднял жестяную коробку. Он ее прекрасно знал. Освежающие пастилки Неймана. Над собой услышал шум. Зазвенели лопаты, и яма стала заполняться землей. Человек снова отскочил от гроба и вонзил пальцы в глинистый холмик, насыпанный рядом с открытой могилой. И тут он почувствовал, как заостренный металл скрежетнул о кости его ладони. Он упал в яму, а из его перебитых пальцев хлынула кровь. Мизинец свисал на нитке кожи, другие были явно перерезаны и словно смещены.
— Умоляю, помилуйте! — крикнул он.
Посыпавшиеся сверху кучи песка издавали густой гул. Однако он был недостаточно силен, чтобы от него ускользнули последние слова, которые он услышал в этом мире.
— Там капсулы цианида. Чтобы тебе было приятно умирать, мы смешали их с твоими любимыми мятными пастилками. Думаю, тебе больше всего любишь те от Неймана, правда? Такие мы тебе купили. Оцени наше благородство! Вот твоя мизерикордия![39]